Волчья хватка - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 43

Увлеченный процессом варки, тот выслушал кое-как и отмахнулся.

Но когда уха оказалась на свеженакрытых столах, расположенных тут же, у огня на берегу, Каймак демонстративно отодвинул тарелку и, поманив егеря Агошкова, шепнул что-то на ухо. Тот припустил со всех ног в столовую и через некоторое время вернулся с банкой маринованной селедки и следом испуга на лице. Важный гость вдруг пристукнул вилкой, и банка, напоминавшая противотанковую мину, выпала из рук официанта.

– Но там больше никакой рыбы нет, – пролепетал Агошков. – Все обыскал...

– Где мой омуль? – Каймак вскочил, обращаясь почему-то к бандерше. – Я вас спрашиваю! Где рыба?!

Та от испуга ничего не могла сказать, однако мило улыбалась. А шеф «Горгоны» наконец опомнился и обернулся к Ражному.

– Где мой байкальский омуль с душком?!

Застолье, еще не успевшее хлебнуть и раздразненное запахами, бережно положило ложки на стол. Защитник прав человека оказался далеко не мягким, растерянным интеллигентом, как показалось вначале, но мог внезапно превращаться в зверя, пугая окружающих рычанием.

Закрепленный обслуживать главных гостей егерь Агошков язык проглотил, таращил испуганные глаза и делал Ражному какие-то знаки.

Тот лично не проверял продукты, присланные «Горгоной», машину разгружал Витюля, и потому ответить ничего не мог.

– Я лично отправлял! Кстати, вместе с сыром рокфор! – встрял начальник службы безопасности.

– Сейчас посмотрю сам. – Ражный вылез из-за стола. – Если отправляли, значит, в холодильнике.

Омуля ни в одном из холодильников не оказалось. Ражный выматерился, постоял на кухне и хотел было сразу же идти к гурману Витюле, однако выглянув на улицу, увидел, что Каймак все еще стоит и ждет.

– Вашей рыбы действительно нет, – сдерживая гнев, вымолвил он, в этот миг презирая себя. – Странно, но это так.

И только потом направился в гостиницу.

– Я голоден! Вам странно, а я голоден! – как-то слабо, подрубленно воскликнул Каймак. – И я не вижу здесь пищи, которую можно есть!

Хотелось обернуться и рявкнуть, мол, что же ты врешь, подлец! Стол завален такой едой, что глаза разбегаются!.. Не рявкнул, а усмехнулся и напустил на себя суровый начальнический вид, поскольку его догнал Агошков.

– Сергеич, кто это такие? Что за люди? Ну, я не могу! На хрен, что хочешь делай со мной – вертеться возле этого... этой суки не буду!

Хладнокровный егерь, бывший спецназовец, воевавший в Афгане (за что и был принят на работу), выглядел смущенным и возмущенным одновременно.

– Будешь, – отрезал Ражный. – Иначе твои ребятишки с голоду подохнут.

Агошков успел наплодить после службы четверых детей...

– Понимаешь, Сергеич!.. Он сначала денег дал, чаевые, сто баксов. И я взял, дурак!.. А он сначала прижимался ко мне, будто невзначай, потом щупать стал... И еще целоваться лезет!

– Я подумал, ты гнева его испугался... А ты ему просто понравился.

– Да мне на его гнев!.. Отпусти, Сергеич! Я с этими гнойными... Не доводи до греха!

– Ладно, скажи Карпенко, пусть подменит, – сдобрился Ражный и поднялся на крыльцо гостиницы.

Герой сидел в комнате, где на кровати, в эффектной позе лежала Миля с опаленными губками – кажется, у них текла мирная, задушевная беседа.

– Рыбу тоже ты сожрал? – с ходу зарычал Ражный.

Девица, как чуткий приемник, мгновенно уловила крайнюю степень гнева, вскочила и забилась в угол.

– Какую рыбу? – безвинно спросил Витюля.

– Байкальского омуля, с душком?!

– А это что, омуль был? – изумился тот.

Президент наладил его крюком снизу и сразу же уложил на пол. Девица взвизгнула, съежилась и стала маленькой – одни безумные от страха глаза светились из угла...

Герой хлестанулся затылком, но ориентации в пространстве не потерял.

– Каюсь, Сергеич, не удержался... Ну, люблю я все вонючее и гнилое! – на голубом глазу врал он, пытаясь встать. – Должно быть, в организме витаминов не хватает... Или бактерий.

– Лучше не вставай, лежи, – предупредил его Ражный. – Не доводи до греха...

И хлопнул дверью.

Застолья на берегу уже не было, гости стояли у воды, провожая глазами водный мотоцикл, уносящийся за речной поворот. Две подруги Каймака, оставшиеся на берегу, заламывали руки и выли, как над покойником. Красочная майка шефа «Горгоны» напоминала развевающийся английский штандарт.

Один из телохранителей запускал двигатель второго мотоцикла – что-то не ладилось...

«Понты» начались сразу же, едва Ражный приблизился к костру. Парни из «Горгоны» не могли простить его ловкости в стрельбе с завязанными глазами. Уехавший Каймак был лишь причиной для разборок. Правда, разборка предполагалась пока шутливой, с улыбочками, без злобы и без любви, а только для того, чтобы унизить хозяина, «опустить» его и себя показать, силой молодецкой померяться. Те, что походили на спортсменов, и те, что не избавились еще от ментовских привычек, в прямом смысле распустили пальцы и пошли буром на хозяина.

– Ты, козел! В натуре, за шефа ответишь! И за базар ответишь! Мы сейчас тебя сделаем! Пойдешь в реку омулей ловить!

Поджаров и телохранители не участвовали в представлении, один из них завел мотор и ринулся вдогонку за Каймаком, а финансовый директор стоял в сторонке и тоже улыбался, презрительно глядя на своих подчиненных.

Ражный опытным глазом сразу же выбрал начальника службы безопасности, судя по стойке и шипению, каратиста или кикбоксера – остальные были хоть и молоды, но сыроваты. Он прикрыл локтем рану на боку и встал расслабленно – боевая стойка, как порох в патроне, находилась сейчас внутри.

В последний миг пожалел, что отдых у богатой охранной фирмы не получился: на биотехнию хватило предоплаты, но после волчьего разбоя президенту клуба присудили возместить ущерб. И получался тришкин кафтан: не заплатить за порезанный скот – опишут базу. А если заплатить и не сделать подкормочные площадки, но главное, не закупить зерна и картофеля для зимней подкормки диких животных – Баруздин вынесет постановление об изъятии угодий.

Контракт с «Горгоной» был спасением ситуации, и ублажи ее – хватило бы на все.

Теперь у нее веская причина не платить. Так что вряд ли и финансист поможет...

Самым, пожалуй, серьезным из гостей был Поджаров, типичный дзюдоист в полусреднем весе, заподозривший в Ражном борца, однако он по-прежнему взирал на происходящее со стороны. В отсутствие Каймака финансовый директор был за старшего и вел себя чуть надменно, спокойно, тем самым подчеркивая положение и силу. Двух штангистов Ражный в расчет не брал, ожирели и спины подорваны, боксер слишком тяжел, неповоротлив, да и выпил хорошо. Потому сначала надо вырубить каратиста...

– Не трогайте! Не приближайтесь к нему! Стоять, сказал! – внезапно прокричал финансовый директор и лишь потом добавил: – Что же вы на хозяина? Не стыдно? Случилось недоразумение, и что? Когда вы оставите эти свои привычки?

Дисциплина и подчинение в охранной фирме были на высоте, после нравоучений кто-то схватил пьяного каратиста за набедренную повязку, удержал от глупости.

Поджаров, ступая осторожно, приблизился к Ражному, с интересом глянул в лицо.

– Вот теперь я вспомнил тебя... По стойке узнал. Но фамилию забыл... Что в спецназе служил, он знал, а фамилию забыл...

– Моя фамилия Ражный, – представился он спокойно и между тем сохраняя внутреннюю стойку: ожидал подвоха и прикрывал левый бок.

– Ражный, Ражный... Не помню. За кого боролся?

– За кого боролся – на того и напоролся, – проворчал тот и пошел к гостинице.

– Постой!.. Я откуда-то тебя знаю! Все знакомо!.. Давай поговорим?

Ражный не оглянулся, и Поджаров скоро отстал, затем вернулся к своим и, слышно, опять начал давать выволочку своим подчиненным.

А Ражный заглянул в номер, где сидели девица Миля и Витюля, с желанием немедленно изгнать Героя туда, откуда был взят на содержание – в пригородные электрички, однако никого там не застал. Ражный заглянул в столовую, на кухню и в зал трофеев, после чего вышел на крыльцо – капитанский мостик. Взгляд остановился на кочегарке: неужели этот идиот потащил филологиню к себе?..