Темный Ветер - Хиллерман Тони - Страница 13

– Об убитом ходит много толков, – продолжал Дэши. – Но нам сказали, что если мы приедем в Шипаулови и обратимся к тебе, то узнаем факты.

Ломатева слушал и курил сигарету. Потом стряхнул пепел на землю рядом со стулом и сказал:

– Что верно, то верно, одни только сплетни и остались. Никто больше ничего не уважает.

Не глядя, он пошарил за спиной, нащупал трость, прислоненную к дому, положил ее на колени и начал рассказывать, как на прошлой неделе ездил с мужем внучки в Флагстафф, навещал там другую внучку.

– Они ведут себя там как бахана, – говорил он. – Пьют пиво в доме. Валяются в постели по утрам. Как белые.

Крутя в пальцах трость, Ломатева рассказывал о новых веяниях, которые проникли в дом его родных в Флагстаффе, но глаза его внимательно изучали Джима Чи и Ковбоя Дэши. Изучали скептически. Знакомая игра, знакомые приемы. Чи наблюдал то же самое и раньше, общаясь со своим дедом по отцу и с другими стариками. Дело было вовсе не в том, что хопи толковал о тонких материях в присутствии навахо. Просто жизнь Ломатевы клонилась к закату, и от этого он испытывал легкую горечь и разочарование. Ломатева явно знал, кто такой Ковбой Дэши. Чи, со своей стороны, тоже хорошо знал помощника шерифа и сомневался, можно ли считать его правоверным хопи.

Тем временем Ломатева принялся жаловаться на совет племени хопи.

– Такого раньше никогда не было, – говорил он. – Предки завещали нам, чтобы деревни жили своей жизнью. Есть кикмонгси, есть общины, есть кива. И никаких советов племени. Это все выдумка бахана.

Чи выдержал почтительную паузу. Ковбой наклонился вперед, поднял руку и открыл было рот.

– Вот и мой дядя учил меня тому же, – опередил его Чи. – Он говорил, чтобы мы всегда уважали старые правила. Чтобы мы оставались верны им.

Ломатева посмотрел на него и скептически улыбнулся.

– Ты служишь полицейским у бахана, – сказал он. – Так-то ты слушал своего дядю?

– Я служу полицейским у своего народа, – возразил Чи. – И я учусь у своего дяди, чтобы стать «ятаалии». – Он заметил, что это слово языка навахо ничего не говорит Ломатеве. – Учусь стать певцом, врачевателем. Я знаю Песнь Благословенной Стези и Ночную Песнь, когда-нибудь выучу песни других обрядов.

Ломатева внимательно посмотрел на Чи, на Ковбоя Дэши, потом снова на Чи. Взял правой рукой трость и кончиком палки ткнул в пыль.

– Вот здесь еловая святыня. – Он поглядел на Ковбоя: – Ты знаешь это место?

– Ручей Кисиги, дедушка.

Ломатева кивнул. Начертил на песке извилистую линию.

– Мы спускались от ручья на рассвете, – сказал он. – Все было в порядке. Но через несколько часов мы увидели, что на тропе стоит сапог. Мальчик, который шел с нами, сказал – кто-то потерял его, но было ясно, что это не так. Если бы сапог просто свалился с ноги, то лежал бы на боку.

Ломатева посмотрел на Чи, ожидая подтверждения. Чи кивнул.

Ломатева пожал плечами:

– Дальше за сапогом лежало тело того навахо. – Он поджал губы и снова двинул плечами: рассказ окончен.

– В какой день это было, дедушка? – спросил Чи.

– Четвертый день перед Качиной Ниман.

– Этот навахо… – произнес Чи. – Когда нам привезли труп, от убитого мало что осталось. Но доктора говорят, это был мужчина лет тридцати. И весил он около семидесяти килограммов. Верно?

Ломатева подумал.

– Пожалуй, чуть постарше, – сказал он. – Года тридцать два.

– Тебе приходилось видеть его раньше?

– Все навахо… – начал Ломатева. Он остановился, коротко взглянул на Чи. – Не думаю.

– Дедушка, – вступил Ковбой, – когда вы отправляетесь за священным лапником, вы ведь идете туда и возвращаетесь одной и той же тропой. Так мне говорили. Могло это тело лежать в том кустарнике накануне, когда вы поднимались к ручью?

– Нет, – ответил Ломатева. – Его там не было. Колдун положил его ночью.

– Колдун? – спросил Ковбой Дэши. – Повака хопи или колдун навахо?

Ломатева посмотрел на Чи, нахмурив брови:

– Ты говоришь, вам привезли тело. И этот полицейский-навахо не заметил, как оно выглядело?

– Над телом, дедушка, не один день потрудились вороны, койоты и стервятники, – сказал Ковбой. – Единственное, что можно было сказать, – это труп мужчины и он долго лежал под палящим солнцем.

– Ясно, – сказал Ломатева. – Так вот, с его кистей была срезана кожа. – Он вытянул руки ладонями вверх, демонстрируя сказанное. – С пальцев, с ладоней, совсем. И с подошв тоже. – Заметив удивление на лице Ковбоя, он кивком указал на Чи. – Если этот навахо уважает старые обычаи своего народа, он поймет.

Чи прекрасно понял его.

– Так делает колдун, чтобы приготовить трупный порошок, – объяснил он Ковбою. – Его называют анти'л. Порошок готовят из кожи, на которой отпечатана душа человека. – Чи показал на свои пальцевые узоры и линии на ладонях. – Из кожи ладоней, пальцев, подошв и головки пениса.

Говоря это, Джим Чи сообразил, что теперь сможет ответить на один из вопросов капитана Ларго. Слухи о колдовстве на Черной месе – не просто обычная болтовня. Там и в самом деле не обошлось без колдовства.

11

К тому времени, как Чи вернулся в Тьюба-Сити, напечатал рапорт и положил его на стол капитана Ларго, шел уже десятый час вечера. И только когда Чи забрался в свой вагончик и опустился на край койки, он почувствовал, что смертельно устал. Чи зевнул, утер лицо рукавом, сгорбился, опершись локтями о колени, и стал восстанавливать в памяти события прошедшего дня, собираясь с силами, чтобы постелить постель. Завтра у него выходной, и послезавтра тоже. Он поедет в Два Серых Холма в горах Чуска, где живут его родные, – подальше от мира полиции, наркотиков и убийств. Нагреет камни, примет потную баню вместе с дядей, а потом займется песчаными картинами для Ночного Песнопения. Чи снова зевнул, наклонился, чтобы развязать шнурки, и поймал себя на том, что думает о руках неизвестного покойника, как их описал старый хопи. Окровавленные. С содранной кожей. В памяти Чи остались только кости, жилы и клочки мышц, которые не тронуло гниение и пощадили стервятники. Что-то из сказанного хопи продолжало его беспокоить. Он поразмыслил, не пришел ни к какому выводу, еще раз зевнул и разулся. Неизвестный умер за четыре дня до Качины Ниман, а в нынешнем году этот обряд совершали четырнадцатого июля. Дэши подтвердил это. Стало быть, тело бросили на тропе десятого июля. Чи лег на спину, протянул руку к столику и взял телефонную книгу Объединенной резервации навахо – хопи. В этой книге – тонкой, основательно помятой от частого пребывания в заднем кармане брюк Чи – были все номера телефонов на территории, превосходящей площадью штат Новая Англия. Фактория Горелой Воды значилась среди полутора десятков абонентов на Второй месе. Опершись на локоть, Чи набрал номер. После двух звонков трубку сняли.

– Алло.

– Джейк Вест?

– Да.

– Это Джим Чи. Как у тебя с памятью?

– Не жалуюсь.

– Ты не припомнишь – Мушкет выходил на работу одиннадцатого июля? То есть примерно за четыре дня до танцев Возвращения Домой на Второй месе.

– Одиннадцатого июля, – повторил Вест. – А в чем дело?

– Может быть, и ни в чем, – ответил Чи. – Просто пытаюсь разобраться с ограблением твоей лавки.

– Минутку. Так не помню, но у меня должно быть записано в платежной ведомости.

Чи подождал. Опять зевнул. Сказал себе, что это пустая трата времени. Расстегнул пояс, вылез из форменных брюк и сбросил их на пол около койки. Расстегнул рубашку. Тут Вест снова взял трубку:

– Одиннадцатое июля… Сейчас посмотрим. Он не выходил на работу ни десятого, ни одиннадцатого. Появился только двенадцатого.

Мысли Чи закрутились чуть живее.

– Ясно, – сказал он. – Спасибо.

– Тебе это что-нибудь говорит?

– Скорее всего, нет, – ответил Чи.

Говорит, сказал он себе, сняв рубашку и укрывшись одеялом. Говорит, что неизвестного мужчину мог убить Мушкет. Не обязательно он, но возможно. Чи продолжал вяло размышлять. Возможно, Мушкет – колдун. Возможно, именно из-за этого убийства Мушкет покинул факторию Горелой Воды. Однако Чи слишком устал, чтобы ломать голову над такой сложной задачей. Вместо этого он стал думать о Фрэнке Сэме Накаи – своем дяде по матери и самом уважаемом певце-врачевателе в пограничье между Нью-Мексико и Аризоной. Продолжая думать об этом великом шамане, об этом мудром и добром человеке, Джим Чи уснул.