Утоли моя печали - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 6

– А вы не спешите, – усмехнулся гость. – Возможно, и ехать никуда не придется. Вы же не собирались?

Спецпрокуратура существовала для того, чтобы контролировать деятельность подобных спецслужб, под какой бы неприкосновенной вывеской они ни находились. И этот генерал, явившись сюда, прекрасно знал, что первично, яйцо или курица, однако, судя по прошлому, до сей поры оставался неуязвимым и бесконтрольным.

– У меня несколько минут, – жестко сказал Бурцев. – Говорите.

– Сегодня вы получили предложение войти в состав Конституционного суда, блеснул своей информированностью Скворчевский. – А с завтрашнего утра намеревались оформлять документы… Что же произошло? Почему уезжаете?

– А почему вас это интересует, генерал?

– Можно лишиться места.

– Благодарю за заботу, но вам-то какое дело? Нет, ему было дело! Причем давнее, старое, поскольку в этот момент Сергей вспомнил город Зубцовск, где зимой восемьдесят седьмого эксгумировал захоронение на старом кладбище.

И явственно услышал пронзительный крик воронья, рассевшегося на старых липах…

– Сергей Александрович, давайте так, – вдруг по-свойски предложил генерал. – Вы сейчас расскажете мне, по чьему заданию, куда и с какой целью уезжаете. Только не говорите, что отправляетесь в Республику Коми для расследования дорожно-транспортного происшествия. Меня интересует истинная цель командировки в Страну Дураков. Кажется, так называют себя жители поселка Усть-Маега? Поверьте, это не простое любопытство.

Хороша конфиденциальность, если еще не успел за порог дома выйти, а вороны уже кружат над головой… Бурцев мысленно перебрал людей, посвященных в истинные цели командировки, и остановился на секретаре Фемиды. Он был абсолютно уверен, что утечка произошла через него. Запомнились глаза и рука, подающая ему пакет со специальным поручением: от них исходило зеленоватое свечение, тогда не замеченное и отчетливо видимое сейчас, в памяти.

Эх, сообщить бы Наденьке, какую змею она пригрела в своей приемной!

– Понимаю, что не простое, – согласился Бурцев. – Итак, если я рассказываю, то за мной сохраняется место в Конституционном суде. Я правильно понимаю?

– Совершенно верно. И не только рассказываете, а отправляетесь в командировку и работаете под нашим контролем. Под полным контролем. Вашему руководству об этом ничего не будет известно, абсолютная гарантия.

– Весьма любопытно. Спецпрокуратура под контролем спецслужбы?

– Вам это не нравится? Ну да, привыкли надзирать, как архангелы с неба. А тут за вами надзирают… Прошу учесть, место вы получили благодаря нашей службе. Все было для вас внезапно, не так ли?

– Да, ошеломляющее предложение, – признался Бурцев. – А если я ничего не рассказываю и еду в… Страну Дураков без вашего контроля, то лишаюсь места и… времени?

– О времени пока речи нет, но места – определенно, – уточнил Скворчевский. – Как говорят, Бог дал, Бог и взял… И помните, каждый ваш шаг в любом случае будет фиксироваться нашими людьми, а они умеют работать. Вероятно, вы в этом убедились?

– Пока не имел возможности, – осторожно соврал Бурцев и встал, будто бы в раздумьях прогулялся по коридору, а сам тем временем закрыл глаза и вызвал зрительный образ собеседника.

От него тоже исходило зеленоватое свечение, только усиленное во много раз и напоминающее зеленый кошачий глаз…

ГЛАВА ВТОРАЯ.

УДАР ВОЗМЕЗДИЯ (1990)

1

Охрана заметила его в самом начале встречи и уже больше не теряла из виду, передавая друг другу взглядами, как из рук в руки. Ему было лет пятьдесят, небритое сухощавое лицо, крупные морщины на ввалившихся щеках, слегка вздутый от напряжения нос и воспаленные, почти немигающие глаза. Одежда тоже не вызывала доверия: изношенный, грязный пиджак, нечистая белая рубашка и галстук – все давно не снималось и прикипело к телу. На лацкане несколько раз промелькнул какой-то крупный значок – верный признак человека не совсем здорового. Это был самый опасный тип – бывший интеллигент, психически неполноценный человек, от которого можно ожидать всего, чего угодно. Но пока еще он оставался только под пристальным вниманием непосредственных телохранителей; наружное наблюдение, рассеянное в толпе, и сотрудники милиции в ее периферии не замечали опасности и потому продолжали впустую стричь глазами неподвижные головы и лица людей.

А сама толпа, специально подобранная для уличной встречи и проинструктированная, держалась в настороженно-веселом состоянии, внимательно слушала, подавала заученные реплики, смеялась и возмущалась, где положено, и не махала опущенными вдоль тела руками, как если бы стояла перед молчащей, но злобной собакой.

Президент говорил что-то о мужестве и мудром долготерпении народа, кажется, обещал изгнать из партии неверных, построить то ли социализм, то ли капитализм, но с человеческим лицом и наказать вороватых чиновников.

Когда подозрительный человек двинулся вперед, телохранитель, изображавший телеоператора, передал по радиосвязи наружной службе, а те, в свою очередь, сориентировали милицию. Его можно было бы взять сразу и почти незаметно удалить из толпы, однако вокруг торчало около десятка настоящих операторов с видеокамерами, в том числе много иностранных – случайная встреча президента с жителями города носила рекламный характер: в партии появились матерые раскольники, обещавшие сжечь себя на кострах революции. После короткого радиообмена начальник охраны приказал пока только отслеживать бывшего интеллигента и брать в момент нарушения инструкций и регламента.

Человек между тем пробился в первые ряды и внезапно смутил тем, что стал подобострастно улыбаться и яростно хлопать в ладоши, когда подали команду. Телохранитель с камерой обшарил через объектив его фигуру с ног до головы и ничего вроде бы у него не оттопыривалось, не отдувалось, и не было ни зонта, ни сумки, где можно спрятать оружие. Даже авторучки в визитном кармане нет, один значок «Общества защиты животных». И все-таки начальник охраны приказал одному из сотрудников службы безопасности приблизиться к нему и находиться рядом, чтобы в случае чего блокировать всякие действия.

В течение трех минут наблюдения бывший интеллигент не проявлял агрессии, скорее наоборот, выглядел как ярый, хоть и обносившийся вконец поклонник президента. Дело в том, что общество в России уже поделилось на два лагеря, и в другом, поменьше, изо всех сил двигали в президенты другого, сейчас гонимого, и потому среди его соратников было много одержимых, блаженных, нервных, а то и просто больных людей. Этот, кажется, внушал доверие, и охрана чуть успокоилась, тем более встреча подходила к концу. И когда наружка в толпе разразилась очередными аплодисментами, увлекая за собой простых горожан, бывший интеллигент, проявляя прыть гимнаста, внезапно заскочил на плечи сотруднику службы, возвысился над толпой и закричал, выбрасывая руку в сторону президента:

– Ты лжешь, негодный! Ты обманщик и подлец! И за это небо лишило тебя воли и разума!

Толпа замерла от неожиданности с разинутыми ртами: то ли все идет по сценарию и этот выступающий записан, то ли сейчас на глазах творится невероятная дерзость!

А бывший интеллигент только набирал обороты.

– Грядет эпоха Водолея! Ты опоздал! Опоздал всего на семнадцать минут! И потому Господь лишил тебя инстинкта! Самого прекрасного и спасительного инстинкта – возвращения на старое место!

Рослый, плечистый сотрудник стоял под ним, будто строевой конь под хорошим наездником, и перебирал ногами, не в силах сбросить седока либо предпринять иное решительное действие. Не сказать, что и охрана была шокирована, но отчего-то наступила странная пауза, сходная по напряженности с ожидаемым выстрелом. Двигаясь по уставу, тренированные молодцы перекрыли своими телами президента, в руках уже были тяжелые пистолеты-пулеметы, однако далее ничего не происходило, если не считать электрического разряда ужаса, пробежавшего по лицам толпы. Этот яркий сполох скользнул по глазам людей и застыл в глазах президента, голова которого осталась открытой и торчала над головами охранников.