Утоли моя печали - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 20

Елизаров появился в Зубцовске несколько месяцев назад и по рекомендательному письму владыки был принят на работу старостой, но без платы за труд, поскольку это являлось монастырским послушанием: будто бы он готовился к пострижению, но по причине упадка монастырей и невероятной тесноты в них был отправлен проходить подготовительный срок при церкви, где есть черный, монашествующий священник. Настоятель храма был доволен его работой, и за время пребывания в послушании ничего предосудительного за ним не замечалось, поэтому никто из священников и мысли не допускал подозревать его в гробокопательстве. Считали, что вышло какое-то недоразумение и что нужно непременно восстановить справедливость.

Закончив с эксгумацией, Бурцев направил запрос собственной жене, чтобы прислала эксперта, и отправился в тюремную больницу. Сначала Елизаров показался ему невменяемым – тяжелый, мутный, неуправляемый взгляд, заторможенная реакция, бегущая с губ слюна, но Сергей сразу же интуитивно определил, что этот человек не смог бы раскопать могилу, тем более отрезать голову. Он не походил на расчетливого хирурга, как, впрочем, и на сатаниста – такую версию выдвинула генеральная прокуратура. Слишком слаб был, если бежал с места преступления от испуганного крика отца Владимира: настоящий гробокопатель и служитель дьявола с удовольствием отправил бы в могилу и священника, как сделал это сатанист в Оптиной пустыни. Командировка в Зубцовск выпала Бурцеву только потому, что он в настоящее время считался специалистом по ритуальным убийствам, работая сначала по убийству священника Меня, затем – четырех монахов пустыни в пасхальную ночь.

Елизаров никак не мог понять, кто перед ним, и потому, забившись в угол, смотрел куда-то мимо, часто крестился и отмахивался как от чумы.

– Уйди от меня! Уйди! Ничего не скажу. Знаю вас, влезете в душу, а потом пойдет писать губерния.

Похоже, местные оперативники перестарались, подсаживая к нему агентов-камерников, теперь он никому не верил и никого не подпускал. И когда наконец Сергей объяснил, что он не враг ему и не подсадной, а официальное лицо, представитель Генпрокуратуры, и что приехал из Москвы специально разобраться с раскопкой неизвестной могилы на старом кладбище, староста вроде бы обрадовался, прочитал удостоверение, утер слюнявый рот. Взгляд стал осмысленным, хотя по-прежнему страстным.

– Помилуй, Господи! Не наша это могила! Чужая!

– Разве так бывает – на кладбище чужая могила? Он опустил глаза, и плечи обвисли.

– Нынче всякое бывает, время такое…

– Потому и раскопал, что чужая? – спросил Бурцев, отыскивая в кармане кнопку включения диктофона.

– Я не раскапывал! Бог свидетель!

– Что же ты делал? Отец Владимир утверждает обратное.

– Нет-нет, он не разглядел в темноте! Я закапывал. Наоборот, закапывал!

– Кто же ее раскопал?

– Не знаю! Вот крест!.. Был девятый день после похорон, я пошел помянуть покойного, помолиться… Смотрю, а она раскопана и гроб стоит!

– Что же ты не сказал настоятелю? Не позвал людей?

– Испугался…

– Неужели покойников не видел, гробов? Не девица же – взрослый и зрелый мужчина, тем более староста прихода и готовишься в монахи…

– Я покойников не боюсь. Испугался, что узнают…

– О чем?

Елизаров сел на постели, обхватил голову руками.

– Есть грех… Которого всю жизнь стану бояться… Не замолить до конца дней.

– Что же ты такого сделал? – миролюбиво спросил Бурцев.

– Корыстолюбие… Как на духу! Деньги с людей взял, не в церковную кассу пошли – себе в карман. Тысяча долларов… Не удержался! Я про такие деньги и думать не мог… Вот они теперь и жгут мою душу!

– Деньги-то за место на кладбище?

– Бес меня попутал, кругом же нынче мздоимство, куда ни глянь.

– Кто же тебе заплатил?

– Не знаю… Поздно вечером люди приехали, я выручку считал, деньги в руках держал. А что там выручка – свечки продавали, гроши старушечьи. Ну, что их считать, зачем?.. Бросить бы так, без счета. Нет, настоятель наш говорит, до последней копеечки… Только душу смущать. Вот меня дьявол и вверг в искушение. Они говорят, издалека покойного привезли, долго ехали. Мол, покойный-то завещал на этом кладбище схоронить, а места не дают городские власти. Так если ты православный, позволь нам исполнить последнюю волю умершего – святой был человек. Я им говорю, запрещено тут хоронить, а один деньги достал и мне так вот… в руку вложил. Я еще не соглашался, могилу-то копать некому, да и ночью нельзя хоронить, православные же… Этот мне еще пачку денег положил. Сказал, сами ямку выкопаем, сами похороним и могилку снегом присыплем, все следы заметем, никто и не заметит. Только ты помалкивай, весной все травой зарастет…

Он не врал, не придумывал – слишком велико было раскаяние, и умалишенным не прикидывался…

– А сказали, кого привезли хоронить? Елизаров вскинул больные слезливые глаза.

– Да ведь когда столько дали – повернется ли язык? Прости Господи!.. Они и правда сами могилку выкопали. Шесть человек было на двух легковых машинах, а земля нынче сухая, так почти и не замерзла… Инструмент свой был, и даже памятник этот привезли в прицепе. Гроб не открывали, так я ничего и не видел, кто там… Но документы о смерти показали, чтоб я не подумал чего. И фамилия там была та, что на камне написана… И так хорошо следы присыпали, не подумаешь. Говорят, если ты весной поправишь могилку, дерном обложишь, так еще денег получишь. А я уж вроде бы каяться начал, но кого-ток увяз…

– Похоронили и уехали?

– Сразу же… Машина забуксовала в снегу, так я еще вытолкнуть помог.

– Кто же снова раскопал?

Староста вскочил, пробежал по палате, стуча босыми пятками иссиня-красных, покрытых волдырями обмороженных ног, в отчаянии замычал, словно от зубной боли:

– Ей-Богу, не знаю! Но только не я!.. Накануне ни следочка, а на девятый день выхожу – следы, и прямо к этой могиле идут. Я так и обмер! Думаю, отцы наши заметили. Нет, подкрался – раскопано и гроб видать. Я сбегал за лопатой, думал, успею зарыть, пока служба идет…

– Гроб не открывал?

– Да упаси Бог!.. Закидать хотел… А тут батюшка наш закричал.

Бурцев выключил диктофон, пошел было к порогу, остановился, отер лицо, вспоминая, что еще хотел спросить…

– Деньги? Куда ты спрятал деньги? Доллары? Староста сел на пол возле стены и неожиданно улыбнулся:

– Съел. Я деньги съел. Мне голос был, когда молился. Подавись деньгами! Съешь и подавись.. А я съел и не подавился. Только мутит теперь…

2

Старосту временно оставили под присмотром охраны и врачей, хотя его можно было выпускать на все четыре стороны. Жена-начальница расстаралась – и через сутки приехал квалифицированный судмедэксперт, досконально обследовал останки, сделал необходимые анализы и ничего вразумительного не сообщил. Точнее, не нашел ничего такого, что бы подсказало, кто этот старичок, откуда его привезли и почему после смерти лишили головы. Определил примерный возраст – 85 – 90 лет, рост при жизни – 174 сантиметра, некоторые болезни, которыми страдал покойный, в общем-то обычные для таких лет, а за неимением головы установить причину смерти оказалось невозможно. Однако это сейчас было не важно. Судя по мощеобразным останкам, старец этот скорее всего умер от старости, и люди, что привезли его и похоронили здесь, к отсекновению головы не имели никакого отношения. Да, любопытно все, есть полное ощущение, что покойного спрятали на этом кладбище, а гробокопатель вскрыл могилу на девятый день. Местная уголовка и оперативники из спецслужб проработали десяток версий, проверили большое количество автомобилей, всех умерших в области приблизительно в это время и подходящего возраста, и все впустую. Широкий захват поискового невода тут не годился. Подобные странные преступления обычно раскрывались в кабинетах или случайно.

Единственное, чем помог судмедэксперт, так это не колеблясь заявил: голова отчленена от тела по всем правилам ритуала, принятого в древности у некоторых народов, а ныне – в сатанистских сектах Это уже была серьезная заявка, если учесть, что могилу не ограбили и оставили автограф, начертанный на молитве-грамотке.