Рисунки На Крови - Брайт Поппи - Страница 96

Зах прислонился к нему, его голова тяжело легла на плечо Тревору.

— Мне нужно отсюда выбраться, — прошептал он.

— О'кей. Куда поедем?

— Не знаю. — Зах неуверенно коснулся правой руки Тревора, которую тот теперь баюкал на коленях, стараясь не шевелить ею. — Выглядит неважно. Нужно вправить кости. И, кажется, у меня сотрясение мозга.

— О… Зах…

— Это сделал не ты. Это сделал мой папа.

— Твой папа?

— Ага. Слушай, нам надо поговорить, но прямо сейчас я не в силах. Похоже на то, что я вот-вот вырублюсь. Нам нужно в больницу.

— Ближайшая в двадцати милях отсюда. Ты можешь позвонить Кинси по мобильнику?

— Его домашний телефон отключен. Я слышал, как он это говорил вчера вечером. — Зах затих. Глаза его теперь были полузакрыты, дыхание — быстрым и поверхностным. Кожа на ощупь была холодной и слегка влажной.

— Ты можешь вести?

Зах покачал головой.

— Но у твоей машины рычаг передач.

— Знаю. Я буду переключать за тебя, если не вырублюсь. А если вырублюсь, тебе будет чертовски больно, и мне заранее очень жаль. Но я прямой линии даже не вижу. Я просто заведу нас в кювет.

— Идет.

Тревор попытался разжать кисть. Вверх по руке понеслись огромные молнии боли. Два средних пальца отказывались шевелиться, кожа на них вздулась до блеска, налилась кровью. Но всей руке она казалась тесной и неудобной, как плохо подогнанная перчатка. Костяшки пальцев были ободраны настолько, что ему показалось, он видит, как под красным месивом поблескивает белым кость, — впрочем, он не стал присматриваться слишком внимательно.

Этим я карандаш держать не смогу, подумал он. Но он слишком беспокоился за Заха, чтобы терзаться еще и этим.

Зах помог Тревору одеться, натянул на него кеды и как мог завязал шнурки. Тревор почувствовал, как подкладка дерет ему ступни, как пропитываются кровью стельки. Потом Зах оделся сам и помог собрать их пожитки. Тревор не взял ничего, кроме плейера, своих кассет и одежды, Если рука у него заживет, он когда-нибудь потом купит новые ручки и блокноты. Он даже подумать не мог о том, чтобы снова рисовать в старых.

После некоторого размышления Тревор поднес спичку к конверту с отчетами о вскрытии тел своей семьи и сжег его в раковине на кухне. Чувство было такое же, как когда он разбивал себе руку. И все же их место здесь.

Тревор помог Заху пройти через гостиную, наполовину нес его, в то время как Зах держал обе сумки. Воздух был вязким как сироп, лип к ногам Тревора, тянул его за ступни. Ты можешь остаться, шептал он. Здесь твое место на все века, здесь, в Птичьей стране.

Но Тревор отказывался слушать. Это лишь одно из миллиона возможных мест, и этого места он больше не хотел даже видеть. Зах висел на нем почти все то время, пока они выбирались из дома на веранду. Глубокое водянисто-синее небо подернулось розовым. Несколько звезд еще были видны, они казались огромными и яркими, их свечение было почти слишком интенсивным.

Весь мир молчал.

Мокрая трава гладила им колени, когда они пробирались к\ задам дома, где был припаркован “мустанг”. Тревор помог Заху сесть на пассажирское сиденье, потом скользнул за руль. Зах повозился с ремнем безопасности: Тревор и сам хотел бы надеть

: свой, но не верил, что сможет без чужой помощи закрепить его, и боялся просить Заха перегнуться через сиденье и помочь ему. Зах, казалось, был на грани обморока.

Левой рукой вставив ключ в замок зажигания, Тревор неловко повернул его. Взвыв, завелся мотор. Когда он нажал на сцепление, ногу обожгло болью. “Мустанг” покатился по двору, выехал на заросшую подъездную дорожку.

— Зах?

— …у…

— Переключи на вторую.

Повозившись с рычагом передач, Зах оттянул его вниз на вторую передачу. Машина набрала скорость. Теперь они почти уже проехали длинную подъездную дорогу, вот-вот свернут на Дорогу Скрипок. Тревор держал рулевое колесо левой рукой, положив сверху для верности правую. Он оглянулся в зеркальце заднего вида. Дом почти скрылся в саване сорняков и винограда. Он казался опустевшим. Тревор спросил себя, будет ли он и впрямь когда-нибудь пустым.

Он вывел машину на старую разбитую гравийную дорогу.

— О'кей, — сказал он, — переключи на третью.

Никакого ответа. Тревор глянул на Заха. Тот обмяк на сиденье, глаза его были закрыты, очки соскользнули к самому кончику носа, па мертвенно-бледном лице темными цветами цвели синяки.

— Зах! — позвал он. — ЗАХ!

— …м-м…

Тревор сбросил скорость, так что “мустанг” теперь едва полз, удостоверился, что Зах дышит, и снова прибавил газу километров до двадцати. Если он покатит на красный свет, то сможет дотянуть до дома Кинси на второй передаче. Это почитай что прикончит сцепление, но ему было плевать. Если что-нибудь случится с Захом сейчас, Тревор с тем же успехом может вернуться назад в

дом и забить за собой гвоздями дверь.

— Не спи, — сказал он Заху. — Я не хочу, чтобы ты уходил.

— М-м-м…

— Зах! Пой со мной! — Тревор пытался вспомнить песню, слова которой он бы знал. Единственной пришедшей ему в голову была та, которую его заставили выучить в интернате для мальчиков. Должно сойти. — Йиппи ки-йоо, — громко запел он. — Вперед, мои песики! Давай, Зах. Пожалуйста… Коль вы в печали — я ни при чем.

— Йиппи ки-йоо, — призрачным голосом запел Зах.

— Вперед, мои песики… давай же, громче…

— Уши торчком и по ветру носики…

— Впереди Вайоминг — ваш новый дом, — закончили они в унисон.

Тревор бросил взгляд на Заха. Глаза у того были открыты, а на лице появилось подобие улыбки.

— Тревор?

— Что?

— Певец из тебя паршивый.

— Спасибо.

— И, Трев?

— Что?

— Это распаршивая песня.

— И?

— И… хочешь переключу на третью передачу?

— Лучше на четвертую, — сказал Тревор и вдавил педали в пол.

23

Жуя черствый глазированный пончик, Фрэнк Нортон разглядывал невероятную личность, появившуюся в дверях его офиса. Мальчишке на вид было лет семнадцать-восемнадцать, его худое неуклюжее тело было словно сплошь сложено из палочек и острых углов. Довершала все легкая сутулость. Пряди грязных русых волос падали на лоб. За толстыми, как донышки бутылок из-под кока-колы, линзами очков подозрительно щурились глазки-бусины.