Змеиный маг - Уэйс Маргарет - Страница 53

— И сколько там этих сартанов? — спросил ее муж

— Их не так много, тысяча или что-то около того. Они занимают один город в этом королевстве. Остальные земли пустуют.

Ингвар оживился.

— Тогда о чем нам беспокоиться? Там места на всех хватит.

— Я согласен с гномом. Мы сделаем Сурунан процветающим.

Эпло покачал головой.

— Если рассуждать логически, вы все говорите правильно. И сартаны должны бы были согласится с вашим переселением, но, боюсь, они не согласятся. Я кое-что знаю о них. По словам змеев, некогда ваши предки жили в этом королевстве вместе с сартанами. А потом сартаны приказали вашим предкам уйти оттуда. Они посадили ваши народы на корабли и отправили в Доброе море, нимало не беспокоясь, выживут они или умрут. Не похоже, чтобы сартаны обрадовались, увидев вас снова.

— Но как они могут прогнать нас, если нам больше некуда деваться? — изумился Элиасон.

— Я не говорю, что они обязательно вас прогонят, — сказал Эпло, пожимая плечами. — Я только говорю, что они могут это сделать. И вам надо подумать, что вы будете делать, если они откажутся принять вас. Потому-то вам необходимо собраться и что-нибудь решить.

Он выжидающе посмотрел на меншей.

Менши переглянулись.

— Я не хочу войны, — сказал король эльфв.

— Ну ты сказал! — фыркнул Ингвар. — Никто не хочет воевать, но если эти сартаны действительно окажутся такими безрассудными…

— Я не хочу войны, — неестественно спокойно повторил Элиасон.

Ингвар начал спорить. Думэйк попытался убедить эльфа

— Солнце не покинет нас еще многие циклы, — резко сказал Элиасон. — Я не могу думать об этом сейчас…

— Не можешь думать о благополучии твоего народа!

Заплаканная Грюндли протопала через него и встала перед эльфийским королем, едва доставая ему до пояса.

— Грюндли, нельзя так разговаривать со старшими, — сказала ее мать, но недостаточно громко для того, чтобы дочь услышала ее.

— Сабия была моей подругой, и я буду помнить ее и тосковать по ней до конца жизни. Но она собиралась пожертвовать жизнью ради спасения своего народа. И если ты, ее отец, перестанешь заботиться о нем, ты предашь ее память!

Элиасон стоял, глядя на гномиху, как на привидение из кошмарного сна.

Ингвар, король гномов, вздохнул и подергал бороду.

— Ноя дочь говорит правду, Элиасон, даже если делает это со всем изяществом и очарованием боевого топора. Мы разделяем твое горе, но мы также разделяем твою ответственность. Жизнь наших народов превыше всего. Этот человек, спасший наших детей, прав. Мы должны собраться и обсудить, что делать дальше, и как можно скорее!

— Я. согласен с Ингваром, — произнес Думэйк, — Давайте соберемся на Фондре через четырнадцать циклов. Вам хватит этого Бремени, чтобы окончить траур?

— Четырнадцать циклов!

Эпло хотел возразить, но резкий взгляд гнома заставил его промолчать. Позже он узнал, что траур у эльфов — во время которого ни один эльф, связанный с покойным узами крови или брака, не ведет никаких дел, — вообще длится месяцами, если не дольше.

— Ну что ж, ладно, — с глубоким вздохом согласился Элиасон. — Четырнадцать циклов. Я встречусь с вами на Фондре.

Эльфы отправились обратно. Люди и гномы вернулись на свои подлодки и приготовились отплыть по домам. Думэйк, подталкиваемый дочерью, подошел к Эпло.

— Простите нас, сударь, если мы показались вам неблагодарными. Наша благодарность утонула в слезах великой радости и ужасного горя. Вы окажете мне большую честь, если согласитесь быть нашим гостем.

— Я очень польщен предложением разделить с вами ваше жилище, вождь, — торжественно ответил Эпло, испытывая странное чувство — словно он снова оказался в Лабиринте и разговаривает с главой племени Оседлых.

Думэйк произнес подобающие слова благодарности и пригласил Эпло на свою подлодку.

— Как вы думаете, Элиасон явится на встречу? — спросил Эпло уже на борту судна, куда патрин поднялся, избегая малейшего соприкосновения с ведой.

— Да, он придет, — ответил Думэйк. — Для эльфа он довольно надежен.

— Когда эльфы последний раз воевали?

— Воевали? — вопрос показался Думэйку забавным, и он ослепительно улыбнулся. — Эльфы? — Он пожал плечами. — Никогда.

Эпло с неприязнью думал о времени, которое ему придется провести на Фондре, заранее сердясь на вынужденное бездействие. Тем большим было его удивление, когда через пару дней он обнаружил, что ему здесь нравится.

Из всех миров, в которых Эпло довелось побывать, Фондра больше всех напоминала его собственный. Хотя Эпло и в голову не могло прийти, что он будет когда-либо скучать по Лабиринту, жизнь в племени Думэйка вызвала у него воспоминания о тех немногих спокойных и приятных моментах в нелегкой жизни патрина, которые он провел в поселках Оседлых note 31.

Племя Думэйка было самым большим и самым сильным на Фондре, поэтому Думэйк считался вождем всех людей. По-видимому, в свое время из-за этого происходили некоторые стычки, но теперь его власть уже никем не оспаривалась, и большинство племен признавали его главенство.

Но, однако, власть не принадлежала Думэйку безраздельно. В обществе, где большинство людей благоговело перед магией и перед теми, кто умел ею пользоваться, большое влияние принадлежало ковену.

— В прежние дни, — объяснила Элэйк, — ковен и вожди часто не ладили между собой. Каждый считал, что его власть более законна. Отца моего отца убил колдун, который думал, что вождем должен быть он сам. Это вызвало кровопролитную войну. Погибло множество народу. Мой отец поклялся, что, если Единому будет угодно сделать его вождем, он помирит племена и ковен. Единый ниспослал ему победу над врагами, потом отец женился на моей матери — она была дочерью колдуньи, возглавлявшей ковен.

Мои родители поделили власть. Отец, решает все споры, касающиеся земли или другого имущества, издает законы и производит суд. Мама и ковен занимаются всем, что касается магии. С тех пор на Фондре мир.

Эпло обвел поселок взглядом: навесы, крытые тростником; женщины с детьми на коленях болтают и смеются; юноши точат оружие — собираются на охоту; на солнышке греются старики и вспоминают прошлые охоты. Мягко обволакивающий воздух был наполнен запахом жареного» мяса и воплями детей, затеявших собственную охоту.

— Жаль, что все это должно закончиться, — тихо сказала Элэйк. Ее глаза блестели.

Эпло поймал себя на том, что ему тоже жаль. Он попытался прогнать эти мысли, но ему все же пришлось признать, что здесь, среди этих людей, он впервые за очень долгое время смог расслабиться.

«Это все последствия страха, — решил он. — Страха перед змеями и еще большего страха перед потерей магии.

Должно быть, я ослаб больше, чем думал. Я использую это время, чтобы восстановить силы. Они понадобятся мне, когда я встану лицом к лицу с нашими извечными врагами. Когда мы выступим на войну с сартанами.

Все равно я не могу ускорить ход событий, — сказал он себе. — Это может оскорбить меншей. А они нужны мне, нужна хотя бы их численность, если уж не воинское искусство».

Эпло много думал о предстоящем сражении. Эльфы никуда не годятся. Он должен найти дело, которое будет им по силам. Люди — опытные и умелые воины, в которых нетрудно разбудить жажду крови. Гномы, насколько Эпло понял из разговоров с Грюндли, основательны и упрямы. Их нелегко рассердить, но тут вряд ли будут какие-то трудности. Эпло подумал, что сартаны, даже не желая того, превосходно раздразнят гномов

Эпло беспокоился только, как бы эти сартаны не оказались такими, как Альфред. Патрин, некоторое время подумал об этом, потом покачал головой. Нет, судя по тому, что ему было известно о Самахе из сохранившихся на Нексусе записей, Советник отличался от Альфреда так же, как светлый, полный жизни мир воздуха от темного, душного мира камня.

— Извини, я должна ненадолго покинуть тебя…

Элэйк что-то говорила ему, что-то насчет того, что ей нужно к матери. Она смотрела на Эпло с беспокойством — не обиделся ли он.