Волшебный кинжал - Уэйс Маргарет - Страница 74

— Это что же, мне торчать здесь одной? Заняться нечем, словом перекинуться не с кем, а ты будешь там развлекаться в свое удовольствие?

— Я иду в город не ради развлечений и удовольствий, — раздраженно ответил ей Вольфрам. — И потом, Огонь говорила мне, что драконы любят одиночество. Тебе бы радоваться, что остаешься одна.

— А я и радуюсь, — высокомерно бросила ему Ранесса. — Одной мне куда приятнее, чем с вами. Я лишь подумала: вдруг тебе понадобится помощь. Ты же обязательно насобираешь бед на свою голову.

Последнюю фразу Вольфрам пропустил мимо ушей.

— Есть лишь одна возможность.

Ранесса недоверчиво взглянула на него.

— Какая?

— Ты изменишь обличье и станешь похожей на нашу женщину.

— Ни за что! — с негодованием выкрикнула Ранесса.

— Тогда больше не будем и говорить об этом, — пожал плечами Вольфрам.

Слишком поздно Ранесса поняла, что попалась в его западню.

— А знаешь, полечу-ка я домой. Оставайтесь здесь и подчиняйтесь своим дурацким законам.

— Большое тебе спасибо за помощь, девонька, — мягким и вполне искренним тоном произнес Вольфрам. — Мы с Колостом очень тебе признательны. Сколько бы мы еще добирались сюда, если бы не ты! Я очень хотел бы сводить тебя в Сомель, но даже через дурацкие законы невозможно перепрыгнуть. Я вполне понимаю твое желание вернуться на Драконью Гору. Но мне все же хочется, чтобы ты осталась. Если ты останешься, — добавил Вольфрам, которого вдруг осенило, — я принесу тебе подарок.

Ранессой еще владела врожденная недоверчивость.

— Обычно в таких случаях ты клянешься своим Волком, — напомнила она.

— Клянусь Волком.

— Тогда можешь идти, — великодушно разрешила Ранесса. — Так и быть: дождусь тебя и твоего подарка. Только не очень задерживайся.

— Поверь мне, я и сам не намерен застревать в Сомеле, — ответил Вольфрам.

Вольфрам и Колост вошли в город через Ворота Дворфов и сразу оказались в сердце Сомеля. Вторые ворота были предназначены для чужестранцев. Они так и назывались — Чужестранные, и вели в отведенную чужестранцам часть города. Как ни уверял Колост Ранессу, что Вольфрам является «важной персоной» среди дворфов, настоящей важной персоной был он сам. Зная о привычной сдержанности и холодности Пеших, Вольфрам немало удивился, видя, как Колоста встречают улыбками и похлопыванием по спине, что у дворфов считается знаком уважения. Некоторые даже пожимали ему руку.

Такой прием удивил Вольфрама. С дворфами из кланов Пешие держались едва ли не столь же настороженно, как и с чужестранцами. Колост шел, окруженный толпой Пеших, среди которых хватало увечных. Похоже, в городе Пеших Колост был одним из них. Он знал их язык и обычаи. Он понимал и разделял их боль.

— А когда он скачет по равнинам, там он — настоящий клановый дворф, — негромко рассуждал сам с собой Вольфрам. Это открытие немало поразило его. — Колост знает особенности клановой жизни и понимает заботы клановых дворфов. Он способен беспрепятственно жить в двух мирах и нигде не быть в тягость. Теперь я понимаю его природу. Наверное, такой дворф и в самом деле завоюет весь Лерем.

Пока Вольфрам предавался размышлениям, жители Сомеля разглядывали его самого. Он был для них диковинным существом, почему-то решившим бросить родные земли и жить среди чужестранцев. Среди чужаков, как некоторые презрительно именовали выходцев из других рас. Правда, Вольфрам все же значился в переписной книге, хотя запись о нем чиновник нашел далеко не сразу. Его имя было записано вместе с именами родителей, которые к этому времени уже умерли. Ниже стояло имя Гильды. Вольфрам узнал приписку, сделанную собственной рукой напротив ее имени: «умерла».

Умерла.

Он отвернулся, чтобы не видеть переписной книги.

Теперь, когда нашлось свидетельство о нем, для Вольфрама был открыт весь Сомель.

Он тщательно изгонял из памяти все, что было связано с этим городом, но стереть оттуда расположение городских улиц не мог. И через двадцать лет Вольфрам помнил, как и куда идти. За это время город разросся и изменился, но старая часть Сомеля, врезанная в склон горы, сохраняла прежний облик.

Изначально Сомель строили люди с помощью своей магии Земли. То был дар давным-давно умершей ниморейской королевы за какую-то помощь, оказанную ей дворфами. Теперь уже никто не помнил, чем дворфы помогли темнокожей правительнице. Старый город с его домиками и лавчонками напоминал пчелиные соты. Но число Пеших непрерывно росло, и Сомель уже не помещался в прежних границах. Нынешний город занимал дно ущелья, карабкался по его склонам, тянулся по берегам реки и Сомельского озера.

Вольфрам родился и вырос в старой части Сомеля. Когда он увидел лица жителей, ему показалось, что он никуда не уезжал. Он шагал по знакомым улицам, встречая знакомые лица. Точнее, знакомым было выражение этих лиц: напряженное, мрачное, неулыбчивое. Да и с чего Пешим радоваться? Радость стремительно неслась на конях по равнинам, и городские дворфы даже не подозревали о ее существовании. Но почему же дети Пеших не пытались, подобно Колосту, вырваться отсюда на равнины? Впрочем и это объяснимо: сильно развитое чувство долга и семейного единства. Многие, очень многие безропотно принимали свою участь.

Вольфрам, как и Колост, взбунтовался против своей участи. Только в отличие от Колоста он повернулся спиной к соплеменникам. Он сравнил себя с Колостом, и ему стало стыдно.

Он брел по мощеным улицам, камни которых были отполированы башмаками многих поколений дворфов. Он то и дело поворачивал голову, отыскивая знакомые приметы. Вольфрам распахнул плотно закрытые ворота памяти, позволив воспоминаниям захлестнуть его. Он боялся, что воспоминания принесут ему горечь и мучения. Нет. Воспоминания согревали его, наполняя душу легкой грустью.

— Ты что-то сказал? — спросил Вольфрам, внезапно очнувшись.

— Я спросил, не согласишься ли ты разделить со мной кров, — сказал Колост.

Вольфрам покачал головой.

— Нет, спасибо. Я знаю, где мне нужно провести ночь. Это единственное, что я могу для них сделать.

Колост понял.

— Так ты пойдешь прямо туда?

— Да, — ответил Вольфрам. — И так много времени пропало напрасно.

— Вижу, ты не забыл дорогу, — сказал Колост, когда они свернули в неприметный переулок.

— Такое едва ли забудешь.

ГЛАВА 7

Как уже говорилось, Камень Владычества хранился в шатре, стоящем в старой части города. Большинство жилищ и лавок этой части Сомеля были просто вырублены в горном склоне, сообразно с его рельефом. Поэтому все они располагались на разной высоте.

Даннер установил шатер на обширной площади, служившей когда-то местом отдыха ниморейских строителей. Дворфам (не важно, клановые они или Пешие) подобное времяпрепровождение было чуждо. Площадь отличало полное отсутствие жилых и торговых построек вблизи нее. С трех сторон ее окружал горный склон, четвертая выходила в сторону озера.

Даннер надеялся, что в дальнейшем его соплеменники построят для Камня Владычества настоящий храм, но этого не случилось. И теперь, спустя более двухсот лет, на площади стоял все тот же шатер, раскинутый первым Владыкой дворфов. Вольфраму он показался еще более обветшалым. На стенах добавилось грубых кожаных заплат. «Удивительно, как он вообще не рухнул», — подумал дворф.

Ничего не изменилось в этом уголке Сомеля, если не считать того, что на площади собралась целая толпа дворфов. Это по-настоящему удивило Вольфрама. Прежде сюда редко кто забредал. Интересно, что могло заставить жителей Сомеля прийти сюда?

— Они пришли отдать долг скорби Детям Даннера, — объяснил Колост, отвечая на мысленный вопрос Вольфрама.

— А до живых Детей Даннера никому не было дела, — с горечью заметил Вольфрам.

— Многие дворфы поняли это только сейчас.

Вольфрам подошел к задним рядам толпы и остановился.

Дворфы стояли молча, отдавая убитым детям дань уважения. Вольфраму стало не по себе; он впервые видел, чтобы ветхий шатер был окружен со всех сторон народом.