Триумф Темного Меча - Уэйс Маргарет - Страница 37

Правда, те, кто служил с Джеймсом Боурисом с первых дней призыва, знали истинное происхождение его прозвища. Он заслужил его в классе, не в раздевалке.

— Джеймс Боурис, воображения у вас не больше, чем у пня! — язвительно заметил как-то инструктор.

Кличка прилипла к Боурису.

Это прозвище ничуть не обижало Джеймса Боуриса. Он носил его с гордостью, как и немалое количество своих медалей. Недостаток воображения он считал тем самым фактором, который помог его быстрому продвижению по службе. Майор Боурис был командиром, непреклонно следующим уставу. Корнями он уходил в твердую почву правил и постановлений, и эта мысль утешала тех, кем он командовал. Никто и никогда не спрашивал почему майор Боурис настаивает на том или другом решении. Если оно соответствовало правилам и инструкциям, то майор Боурис стоял на нем крепко, и ничто — даже легендарный танк — не могло сдвинуть его с места. Но если решение не соответствовало уставу...

Спорный вопрос. Джеймс Боурис еще никогда не сталкивался ни с чем таким, что уставу не соответствовало.

До сих пор.

В этом случае конкретное качество личности майора Боуриса — отсутствие воображения — было одной из главных причин, по которой его и выбрали в качестве командующего экспедиционным корпусом, направленным в Тимхаллан. Правительство имело описание этого странного мира, сделанное двумя людьми: один был известен широкому кругу завсегдатаев казино как Кудесник; другого, по имени Джорам, знали лишь определенные секретные правительственные органы. Чиновники сочли, что в Тимхаллане способен будет выжить лишь человек с железными нервами и холодной, жесткой логикой.

Теперь легко было понять, как они пришли к этому решению, и оно, несомненно, имело свои преимущества. Увы, решение оказалось катастрофически ошибочным. Хотя любой человек, покинувший безопасный, уютный мир Техники и отправленный в странный и пугающий мир магии, был бы потрясен до глубины души, но командир с воображением оказался бы достаточно гибким, чтобы адаптироваться к ошеломляющей ситуации. Майор Боурис, с другой стороны, чувствовал — впервые в жизни, — что его крепкий пенек просто снесло. И теперь он лежал, жалкий, вывернутыми корнями наружу.

— Не желаете узнать мое мнение, майор? — пробормотал капитан Коллинз. — Я бы посоветовал уносить отсюда ноги!

Капитан, человек сорока пяти лет, ветеран одного из наиболее суровых танковых сражений, которое когда-либо развертывалось на окраинных землях, взял дрожащей рукой сигарету, уронил ее, взял другую, случайно сломал ее пополам и наконец сунул коробку в карман.

Майор Боурис мрачно посмотрел на остальных своих командиров. Те с готовностью закивали, за исключением одного, который, ссутулившись, сидел в кресле и дрожал с головы до ног.

— Значит, советуете отступить... — прорычал Джеймс Боурис.

— Я предлагаю убраться отсюда, прежде чем всех нас перебьют или мы спятим, как... — Капитан Коллинз резко осекся, глянув на трясущегося капитана. Тот был совершенно не в себе.

Майор Боурис восседал за типовым металлическим столом, глядя на своих командиров, сидевших перед ним в типовых металлических складных креслах. Они находились в типовом полевом штабе — пластиковом куполе, последней геодезической разработке. Ряды других куполов — некоторые побольше (продовольственные, лечебные) и множество меньших, представлявших собой жилые помещения, — рассыпались на много миль вокруг. Купола можно было свернуть в считанные минуты, весь батальон мог взойти на борт и убраться из этого кошмарного мира за несколько часов.

Упираясь ладонями в металл стола, майор обретал в нем поддержку — в его прохладности, прочности... в чем? Боурису пришло на ум: в его металличности. Он не думал, что такое слово есть, но оно выражало его ощущения. Он может убраться отсюда и через три часа снова оказаться в мире металла...

Он стиснул руки на поверхности стола и обвел окружающее внимательным взглядом, учитывая все — от зеленой чайной чашки с ярко-оранжевой крышкой (вроде бы не приказывал принести чаю — чай был последним, что сейчас хотел бы залить в себя майор Боурис) до листов бумаги, сложенных аккуратной стопкой рядом с его типовым полевым компьютером. Нервно, не сознавая что делает, майор начал тихонько постукивать кулаком по металлу, переводя взгляд на маленькое окно из прозрачного пластика в стене купола.

Стояла ночь, темная, как гиперпространство, безлунная и беззвездная. Джеймс Боурис мрачно подумал, настоящая это ночь или одна из этих жутких магических ночей, которая накрыла его и его людей, как огромное душное покрывало. Он коротко глянул на часы, и они показали, что это все-таки настоящая ночь. Была как раз полночь. Они пробыли здесь всего сорок восемь часов.

Сорок восемь часов. Именно такой срок начальство отводило на то, чтобы усмирить население этого мира. Население, которое, согласно донесениям, жило где-то к югу отсюда в сущем средневековье. Сорок восемь часов — и майор Боурис пошлет сообщение, что ситуация под контролем, его силы оккупируют главные города, что можно начать мирные переговоры...

Сорок восемь часов. Половина его людей мертвы, больше половины танков уничтожены или выведены из строя окончательно. Из выживших солдат около трети в состоянии не лучшем, чем этот трясущийся капитан. Майор Боурис мысленно отметил, что этого человека надо передать медикам и заявить, что к командованию он непригоден.

Сорок восемь часов. Здесь, в горах, как он полагал, они были в относительной безопасности, но его не покидало странное чувство, что за ними постоянно следят незримые глаза.

Уставившись в окно, майор Боурис слушал разговоры своих командиров. Они перечисляли инциденты последних сорока восьми часов, в сотый раз описывая их напряженными, срывающимися голосами, словно хотели, чтобы кто-нибудь разубедил их в том, что они видели. Джеймс Боурис плыл по морю слов, и в голове его порой всплывали обрывки тех или иных правил и инструкций. Он пытался поймать их, ухватиться как за соломинку. Но они постоянно ускользали, и он беспомощно тонул...

И, потерявшись в этом темном пространстве, майор не заметил, как в палатку молча вошел еще один человек.

Остальные тоже этого не заметили. Наверное, потому, что этот человек не вошел через дверь, а просто материализовался в куполе. Высокий, широкоплечий красавец, он был одет в дорогой кашемировый костюм, вокруг шеи был повязан шелковый платок. Он казался слишком странно одетым для поля битвы и вел себя еще более странно. Он словно бы опирался на стойку бара, ожидая, пока освободится столик в дорогом ресторане. Он спокойно поправлял манжеты белой рубашки. На запястьях сверкнули дорогие запонки. Он как ни в чем не бывало смотрел на майора Джеймса Боуриса. Из нагрудного кармана торчала ламинированная идентификационная карта с его фотографией. Поперек ее красным было напечатано его имя — Менджу, и еще одно слово — советник.

Хотя человек ничего не сделал, чтобы привлечь к себе внимание, он точно так же не пытался и скрыться. Командиры сидели спиной к нему. Майор Боурис, погрузившись в собственные проблемы, все смотрел на стол. Новоприбывший с интересом слушал отчеты капитанов, порой прикасаясь кончиками пальцев к уголку карточки, — эти пальцы были удивительно длинными и тонкими. Поигрывая карточкой с единственным словом «советник», он улыбался, словно все это было невероятно забавным.

— Это было, когда мы атаковали ту каменную крепость, в которой, как нам сказали, оказались заперты беглецы, — с горькой иронией говорил капитан Коллинз. — Мой танк настиг одного из них — женщину, понимаете, женщину! — помрачнел капитан, — когда сквозь люк поползла эта зеленая жижа. Прежде чем они поняли, что случилось, эта... эта слизь проникла сквозь их кожу! Они начали светиться и через несколько секунд превратились в дрожащее зеленое желе!

— Парень обернулся волком у меня на глазах! — подхватил другой капитан. — Прыгнул на Ранкина, сбил его с ног и перервал ему глотку прежде, чем я успел глазом моргнуть! Господи, помоги мне! Никогда не забуду воплей Ранкина! Что я мог сделать? Да я бросился наутек! Бежал как черт! И все время чувствовал горячее дыхание на затылке. До сих пор чувствую...