Триумф Темного Меча - Уэйс Маргарет - Страница 3

— Какие же ты муки переносил! И ведь они это знали! Ты стоял тут, беспомощный, а они терзали твою плоть и ломали кости! Они ведь знали, что ты чувствуешь каждый удар, но им было наплевать! Да и с чего им о тебе заботиться? — горько усмехнулся он. — Они же не слышали твоих криков! — Помедлив, он коснулся клинка и непроизвольно сжал рукоять. — Похоже, затея их была бесплодной...

Вдруг он резко замолчал, ощутив, что меч шевельнулся. Наверное, показалось! Он чуть потянул клинок, словно пытаясь выдвинуть из каменных ножен. К его изумлению, меч легко вышел. Мужчина чуть не выронил его от неожиданности, но тут же стиснул сильнее и ощутил, как холодный камень нагревается от его прикосновения. У него на глазах камень обратился в металл.

Мужчина поднял Темный Меч к свету. Лучи угасающего солнца скользили по клинку, но его поверхность даже не блеснула. Металл поглощал солнечные лучи, но не отражал их. Мужчина долго не сводил глаз с клинка. Он слышал голос женщины, которая уходила вдаль по берегу, взывая к невидимым существам, но не смотрел на нее. Он давно знал, что она не осознает его присутствия и никогда далеко от него не уйдет. Его взгляд и мысли сосредоточились на мече.

— Я-то думал, что избавился от тебя, — обратился он к оружию, как к живому существу. — Точно так же я думал, что избавился от жизни. Я отдал тебя каталисту, который принял на себя мое наказание, затем ушел, и ушел с радостью, в смерть. — Он посмотрел на серый туман, наплывавший на белый песчаный берег. — Но там нет смерти...

Он замолчал и крепче стиснул рукоять меча, обратив внимание, что теперь, когда он стал старше и обрел полную мужскую силу, это оружие лучше лежало в его руке.

— А может, и есть, — потом сказал он, и его густые брови сошлись к переносице. Он снова посмотрел на меч, затем взглянул в незрячие глаза статуи. — Ты был прав, отец. Это злое оружие. Оно приносит боль и страдания всякому, кто к нему прикоснется. Даже я, его создатель, не понимаю до конца его силы. Уже из-за одного этого он опасен. Его надо уничтожить. — Он еще раз хмуро взглянул в сторону серого тумана. — Но теперь он снова в моих руках...

И словно в ответ на какой-то невысказанный вопрос из рук статуи упали на песок кожаные ножны. Мужчина наклонился поднять их, затем уставился на что-то теплое, попавшее ему на кожу.

Кровь.

В ужасе он поднял взгляд. Кровь сочилась из трещин на ладонях статуи, капала из глубоких выбоин на каменной плоти, бежала по сломанным пальцам.

— Будь они прокляты! — в ярости закричал мужчина.

Встав, он увидел, что из глаз статуи струятся настоящие слезы.

— Ты дал мне жизнь! — воскликнул мужчина. — Я не могу вернуть ее тебе, отец, но, по крайней мере, я могу дать тебе покой смерти. Клянусь Олмином, они не будут больше мучить тебя!

Мужчина поднял Темный Меч, и клинок засиял неестественным мертвенно-белым светом.

— Да упокоится с миром твоя душа, Сарьон! — воскликнул мужчина и со всей силой вонзил меч в каменную грудь статуи.

Темный Меч ощутил руку хозяина. Голубой свет побежал по клинку, потянув за собой вверх руки мужчины, жадно вытягивая магию из мира, давшего ему жизнь. Он вошел глубоко в камень, достигнув каменного сердца статуи.

Крик вырвался из неподвижных уст Дозорного — крик, который воспринимался скорее не ухом, а душой. По камню вокруг меча побежали угловатые разломы, раздавшийся треск заглушил полный боли крик каталиста. Рука отломилась от плеча, торс раскололся на куски и рухнул вниз. Голова упала на песок.

Мужчина вырвал меч из камня. От слез он ничего не видел, но слышал, как рушится каменное изваяние, и понимал, что человек, к которому он привязался, теперь действительно мертв.

Швырнув Темный Меч на песок, он закрыл лицо руками, пытаясь остановить слезы ярости и боли.

— Они заплатят за все, — глухим от сдавленных рыданий голосом проговорил он. — Клянусь Олмином, они заплатят...

Его плеча коснулась чья-то рука. Глубокий голос нерешительно проговорил:

— Сын мой? Джорам?

Вскинув голову, мужчина изумленно воззрился на говорившего.

Сарьон стоял среди обломков каменного тела. Протянув дрожащую руку, Джорам схватил каталиста за ладонь и ощутил теплую, живую плоть.

— Отец! — Голос его прервался, и он бросился в объятия Сарьона.

ГЛАВА ВТОРАЯ

...И В РУКЕ ЕГО

Некоторое время они стояли, держась за руки и вглядываясь в лица друг друга. Джорам хотел посмотреть на ладони каталиста, но тот быстро спрятал их в рукавах одеяния.

— Что с тобой случилось, сын мой? — Сарьон рассматривал суровое лицо, которое хотя и было ему знакомо, но чем-то смутно отличалось от прежнего. — Где же ты был? — Его озадаченный взгляд скользнул по глубоким складкам у рта, по тонким морщинкам вокруг глаз. — Похоже, я потерял счет времени. Я мог бы поклясться, что и года не прошло — только один раз зима холодила мою кровь. Но на твоем лице я вижу отметины многих лет.

Джорам открыл было рот, но ничего не сказал, остановленный звуком рыданий. Обернувшись, он увидел женщину, которая с несчастным видом опустилась на песок.

— Это кто? — спросил Сарьон, следом за Джорамом подходя к женщине.

Джорам посмотрел на друга и наставника.

— Помнишь, что ты рассказывал мне, отец? — хрипло спросил он. — О даре супруга? «Все, что ты можешь подарить ей, — сказал ты, — это только горе».

— Олмин благословенный! — горестно вздохнул Сарьон, только теперь узнав эти золотые волосы. Женщина, рыдая, сидела на песке.

Подойдя к ней, Джорам опустился рядом и обнял ее за плечи. Несмотря на мрачное выражение его лица, прикосновение было ласковым, и женщина приникла к Джораму, а он поднял ее на ноги. Она посмотрела прямо на каталиста, но в ее огромных блестящих глазах не мелькнуло узнавания.

— Гвендолин! — прошептал Сарьон.

— Теперь она моя жена, — ответил Джорам.

— Они здесь, — печально сказала Гвендолин, которая, похоже, не обращала внимания на Джорама. — Они вокруг меня, но не говорят со мной.

— О ком это она? — спросил Сарьон. Берег был пуст, они были одни. Только в отдалении виднелся еще один каменный Дозорный. — Кто вокруг нас?

— Мертвые, — ответил Джорам, прижимая женщину к груди и гладя ее по золотоволосой голове.

— Мертвые?

— Моя жена больше не разговаривает с живыми, — объяснил Джорам, и голос его был бесстрастен, словно он давно уже привык к этой боли. — Она разговаривает только с мертвыми. Если бы меня не было рядом, чтобы заботиться о ней, — мягко добавил он, поглаживая золотые волосы, — то она ушла бы к ним. Я единственная ниточка, что связывает ее с жизнью. Она следует за мной и вроде бы узнает, но никогда не обращается прямо ко мне и не называет по имени. За последние десять лет она только один раз говорила со мной.

— Десять лет! — Сарьон распахнул глаза, затем прищурился и внимательно посмотрел на Джорама. — Да, я мог бы и догадаться. Где бы ты ни был, один наш год тянулся для тебя целых десять лет...

— Я не знал, что так будет, — сказал Джорам, сдвинув брови. — Хотя следовало бы предвидеть... — Немного подумав, он добавил: — Здесь, в центре, время замедляет ход, а снаружи оно течет все быстрее и быстрее.

— Не понимаю, — сказал Сарьон.

— Конечно, — кивнул головой Джорам. — И другие тоже...

Не договорив, он с отсутствующим видом погладил Гвендолин по голове, а взгляд его карих глаз устремился куда-то в сторону Тимхаллана. Солнце зашло, оставив лишь быстро угасающий бледный отсвет на небесах. На берег опустились тени, скрыв стоящих там от взора Дозорных, чей отчаянный молчаливый вопль все равно никто не слышал.

Все молчали. Напряженно вглядываясь в даль, словно пытаясь что-то увидеть за песками, за лесами, за долинами, за горными кряжами, Джорам над чем-то раздумывал.

Сарьон молчал, опасаясь потревожить его. Хотя в голове священника теснились тысячи вопросов, один из них горел, словно раскаленный металл, и каталист понимал, что ответ на него прольет свет на все прочие. Все же он не осмеливался его задать, боясь, что не получит ответа.