Месть Бела - Арчер Джеффри - Страница 49

Лесная просека представляла собой узкую, заросшую тропу, которая вдобавок и петляла. Поэтому мы вправе были рассчитывать на то, что джаданы нескоро смогут увидеть спины беглецов и открыть для себя, что две из трех лошадей пусты. Порк намеревался, если получится, достигнуть, уведя за собой джаданов, какого-то там ручья, загнать лошадей в заросли и дальше уходить джунглями пешком. А встретиться мы должны были уже на землях шогуна Ямото в охотничьей хижине. Хижину ту, следуя указаниям Порка, вроде бы как обнаружить труда не составляло. Надо было лишь топать по большой дороге до скалы, что нависает над округой, взобраться на нее — ну уж не нам, сынам Киммерии, бояться скалолазания — сверху найти выгоревший лес, и сразу за ним стоит то пристанище охотников.

Ну вот, Симур... Пропустив погоню джаданов, дождавшись, пока крики и стук копыт затихнет вдали, мы с Апреей тронулись в путь. Если б джаданы почему-то там вернулись на прежнюю дорогу, мы услышали бы их издали и шмыгнули бы в лес, спрятались бы за камень, залегли бы в траве. Однако не только джаданов, но и никого другого мы так до самой скалы не услыхали и не повстречали.

Представь себе, Симур, но мне не пришлось уговаривать и подгонять лесную женщину — мол, потерпи, сожми зубы, после отдохнем. Она не просила привалов, не валилась на обочину со словами «все, больше не могу, делай со мной что хочешь, но с места я не сдвинусь». И это несмотря на разбитые в кровь ноги, на усталость и на голод. Она шла молча, со злостью и решимостью в глазах. Короче говоря, Апрея — это тебе не изнеженная горожанка, скажем, из тех, что сейчас танцуют на площади. Она — дитя леса, полу-женщина-полузверъ, хоть и выглядит хрупкой. И, клянусь Кромом, такие женщины мне больше по сердцу.

Уже начали сгущаться сумерки, когда мы достигли той самой скалы. Она оказалось не слишком высокой и со множеством уступов, так что я два счета взобрался на ее вершину. И сразу увидел черное пятно сгоревшего леса, за которым, если Парк ничего не напутал, стоит охотничья хижина.

Да, хижина стояла. На поляне, возле ручья, небольшим водопадом стекающего с каменистого холма. Мы устремились не к бамбуковой постройке, крытой пальмовыми листьями, а к водопаду. Пить и смывать дорожный пот, перемешанный с пылью...

— Между прочим, по поводу водопадов, — Симур пощелкивал ногтем по пустому кувшину, — и водоворотов. «Розовые льдинки», конечно, не растают, зато еще немного, и мы сами можем утонуть в водоворотах, чтоб не всплыть до утра. Посему, мой друг Конан-киммериец, предлагаю, пока не поздно, сменить заплеванный погребок с гнусным трактирщиком на «Льдинки», утопающие в ароматах розового масла и в счастливом женском смехе.

— Пошли, — только и сказал Конан.

Пошли. По дороге варвар успел рассказать своему собеседнику о том, как он, оставив Апрею у холодной, хрустально чистой воды, вошел в бамбуковую хижину.

Конана встретила охотничья простота жилища: сделанные из все тех же стеблей бамбука лежанка, стол и лавка, на лежанке навалена сухая трава, на столе лежит засохшая лепешка, к стене прислонены заостренные колья для охотничьих ям. Еще киммериец обнаружил в углу под горкой хвороста крошечный мешочек с солью. Именно тогда, когда Конан бросил соленую находку на стол, снаружи раздался испуганный крик лесной лучницы.

Конан вылетел на улицу, на ходу вырывая меч из ножен и отбрасывая ножны. Поляна, водопад, обнаженная и мокрая девичья фигурка. И три темные фигуры, выскальзывающие из леса на поляну. Одного из них Конан узнал сразу. Изидо. Как не узнать!

Некогда было думать, откуда они здесь взялись. Причиной ли тому предательство Порка, или из Порка вырвали признание пытками, или вмешалась какая-то случайность. Это уже было неважно.

Не удостоив женщину большего, чем беглый взгляд, джаданы устремились навстречу бывшему пленнику. А киммериец, подняв меч, бежал на них. Закат отбрасывал на арену неминуемой схватки зловещий кровавый отсвет...

— Поверь, Симур, за моими плечами столько битв и поединков, что подсчитать их не взялся бы ни один звездочет, — сказал Конан, купивший по дороге у уличного торговца кулек обсыпанных сахаром орешков и теперь забрасывал по орешку в рот. — И против троих выходить мне не впервой. Случалось противников и поболее. И не только человеческого рода. Когда доходит до боя, рука, ноги, да и все тело работает без подсказок, само по себе. Чаще всего, Симур, исход схватки решается всего за несколько ударов сердца. Это описание занимает не один глоток вина, а сам бой чаще всего заканчивается через несколько взмахов меча. Разумеется, случается и повозиться...

...Закат отбрасывал на арену неминуемой схватки зловещий кровавый отсвет. И воины сшиблись.

Конан — вернее, его тело, чутье, опыт воина — за один миг до столкновения оценив расстановку противников, их скорость, подготовленность их оружия, выбрали маневр. Варвар внезапно и резко, с ловкостью, которую врагу трудно ожидать от его бугрящегося мускулами тела, ушел вправо, ушел от лобовой сшибки с джаданом и одновременно с этим перебросил меч из руки в руку за спиной. Налетавший на Конана воин сумел задержать удар, чтобы не рубить пустоту, но не сумел остановиться и в разбеге напоролся на острие киммерийского клинка.

Конан продолжил движение вперед, всей своей мощью развернув оседающего джадана и вырвав окровавленный меч.

Два шага, один удар сердца и, оказавшись перед шогуном, киммериец направил острие меча в живот вождя колющим, копейным выпадом. Вернее, изобразил таковой удар. А шогун Изидо поверил и взмахнул своим тонким, чуть изогнутым мечом в попытке отбить оружие врага. И тогда Конан поднял над головой двуручник и опустил его на незащищенное плечо вождя джаданов.

Да, плечо было незащищено, и быть ему разрубленным, но второй воин-джадан, который опаздывал к киммерийцу, сделал то, что еще мог сделать: прыгнул и, не раздумывая, подставил себя под клинок, чтобы спасти своего повелителя. Вся силища, вложенная Конаном в рубящий удар, досталась ему. Варвар тут же отскочил назад, чтобы не угодить под атаку шогуна;

Конан и Изидо остались один на один. И они не спешили. Они переводили дух. Два сильных воина, искушенных в схватках. Изидо что-то выкрикнул, зло сощурив и без того узкие глаза.

— Конечно, одному из нас не увидеть завтрашнего рассвета, — ответил ему киммериец.

Конан не сомневался, что шогун отличный воин. И тот не замедлил доказать это. Его меч, словно привязанный, закружил вокруг кисти, превратившись в сверкающий диск.

Конан отступил на шаг. Неожиданно для себя отступил. Сказалось проклятье Бела, чтоб ему подавиться. Будь Конан тем, кем был, он сам бы пошел в атаку, наносил и наносил бы удары без передыху: сверху, сбоку, слева, справа. Заставил бы шогуна защищаться и пятиться. Джадан в два раза старше варвара и это бы в конце концов решило бы исход схватки.

Но сейчас происходило точь-в-точь обратное. Пятился Конан. Изидо наступал, обрушивая на киммерийца град ударов. Ему сподручно было действовать более легким клинком. А Конан под один удар подставлял меч, но на другой среагировать уже не успевал и просто делал широкий шаг назад.

Звон стали разносился над поляной и, подхваченный лесным эхом, уносился вдаль. Между тем Изидо не кричал, созывая своих отставших воинов, и сама по себе подмога не выбегала из леса. Выходит, их всего трое пришло в эти края?

Тогда, быть может, Порк ни при чем, джаданы просто разделились на два отряда и второй отряд наткнулся на следы его и девушки. Конану оставалось лишь строить догадки и отражать натиск шогуна Изидо.

Искоса Конан посматривал в сторону Апреи. Лесная лучница подняла одежду, прижала ее к груди, но почему-то не одевалась. Наверное, внезапное появление джаданов, когда, казалось, беда осталась позади, подкосило ее силы, лишило ее воли. Ей бы сейчас надо быстро одеться и бежать к лесу...