Назад в Лабиринт - Уэйс Маргарет - Страница 24

По крайней мере, так доложил Санг-дракс. И Мейрит сама должна была выяснить, правда ли это.

Она внимательно осмотрела пространство до горизонта. Все оно было завалено участками тела машины. Но машина больше не интересовала Мейрит. Она проверила, не заметил ли кто-нибудь прибытие ее корабля. Благодаря магической силе рун ее корабль не мог быть замечен тем, кто не искал его специально, что делало его практически невидимым. Но всегда оставалась вероятность, хотя и ничтожно малая, что кто-то из меншей, вглядывающихся именно в этот клочок суши, увидит ее корабль. Они не смогут повредить его, об этом позаботятся руны. Однако толпы меншей, мельтешащие вокруг ее корабля, стали бы существенной помехой, не говоря уж о том, что весть о корабле могла долететь до Эпло.

Но никакая армия гномов не выплеснулась на пустынный, омытый дождем берег. На горизонте собирались тучи — надвигалась новая буря. Уже большая часть машины терялась в зловещих грозовых тучах. Мейрит знала по дневникам Эпло, что в бурю гномы выйти не отважатся. Довольная тем, что она в безопасности, Мейрит переоделась в сартанские одежды, привезенные ею с Абарраха.

— И как только их женщины могут такое носить? — проворчала она.

Она впервые в жизни надела платьеnote 13 и нашла, что длинные юбки и лифы в обтяжку, сковывающие движения, нелепы и громоздки. Она неодобрительно осмотрела свой наряд. Сартанская ткань царапала ей кожу. И хотя она убеждала себя, что это ей только кажется, она вдруг почувствовала себя крайне неудобно в одежде врага. Да к тому же — мертвого врага. Мейрит решила снять платье.

Но тут же остановила себя. Она поступает глупо, непоследовательно. Ее Повелитель — ее супруг — был бы недоволен ею. Изучив свое отражение в стекле иллюминатора, Мейрит была вынуждена признать, что платье служит отличной маскировкой. Она выглядит точно так же, как одна из меншей, которых она видела на картинках в книгах своего Повелителя — своего супруга. Даже Эпло, случись ему увидеть ее, не узнал бы в ней Мейрит.

“Он меня и без того не узнал бы, — сказала она себе, расхаживая по кабине корабля, чтобы привыкнуть к длинным юбкам, которые сильно мешали ей при ходьбе, пока она не научилась семенить маленькими шажками. — Каждый из нас прошел слишком много ворот с того времени”.

Она сказала это со вздохом, и сам этот вздох насторожил ее. Остановившись, она решила проанализировать свои чувства, проверяя, не допустила ли какой-то слабости. Так, как проверяла бы свое оружие перед боем. То время. Время, когда они были вместе…

Тот день выдался длинным и тяжелым. Мейрит провела его в борьбе — не с чудовищами Лабиринта, но с частью самого Лабиринта. Казалось, сама земля охвачена теми же злыми чарами, что держали в своей власти мир-тюрьму, в который были брошены патрины. Цель Мейрит — следующие ворота — находилась по другую сторону скалистого горного кряжа. Она видела эти ворота с верхушки дерева, на котором провела ночь, но никак не могла достичь их.

На той стороне, где ей предстояло на него взбираться, кряж представлял собой гладкие, как лед, почти неприступные скалы.

Почти, но не совершенно неприступные. Ничто в Лабиринте никогда не было совершенно непреодолимым. Все в нем подавало надежду — надежду, которая дразнила и насмехалась. Еще один день — и ты достигнешь своей цели. Еще один бой — и ты будешь в безопасности. Борись. Взбирайся наверх. Беги дальше. Не останавливайся.

И этот кряж был таким же. Гладкий камень, но пронизанный тончайшими трещинками. По ним можно будет взобраться наверх, если удастся зацепиться за них голыми кровоточащими пальцами. И как раз когда она собиралась, подтянувшись, перевалиться через вершину, ее нога соскользнула — а, быть может, расселина, куда она поставила носок ботинка, нарочно закрылась и твердая поверхность под ее ногой вдруг превратилась в сыпучий гравий. А отчего соскользнули ее ладони — оттого, что вспотели, или же эта странная влага выделилась из самого камня?

И она покатилась вниз, бормоча проклятья и цепляясь, чтобы остановить падение, за чахлые кустики, которые впивались невидимыми колючками ей в руки или легко выдергивались с корнем, падая вместе с ней.

Она потратила целый день, пытаясь преодолеть кряж, бродя вдоль него, стремясь найти наиболее удобное место. Ее поиски оказались напрасными. Наступала ночь, а она была не ближе к своей цели, чем утром того же дня. Все ее тело ныло, ладони и голые ступни ног (она сняла ботинки, чтобы было легче карабкаться по скалам) были изрезаны камнями и кровоточили. Ее мучил голод, но ей нечего было есть, потому что весь день она потратила на бесплодные попытки взобраться на скалу и не охотилась.

У подножия кряжа протекал ручей. Мейрит опустила ноги и руки в прохладную воду, высматривая, не проплывет ли рыба, чтобы поймать ее на обед. Она увидела нескольких, но внезапно почувствовала, что даже на их поимку сил у нее больше нет. Она устала, устала гораздо сильнее, чем можно было ожидать. Она понимала, что это усталость отчаяния — усталость, которая в Лабиринте может обернуться смертью. Она означает, что тебе уже все равно. Означает, что ты забиваешься в укромный уголок, ложишься и умираешь. Болтая руками в воде и больше не чувствуя боли, не чувствуя теперь уже ничего, она подумала: “Зачем все эти попытки? Ради чего? Если я переберусь через кряж, все равно за ним окажется другой. Еще выше и неприступнее”.

Она безучастно смотрела, как кровь сочится из порезов на руках, как вливается она в чистую воду и, кружась, уносится течением вниз. В ее затуманенном сознании запечатлелось, как ее кровь переливается на поверхности воды, образуя след, ведущий к углублению в скалах. Подняв глаза, она разглядела пещеру. Это была совсем маленькая пещерка, примыкающая к берегу. Можно заползти в нее, и никто ее там не найдет. Заползти в темноту и заснуть. Спать столько, сколько захочется. И, может быть, больше не просыпаться. Мейрит вошла в воду, вброд перешла ручей. Достигнув другого берега, она прокралась к береговой отмели и стала медленно продвигаться под прикрытием растущих у самой воды деревьев. Пещеры в Лабиринте редко оставались незанятыми. Но по одному взгляду на покрывавшую ее тело татуировку можно было определить, что если в пещере и есть какое-то живое существо, то оно не слишком большое и не опасное. Судя по всему, она с ним легко справится, особенно если застанет его врасплох. Или, может быть, хоть раз в жизни ей повезет — пещера будет пуста.

Подойдя довольно близко к пещере, не видя и не слыша ничего подозрительного — руны на ее коже не указывали ни на малейшую опасность, — Мейрит выскочила из воды и быстро пробежала небольшое расстояние до входа. При этом нож она все-таки вытащила — единственная уступка возможной опасности, — но сделала это скорее инстинктивно, чем из боязни реального нападения. Мейрит уже убедила себя, что пещера пуста, что она принадлежит ей.

Поэтому она была крайне изумлена, обнаружив внутри удобно расположившегося мужчину.

В первый момент Мейрит его не заметила. Ее глаза слепили косые лучи заходящего солнца, отражающиеся от воды. Внутри было темно, к тому же мужчина сидел очень тихо. Но она поняла, что он там, ощутив его запах. В следующее мгновение она услышала его голос.

— Остановись-ка там, на свету, — проговорил он, и в его спокойном голосе не было и тени тревоги. Чего ему было тревожиться? Он ведь все время следил за ней, пока она приближалась. У него было время подготовиться. Она проклинала себя, а его — еще больше.

— Пропади ты пропадом! — Она ворвалась внутрь, ориентируясь на голос и, быстро моргая, пыталась разглядеть его. — Убирайся отсюда! Убирайся! Это моя пещера!

Она словно бы сама искала смерти от его руки и понимала это. Может быть, даже хотела этого. Он не зря приказал ей оставаться на свету. Лабиринт время от времени посылал против патринов их смертельно опасных двойников — их называли “жуткоброды”. Они были как две капли воды похожи на патринов во всем, кроме одного — магические знаки на их коже были изображены наоборот, как будто смотришь на свое отражение в озере.