Слово - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 88

Муханов связался с командиром дивизии и попросил отложить начало огневой подготовки еще на тридцать минут. Похоже, в замке шли какие-то сборы. Наблюдатели докладывали, что замечено движение на первом и втором этажах; что из гарнизона высылали разведку; что спускался к реке и вскоре вернулся обратно офицер…

Светало. Сейчас, в сумерках, стали видны следы ночной пальбы из замка. Много деревьев оказалось повалено, у других взрывами сорваны кроны, а тополя превращены в щепы пулеметными очередями. Муханов пробрался в окоп и приник к окулярам стереотрубы. Стены замка казались еще черными, в узких оконных проемах стояла тьма. Только из двух посверкивали вспышки пулеметного огня.

— Патроны жгут, — пояснил боец. — Остальных-то, видно, в сон сморило, а эти терпят… Ишь что делают, а? Вот собаки!

Пули взбили глину на бровке окопа, смачно влипли в стволы деревьев.

— Пристрелялись к окопам-то, — сказал боец. — Пацаны — пацаны, а, глядишь, и не додюжишь до конца войны… Вдарить бы надо, товарищ полковник! Рассветет, так они проснутся…

В окоп скатился комбат Глотов, отряхнул гимнастерку, вытер пот.

— Все готово, товарищ полковник, — доложил он, — танки пойдут с флангов. Артиллеристы первым залпом бьют решетку, поэтому роты отходят в глубину парка. И нам пора, товарищ полковник…

— Спокойно, комбат, — не отрываясь от стереотрубы, бросил Муханов. — Бить решетку не понадобится.

— Вы все еще надеетесь, товарищ полковник? — спросил Глотов. — Время вышло, этого перебежчика наверняка расстреляли… Жалко, конечно, старика, но сам виноват. Свои же ученики, поди, и расстреляли… Товарищ полковник, вы чуете, какая это страшная штука! Это что за ученики тогда? Что они за люди?.. Чуете?

— Чую, — сказал Муханов. — Фашизм…

— Да, — отозвался комбат. — Во дела! Где же их, сволочей, уговоришь?

— Попробуем, — Муханов выбрался из окопа и направился в глубь парка, где стояла машина спецпропаганды.

Мощные динамики были выставлены на опушке, замаскированы среди деревьев, и только один висел на чугунной решетке. Один динамик устанавливали обязательно на видное место, чтобы отвлечь внимание противника от остальных. Обычно этот видимый динамик немедленно расстреливали, но радиовещание продолжалось. Это был психологический прием, который приводил не желающего сдаваться в плен противника сначала в бешенство, а потом, как следствие — в угнетенное состояние.

— Внимание! Внимание! — прогремело над площадью. — Немецкие солдаты и офицеры! Советское командование обращается к вам с предложением прекратить огонь и сложить оружие! Жизнь гарантируется!..

Видимо, из замка рассмотрели динамик на решетке, и пулеметный огонь усилился, за несколько секунд превратив громкоговоритель в щепки и лохмотья. Но голос продолжал говорить на чистом немецком языке.

Комбат сплюнул на дно окопа и оглянулся назад — туда, где стояла машина спецпропаганды. Пора кончать эту канитель! Только весь гарнизон разбудили!

Но пулеметы противника неожиданно смолкли. И голос в динамиках смолк. Глотов огляделся…

В левом крыле замка из окна третьего этажа свисало белое полотнище…

Комбат выбрался на бруствер окопа и сел, бросив полевую сумку на колени. Не верилось! Не могло быть! Неужели сейчас начнут сдаваться? Это те, что всю ночь поливали из пулеметов?!

— Товарищ капитан, к телефону! — окликнул его телефонист.

Оборачиваясь на замок и не прячась, Глотов пошел в подземелье. У аппарата был комдив.

— Ну что, Глотов, — спросил генерал. — Взял замок?

— Так точно, товарищ генерал! — отрапортовал комбат. — Выбросили белый флаг!.. Только это не я брал, а полковник Муханов.

— Где он сейчас?

— У меня в батальоне!

— Позови его к аппарату!

Комбат выскочил из КП, огляделся в поисках связного. Бойцы его рот, выбравшись из окопов, стояли на опушке парка и смотрели на замок. Солнце, невидимое из-за деревьев, окрасило его башни и шпили, крышу, слуховые окна. Багровый его свет медленно сгонял черноту со стен. Глотов подбежал к бойцам и тут увидел, как сквозь пролом в чугунной решетке прошли два человека, которых можно было узнать на любом расстоянии. Подвижный, крепкий полковник Муханов и толстый, неповоротливый переводчик Зайцев. Они вышли на площадь и направились к замку. Глотов, стоя среди бойцов, невольно залюбовался.

Это было зрелище, не виданное еще комбатом. Два человека, по сути, голыми руками, взяли хорошо вооруженную крепость и теперь шагали к ней так, словно завершили трудную работу, — немного утомленные, но довольные. Муханов шел впереди и, сняв фуражку, размахивал ею в такт шагам; Зайцев отставал и затем догонял начальника тяжелой трусцой.

Комбат Глотов вспомнил о звонке генерала и побежал к Муханову. За ним, словно по команде, пошли бойцы его батальона. Никто из них ни разу еще не брал крепостей без выстрела…

— Мы спасены! — сказал Арищин. — Из замка есть свободный выход к реке! А там можно прорваться

— К русским? — усмехнулся командир роты.

— Да нет, к немцам!

Карл Зоммер вдруг вскочил с постели и ошалело закрутил головой.

— Почему я здесь? — спросил он. — Почему русские не стреляют?

— Радуйся, Карл, что не стреляют, — сказал учитель.

Карл схватил каску, автомат и тяжело загрохотал сапогами по лестнице.

— Итак, вы предлагаете бежать? — спросил Вайсберг Арищина.

— Я не собираюсь здесь оставаться, — буркнул Арищин. — Я давно говорил: замок — могила. Снаряды надо было убрать в подвалы!.. А если они начнут стрелять?..

— Бежать, бежать, — согласился Вайсберг. — В этом есть резон. Только куда и далеко ли?

— Боже! Неужели это возможно? — не веря, спросил Фрас. — Только скорее, пока не начался артобстрел!

Вайсберг не спеша застегнул мундир, поправил ремень с кобурой и пошел вниз. Арищин и Фрас последовали за ним. Учитель на ходу содрал простыню с генеральской постели и, скомкав, сунул ее под мундир.

В зале и коридорах первого этажа, где были установлены орудия и крупнокалиберные пулеметы, царила суматоха. В сумерках ощущалось движение многих людей, слышался стук снарядных ящиков и звон гильз.

— Внимание! — крикнул Вайсберг. — Говорит гауптман Вайсберг! Приказываю прекратить огонь и всем построиться!

Фрас стоял рядом, и командир роты заметил белую тряпку, торчащую у него из-под мундира. Пока мальчики, оставив окна и амбразуры, собирались у снарядных ящиков, Вайсберг посоветовал учителю:

— Вместо древка возьмите банник…

— Спасибо, — не чувствуя иронии, пролепетал Фрас. Рота сгрудилась возле штабелей. Однако откуда-то из глубины замка все еще доносилась пулеметная стрельба.

— Всем вниз! — приказал Вайсберг. — Немедленно! Пулеметчики спустились вниз, примкнули к строю-толпе.

— Я получил срочный приказ фюрера! — прокричал Вайсберг. — Немедленно оставить замок и двигаться на защиту Берлина! Хайль Гитлер!

— Хайль!! — многоголосо прокричала толпа. Он еще дважды выкрикнул приветствие, и подростки с чувством ответили ему: хайль!

— Мы уходим к реке, там пробьемся к нашей непобедимой армии! — продолжал Вайсберг. — Впереди пойдет лейтенант Арищин! Мы с лейтенантом Фрасом уходим последними. Все!

И снова Вайсберг трижды проорал «хайль Гитлер!», и мальчики, распаляясь, ответили ему с детской непосредственностью.

Арищин включил фонарь и начал спускаться в подвал, откуда был выход в сад, а затем к реке. Солдаты потянулись за ним, на ходу поправляя съезжающие каски. Вайсберг и Фрас провожали их молча.

Когда последний мальчик исчез в темном зеве подвального входа, Вайсберг холодно бросил:

— Желаю успеха.

И не спеша стал спускаться по лестнице. Несколько секунд учитель стоял в оцепенении. Только в ушах, подобно собачьему лаю, звучало — хайль!

Затем он подобрал банник и, на бегу привязывая к нему простыню, устремился по лестнице вверх, на третий этаж левого крыла. Он уже не слышал и не мог видеть, как капитан Вайсберг, проводив свою роту в сад, вернулся в подвал и, устроившись на корточках в каком-то захламленном углу, достал парабеллум, отвел затвор и, сунув ствол в рот, надавил на спуск…