Слово - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 104

— Мне некогда, — сказала Анна. — Книги принесли?

— Принес книги, принес, — степенно проговорил он. — Как обещано было, четыре штуки… Я не только книги принес. Я тут разузнал: из Останина завтра катер идет, шустрый такой катерок, скоростной, и прямо до города Колпино. Что, думаю, вам с книгами-то на перекладных тащиться? Из Колпина-то самолеты летают, благодать…

— Благодарствую, — с чувством произнесла Анна. — Столько хлопот вам…

— Что ты, красавица. Я же попутно узнал, случай подвернулся. Считай, повезло. Так что вы с братцем садитесь завтра на попутку, чтобы к обеду в Останино поспеть… Братец-то твой пришел?

— Пришел! — сказала Анна. — Явился, блудный сын.

Леонтий рассмеялся.

— Ай, нехорошо обманывать! — погрозил пальцем. — Нехорошо, девонька… Это Марьин сынок вернулся. А твоего братца еще нет, но скоро будет. К утру. Не тушуйся, живой здоровый идет, правда, умаялся в дороге-то…

Холодком стянуло кожу на затылке, тоненько закололо в кончиках пальцев: если Иван действительно к утру придет, то перед нею сейчас не человек стоит — дьявол. Когда он успел узнать и о катере, и о Тимофее, и об Иване, который еще где-то идет?! Если не дьявол, то, по крайней мере, разворотливый, ловкий, вездесущий и поэтому опасный человек, преследующий свои цели. Вполне возможно, что он завтра проводит сам или заставит кого-нибудь проводить их до Колпина. Ему очень не хочется, чтобы они ехали через Еганово пароходом.

— А книги — вот они, возьми, красавица, — он подал сверток из мешковины. — Не урони смотри, тяжелые…

Анна приняла сверток, ощупала переплеты: нет, не кирпичи, не поленья — книги…

— Пользуйтесь, читайте, — приговаривал Леонтий. — Да внемлите Божьему слову.

— Благодарствую, — сказала Анна. — Дорогой ваш подарок. А мне в ответ и нечего дать…

— Не подарок, — поправил Леонтий. — Книги я жертвую. А на жертву ответа не надо.

«Милостыню ты дал, а не пожертвовал, — подумала Анна. — Кость жаждущим бросил…»

— Ну, прощай, красавица, — с сожалением сказал Леонтий и поклонился. — Верно, уж не свидимся… А черные мысли от себя гони. Гони! И людям побольше доверия оказывай. А то у тебя глаза-то ровно у зверька — во тьме светятся.

— Бог даст, свидимся, — проронила Анна. — На одной земле живем.

— Да в том беда, — в тон ей подхватил Леонтий, — разными путями ходим.

— Не такими уж разными, — улыбнулась Анна. — Я на будущий год наведаюсь.

— А меня-то уж не будет, — вздохнул он. — Я дальше пойду… Назначение у меня тяжкое: людям веру нести, души их укреплять. Странник я, красавица, на одном месте не живу… Ну, ступай с богом.

Анна повернулась и пошла, путаясь в картофельной ботве, спиной ощущая его взгляд.

— Так не забудь: завтра в обед катер уходит, из Останина! — негромко напомнил он.

— Не забуду…

Она пробежала мимо летней кухни, откуда слышался приглушенный мужской голос, взлетела на крыльцо — и мигом в избу. Удерживая сверток в одной руке, она нашарила на причелине спички, зажгла лампу. «Что он мне подсунул? Чем откупился? — думала она, торопливо разворачивая мешковину. — Если ценные книги — значит, он меня раскусил до конца. Значит, он прекрасно знает, что такое археография, а значит, он не кержак, не странник — паломник…»

Того, что оказалось в свертке, с лихвой хватило бы окупить всю нынешнюю экспедицию. Материальные, моральные и физические затраты. Ради этих четырех книг стоило топать по болотам и дорогам, колоть дрова, косить сено и еще делать черт знает что! В ее руках оказался Пролог середины семнадцатого века, в хорошей сохранности, написанный полууставом, с киноварными буквицами и роскошными заставками. Затем шел Измарагд шестнадцатого века — сборник поучительных статей, тоже рукописный, затем старопечатный Часовник и самое интересное оказалось на дне свертка — пергаментный сборник, содержание которого с налета определить было невозможно.

Сон отлетел, усталость как рукой сняло. Анне показалось, что она лишь перелистала книги, а уже прошло два часа! Марья с Тимофеем все еще были на кухне, но могли появиться каждую минуту или увидеть свет в окне. Заметив чужие книги, Марья, чего доброго, начнет расспрашивать, откуда и что, тут еще Тимофей… Лучше пока не высовываться, не показывать книг. Анна спрятала их в рюкзак, потушила лампу и легла в постель. «Только бы завтра явился Иван, — подумала она. — Только бы этот блудный сын вернулся…»

«Теперь можно посмотреть по материалам Гудошникова, — засыпая, подумала Анна, — и узнать, у кого Леонтий взял эти книги. Такое не могло пройти мимо Никиты Евсеевича… Пролог в отделе, кажется, есть, только чей — не помню…»

Можно было свертывать экспедицию и уезжать домой.

Как и было сказано Леонтием, Иван Зародов пришел рано утром. Марья Егоровна уже суетилась на кухне, там же сидел Тимофей и чистил молодую картошку.

— Явился, блудный сын, — проговорила Анна. — Куда же вас носило?

Иван поскреб оформившуюся бороду, вынул из-за пазухи изорванный Псалтырь.

— Нету книг, — глухо проговорил он. — По заимкам как Мамай прошел… Вот вся добыча.

— Иван Николаевич пришел! — обрадовалась Марья, показавшись из кухни. — Давайте к столу! Сейчас готово будет.

— Мы с Петровичем поели, — пробурчал Иван. — Благодарствую…

Анна поглядела на Псалтырь, потрепала корешок.

— Отдашь своему шефу, для отчета.

— Книг нету, — повторил Иван. — А должны быть! Были!

— Книги есть, Иван, — тихо сказала Анна. — Иди, собирайся, мы уезжаем сегодня. Экспедиция кончилась.

Он недоверчиво поморгал, дернул плечами.

— Бурундук — птичка… Но я ничего не понимаю!

— По дороге все расскажу. Собирайся.

Иван сделал два шага от калитки, но вернулся.

— Это самое… Петрович еще знает, где закопанные книги есть! — горячо зашептал он. — Только в другую сторону от Макарихи. Обещал после покоса сводить…

— Потом, все потом, — отмахнулась Анна. — Нам нужно спешить, в обед из Останина идет катер.

Позавтракали молча. Тимофей сразу же встал из-за стола и принялся отбивать косы. Звонкий стук поплыл со двора Марьи Белоглазовой и отозвался колокольчиком на другом краю деревни. Между делом заглянула соседка, потом другая — Тимофей словно не замечал никого, стучал и стучал по звонкой бабке, закусив край нижней губы.

— По росе-то теперь не поспеем, — убирая со стола, жалела Марья. — По росе-то легко косится и не жарко… Куда же ты Ивана Николаевича отослала? И не поел, пошел…

— Собираться домой, Марья Егоровна, — сказала Анна. — Пора нам…

Марья выпустила из рук недомытую плошку, села.

— Как — домой? Так и сразу?

— Да, нужно ехать.

— Что же ты, доченька, вчера мне не сказала? — всплеснула руками Марья. — Я-то тебя мучила на покосе… Думала, вы еще поживете.

— У вас теперь вон какой помощник! — Анна кивнула на Тимофея. — И ухаживать за кем есть.

Марья глянула на сына, глаза ее потеплели.

— Помощник-то помощник… Токо со злобой пришел он в сердце, — зашептала она. — Говорит, долг получить надо. Всю ночь добивалась от него, что задумал… Луку-то этого, говорит, поймаю и голым к дереву привяжу. Еще срок заработаю, а рассчитаюсь… Ой, боюсь я! Слова лишнего сказать боюсь, и удержу ли от греха — не знаю. Одумайся, советую, меня пожалей! А он свое: казнить Луку буду… А он, Лука-то, и так несчастный. Тут и змея укусила…

— Я вернусь еще, — пообещала Анна. — Вернусь и долго буду жить у вас.

— Ждать буду, ты уж не забывай. — Она стала строгой: — Люди-то что про вас сказывали? А ты как пришла, так и Тимофей вернулся.

— Он бы и без меня вернулся…

— Не-ет, — запротестовала Марья. — Это от тебя… Токо к добру ли вернулся?

— Все будет хорошо, — Анна встала, намереваясь пойти за рюкзаком. — К добру, Марья Егоровна. Только вы Леонтия не пускайте к себе. Обманывает он вас, не старовер он, пришлый человек, чужой.

— Чувствую я, доченька, чувствую. Но ласковый он, и говорит-то как!.. Не знаю, что и думать. Ты вот говоришь — я слушаю, он говорит — слушаю. Все так говорят хорошо… Да что мне Леонтий теперь! Тимофей вернулся!