Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Слово - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 10


10
Изменить размер шрифта:

— Все это на кражу походит, — слушала Екатерина Ивановна. — Хоть сын у отца, но все равно кража… Когда я работал директором филармонии, был у нас случай, концертные афиши пропали…

— Сейчас меня не интересует, что у вас там пропадало, — отрезал Аронов. — А вот если пропадут материалы и книги — с нас спросят наши потомки. Вы говорите так, словно прокурором работали: кража, авантюра…

Екатерина Ивановна не дослушала, чем закончился спор. Снимая на ходу плащ, в отдел вбежала Анна. «Господи, сами-то вы хоть к черту на рога полезайте, — думала Екатерина Ивановна, выдавая Анне халат и тапочки, — а девку-то зачем с собой тянете? Кражи, авантюры… А она девчонка совсем, ей бы не над этими черными книгами сидеть, а в клуб бегать да с парнями гулять…»

Екатерине Ивановне всегда казалось, что читать такие старые, написанные малопонятным языком книги должны люди степенные, пожилые, которым уже ничего в этой жизни не в диковинку…

Кануны и каноны

Сумерками тягостней стало Дивею. Выйдет на крыльцо, оглядит Подол — ни огонька в окнах, и в посаде мрак, только зарево слюдою в глазах играет. Вроде тихо кругом, лишь собаки брешут, а тревога берет, словно налетели печенеги да обложили Киев, чтоб с зарею на приступ идти. Но нет степняков у городских стен, с лета не слыхать о набегах. Разве что по украинам зорят веси малыми силами, попугивают смердов да холопов.

Неспокойно Дивею. Куда ни глянет — пуст город, черен и незряч, ровно слепой. Только на холме, в тереме великого князя Владимира Святославлича, огонек брезжит, скупой да тревожный, будто в бане, когда упыри[1] моются. И в небе чисто — каждая звездочка на ладонь просится, но с тьмою поднялась над Подолом туча нетопырей.[2] Так и мельтешат перед глазами, роятся, а иная с разлета вцепится в белую Дивееву бороду, распластает крыла и скрежещет коготками по кожаному аламу.[3] А Дивей ровно закаменел, мочи нет руку поднять и сбросить с груди тварь мерзкую. Все на княжеский терем глядит. Вдруг да распахнутся ворота, выскочит гонец на белой лошади, чтобы кликнуть старца к Владимиру. Гонцы-то скачут, да все мимо Дивеевой хоромины. Неужель так и не призовет великий князь Дивея, чтоб поведать ему о походе на Корсунь-город.[4]

Семь ден минуло, как возвратился Владимир с дружиной. Уж и пешие ополченцы подходят, повозки с добычей под стенами скрипят, а князь из терема не выходит, к себе не зовет. Бывало, из всех походов Владимир поутру в город входил. Коли застанет его вечер недалеко от Киева — лагерем встанет и ночь переждет, хотя бояре да простолюдины так и плещутся по улицам, виснут на стенах, великого князя дожидаючи. Ныне же Владимир с тьмою в город вступил, ровно тать[5] либо беглый с баралища.[6] Семь ден минуло, а он Перуну-богу требы не клал и с дружиной своей не пировал всласть. Немое било[7] у княжеских ворот лишь ветер качает…

Иль не нужны больше летописцы и песенники земле Русской?

Так бы и тащился Дивей в своих думах, но прибежали тут волхвы[8] Девятко и Жмура да весть поведали. Будто великий князь отринул Перуна-бога и в Корсуни христианскую веру принял. И будто теперь всю землю Русскую крестить станет…

— Остереги великого князя! — закричали волхвы. — Он послушает тебя. Окружили, окрутили его греки-попы, на уши шепчут речи медовые, сулят горы золотые, абы только веру христианскую принял. Владимир-то Святославлич и шагу без них ступить опасается, и слово вымолвить. А примет Русь христианство, не князи — попы нами править станут, и уйдет Русская земля в полон иноземцам, в рабство уйдем, которого на Руси знать не знали, видеть не видели…

Не потому ли великий князь глаз не кажет и к себе не зовет?

Вернется старец в хоромы, присядет к столу и снова замрет. Только сухие желтые пальцы чуть шевелятся, щупают чистые харатьи. Треснет огонь свечи — вздрогнет Дивей, окинет глазами стены, перо лебединое в руку возьмет, да так и повиснет рука над горшочком с чернилами. А мысли что нетопыри, носятся безмолвной тучей, липнут, царапают…

Перед тем как Корсунь воевать, Владимир Святославлич к старцу наведался. Ночь стояла не краше нынешней — темная да тревожная. Один в хоромы вошел, доверенного своего боярина за порогом оставил.

— Ладно ли живешь, дедушко? — спросил. — Может, в терем мой пойдешь? Велю светлицу тебе отдать в покоях моих и смердов в услужение.

— Стар я, аже бы в покоях твоих жить, — отвечал Дивей. — Больно высоко твои покои, княже, земли не достать.

— Коли в харатьях нужда есть — велю купцам за море плыть…

— И в харатьях[9] нужды нет.

Опустил великий князь голову, спину ссутулил.

— Слово мне твое надобно, Дивей, утешенья ищу. Тяжко на сердце, дедушко, думы голову обложили — зверем бугати[10] хочется… То чудится, пропадет земля Русская, и страх сердце грызет, а то — безбурие над Русью и земля басненная,[11] лише я аки бездомок на ней…

— Полно, княже! — успокоил Дивей. — Клади требы Перуну-богу да веди дружину свою на Корсунь. А кручина твоя в поле развеется, аки персть[12] на землю падет.

— Брат мой, Ярополк, во сне снится, — глухо промолвил Владимир. — Токмо очи закрою — десницу ко мне тянет и рещет:[13] здравствуй, брат.

Вскинул голову Дивей, оглядел великого князя, но сдержался от упрека. Помнил старец деда Владимира, Игоря Рюриковича, и отца его, Святослава, помнил. Многие лета писал Дивей о славных походах княжеских, о битвах с печенегами да хазарами, о горе лютом и о радости великой песни слагал и тешил потом князей киевских. И всегда был в купномыслии с великими князьями, ибо не след летописцу делам их мешать, и с братоубивцем Владимиром ладил, перечить ему не хотел, даже если пылало во гневе сердце Дивеево.

— Отведи и развей думы и страсти мои, дедушко, — попросил Владимир. — Ты же беседливый, твое слово аки бальство,[14] аки мовь[15] после брани. Пока на Корсунь-город с дружиной хожу, сложи мне песень, аже бы милосердие ко мне пробудила и мудрость великую. Славу я мечом добуду, а мудрость токмо от слова твоего, Дивей…

Сложил Дивей песнь для Владимира Святославлича, записал на пергаменте и спрятал в ларец. Теперь бы время побаловать княжеский ум и сердце, да не кличут старца к великому князю. Верно, в крещении нашел Владимир бальство от недугов своих…

К полуночи не стерпел Дивей. Новые чоботы надел, волосы гребешком расчесал, чистой тесьмою повязал и кликнул Улыбу — ученика своего, сына холопьего. Не отозвался унот,[16] видно, заснул крепко. Заглянул Дивей в чулан, где спал Улыба, пошарил на постели — нет его! Похолодело сердце: в этакую тревожную ночь ушел и не спросился даже. Сгинет отрок, и совсем один останется Дивей… Улыба с малолетства жил со старцем, полюбился ему как сын и в письме проворный был. Дивей собирался перед великим князем хлопотать, чтобы ученика вольным человеком сделать. Кинулся старец на крыльцо, а навстречу опять волхвы.

— Ведаем мы! — закричали. — Аже с зарею крещение будет! Лише сейчас прознали! У великого князя с вечера попы греческие да болгарские толкутся, судят, рядят, аки землю Русскую крестить! Утром указ княжеский будет, аже бы все бояре, челядь, холопы и прочие людишки выходили на берег Днепра принимать крещение! А кто уклониться посмеет — силою поволокут!

вернуться

1

Упыри — нечистая сила.

вернуться

2

Нетопырь — летучая мышь.

вернуться

3

Алам — нагрудник.

вернуться

4

Корсунь — Херсонес.

вернуться

5

Тать — вор, разбойник.

вернуться

6

Баралище — битва, сражение.

вернуться

7

Било — сосновая доска, в которую били, созывая народ.

вернуться

8

Волхвы — языческие жрецы.

вернуться

9

Харатьи — листы пергамента, переплетенные в книгу, в данном случае — страницы.

вернуться

10

Бугати — реветь.

вернуться

11

Басненная — прекрасная, хорошая.

вернуться

12

Персть — пыль.

вернуться

13

Рещет — говорит.

вернуться

14

Бальство — лекарство.

вернуться

15

Мовь — баня.

вернуться

16

Унот — юноша.