Колодец тьмы - Уэйс Маргарет - Страница 69

— А ты сам, Гарет?

Здесь Гарет не мог себе позволить солгать, особенно после того, как те же слова он сам говорил Дагнарусу.

— Если он подвергнется Трансфигурации, это может стоить ему жизни, — продолжал Эваристо. — У нас есть один скончавшийся Владыка. Его смерть уже породила у людей вопрос: стоит ли сохранять Орден Владык или его следует запретить. Не забывай, народ любит Дагнаруса. И если Трансфигурация оборвет его жизнь, боюсь, что сам Орден Владык вряд ли переживет Дагнаруса.

— Прошу прощения, учитель, — неохотно возразил Гарет, — но я не согласен с вами. Я считаю (Гарет мысленно воззвал к богам, моля их о помощи), что Дагнарус более чем достоин стать Владыкой.

— Внутри ты думаешь по-другому, — печально произнес Эваристо. — Я же чувствую. Тебе еще никогда не удавалось мне солгать.

Я действительно лгу, учитель, мысленно произнес Гарет. Моя жизнь пронизана ложью, и это длится с того самого дня, как Дагнарус велел мне заглянуть в Пустоту.

Вслух Гарет ничего не сказал, считая бессмысленным продолжать этот неприятный диалог. Он извинился и ушел. Эваристо остался стоять в нише, глядя ему вслед со злостью и досадой.

Выйдя из Храма и вновь оказавшись во власти мрака и бури, Гарет почувствовал облегчение. Он мужественно выдержал взгляд рассерженного привратника, вынужденного в третий раз открывать дверь навстречу дождю и ветру. Что касается Гарета, буйство природы почти целиком отвечало состоянию его души. Он покинул окрестности Храма, вышел через Ворота Магов, скользя по каменному мосту и отчаянно цепляясь за перила, предохранявшие от падения в водяную бездну.

За мостом начинался Посольский квартал, где в величественных особняках жили послы других рас. Здесь на улице не было ни души — только городская стража, совершавшая обычный обход. Они проследовали мимо Гарета: сгорбленные, продрогшие, с мокрыми от дождя лицами и озябшими посинелыми губами. Стражники с любопытством посматривали на него, недоумевая, кого это и куда несет в такую погоду. Затем, разглядев одеяния мага, поняли: человек торопится по неотложному делу, и не стали его задерживать.

Миновав Посольский квартал, Гарет спустился по длинной, выбитой в скале лестнице и оказался у самого подножья Замковой Скалы. Там помещались пивоварни. Лестница была скользкой от дождя и снежной крупы. Каждый шаг угрожал падением. Гарет остановился. Завывающий ветер буквально вдавливал его в скалу. А может, вернуться назад, в святилище Храма, где тепло? Послушник весь дрожал. Шерстяной плащ набух от воды и начал превращаться в ледяной панцирь. Нет, Гарет зашел слишком далеко, чтобы оставить все это. Движение к цели заняло многие месяцы труда и жертв. И что же? Дождь с ураганным ветром способны заставить его отсиживаться в тепле, за крепкими стенами Храма? Тогда он должен оставить всякую надежду на успех. Его путь сквозь бурю и мрак в какой-то мере отражал его жизненный путь. Гарет с предельной осторожностью двинулся дальше.

Ему нужно было спуститься еще на один ярус, туда, где находились городские бойни, называемые в народе Ямой. Туда вели не столь крутые ступени, поскольку эти лестницы строились в соответствии с их прямым назначением — чтобы по ним было удобно ходить, а не для того, чтобы сдерживать вражеские армии, чему служили лестницы двух верхних ярусов. Неподалеку от спуска ярко светились огни казенного питейного заведения, завсегдатаев которого не могли удержать дома никакие бури. Гарет повернулся спиной к теплу и жизни, ступив во тьму в прямом и переносном смысле.

В воздухе ощущался едкий запах крови вперемешку с запахом скота и навоза. Даже шквальному ветру и дождю не удавалось хоть как-то его развеять. Где еще жить последователю магии Смерти, как не здесь! До ушей Гарета доносилось приглушенное мычание коров и блеяние овец, ожидавших взмаха мясницкого топора. Гарет свернул на Южную дорогу.

По обе стороны улицы тянулись темные строения боен. Утром на длинных деревянных щитах, установленных на козлы, мясники разложат туши и куски свежего мяса. С крюков будут свисать целые грозди битой птицы. И опять со всей округи сюда сбегутся бродячие псы и слетятся тучи мух. Гарет свернул в боковой переулок, прозванный местными жителями Кровавым. Когда шел дождь, он частично вымывал кровь с боен, и она текла вдоль по переулку прямо в дождевую трубу, находившуюся в его конце.

Здесь Гарет насторожился, и не только из-за обледенелой, залитой водой мостовой. Эта часть Виннингэля славилась обилием воров и воришек всех мастей. Правда, Гарета здесь знали, как знали и того, кого он навещал, и это отчасти уберегало послушника от приставаний. Однако сюда ведь мог забрести и какой-нибудь пришлый грабитель, понятия не имеющий о здешних порядках.

В переулке и днем было сумрачно. Ночью, да еще в бурю, тут царила кромешная тьма. Гарет шел ощупью, касаясь плечом стен домов. К счастью, он хорошо знал дорогу. Нужная ему дверь находилась почти в самом конце переулка. Дойдя до нее, он трижды негромко стукнул, потом еще трижды. Изнутри донесся голос, велящий войти. Дверь была не заперта. Обычному вору красть здесь было нечего, хотя там и таились немалые богатства. Но эти богатства требовали понимания.

Гарет распахнул дверь и сразу же закрыл ее за собой. Вместе с ним влетел ветер, бросив на порог пригоршни снежной крупы, поэтому, чтобы закрыть дверь, Гарету пришлось навалиться на нее всем телом.

Внутри было тепло и даже жарко. В очаге ярко пылал огонь. Комната пропахла овсяной кашей и затхлостью. Сейчас к спертому воздуху жилища добавился запах мокрой овечьей шерсти, из которой был сшит плащ Гарета, ибо послушник сразу снял плащ и повесил его возле очага сушиться. К потолку потянулись струйки пара. Но над всеми этими живыми запахами царил запах зловонного старческого тела, запах неминуемо приближающейся смерти.

— Пришел, — произнес из-под груды одеял голос, похожий на воронье карканье.

— Разумеется, — негромко ответил Гарет, склоняясь над постелью. — Как вы себя чувствуете?

— А как я могу себя чувствовать? Скука. Усталость. И боль. Никакого покоя от этих саднящих ран! Но ничего. Думаю, сегодня пробьет мой час. Я был бы только рад. Знать, что моя душа соединится с тьмой и бурей, и ураганный ветер унесет ее прочь! О, как бы я был рад...

Гарет кивнул. Он не стал возражать, произнося лживые слова такого же лживого утешения. Тот, кто лежал в этой постели, хотел умереть. Он давно, много недель подряд, ждал смерти. Его жизнь и так длилась гораздо дольше отпущенного человеку срока, а могла бы длиться еще дольше. Но человеку наскучило жить и его донимала боль. Знавшие этого человека считали его очень, очень старым, однако никто не знал, сколько ему в действительности лет. Только Гарет знал это, только ему старик позволил проникнуть в свою тайну.

Голова старика, как и его лицо, казались сделанными из гладко отполированного мрамора — до того плотно кожа обтягивала череп. Живыми оставались лишь его светлые глаза. На голове не было ни волос, ни даже бровей. Если бы не глаза, ее вполне можно было посчитать головой мертвеца. Грязные одеяла были натянуты до подбородка; кровь уже не грела старика, и он постоянно мерз. Одеяла скрывали сплошь покрытое язвами тело. Большинство язв подсохли и покрылись коркой, ибо старик давно не произносил заклинаний. Но даже высохшие, язвы жгли и чесались. Это Гарет познал на собственном теле.

Чувствуя, что умирающий старик мерзнет, Гарет сделал все возможное, чтобы его согреть. Из плаща он достал заостренную лучинку. Будь он обыкновенным магом, ему не удалось бы применить огненную магию, искусством которой владели дворфы. Но магия Пустоты давала способность подражать другим видам магии, если те предназначались для разрушения. Лучинка вспыхнула. Гарет швырнул ее в огонь, добавив магической силы. Дров в очаге не было; казалось, огонь питается камнями очага. Теперь пламя вспыхнуло ярче. Гарет навещал старика раз в три дня, постоянно вливая в огонь новые силы. То было одной из его обязанностей.