Драконы весеннего рассвета - Уэйс Маргарет - Страница 13

– Вот все и сбылось, – проговорил он. – Тогда, во сне, маг тоже ушел и бросил брата на верную гибель…

– А я всех подвел, как и тогда, – неверным голосом пробормотал Танис. – Это я во всем виноват… Это я навлек на нас весь этот ужас…

– Друг мой, – сказал Речной Ветер, растроганный мукой, звучавшей в его голосе. – Не нам судить о путях Богов…

– Да при чем тут Боги!.. – яростно выкрикнул Танис. Вскинув голову, он изо всех сил ударил по поручню кулаком: – Я, я это! Мой выбор!.. Все эти ночи, пока мы любили друг друга, пока я сжимал ее в объятиях… Знал бы ты, сколько раз я говорил себе: а почему бы и не остаться здесь, с ней, навсегда?.. Как после этого я могу осуждать Рейстлина? Чем я лучше него? Нас обоих поработила страсть… Всесжигающая страсть…

– Только не тебя, Танис, – ответил Речной Ветер. Могучими руками сгреб полуэльфа за плечи и заставил смотреть себе прямо в глаза. – Ты не пал жертвой своей страсти, как маг. Если бы ты вправду был рабом страсти, ты остался бы с Китиарой. Но ты же оставил ее, Танис!

– Да, я оставил ее, – с горечью прошептал полуэльф. – Я ушел крадучись, словно воришка… Да, я должен был бы гордо бросить ей в лицо правду… Она бы прикончила меня на месте, но зато вы были бы в безопасности. Вы могли бы спастись… Да и моя смерть оказалась бы куда легче, чем… Но у меня не хватило мужества, и вот результат… – Полуэльф стряхнул руки варвара со своих плеч. – Если бы мое малодушие погубило только меня… Он обвел глазами палубу. Берем, с отрешенным лицом, по-прежнему стоял у руля, сжимая бесполезный штурвал. Маквеста еще пыталась что-то предпринимать; она выкрикивала команды, силясь заглушить рев ветра и низкий, рокочущий гул, исходивший из пучин водоворота. Но команда, пораженная ужасом, более не слушала своего капитана. Кто-то богохульствовал. Кто-то молился. Кто-то плакал. Большинство хранило молчание, завороженно взирая на гигантскую воронку, неотвратимо увлекавшую их в бездонное черное жерло.

Вновь ощутив на своем плече руку варвара, Танис хотел отстраниться, но Речной Ветер удержал его.

– Танис, брат мой, – проговорил он. – Ты избрал этот путь еще в Утехе, в гостинице «Последний Приют», когда решил оказать помощь Золотой Луне. Гордыня побуждала меня тогда отказаться от твоей помощи и тем обречь нас обоих на гибель. Но ты не отвернулся от попавших в беду, и мир принял весть об учении истинных Богов. Мы вернули на землю дар исцеления. Мы принесли надежду… Помнишь, что сказала нам Хозяйка Омраченного Леса? Не горюйте о тех, кто исполнил свое предназначение в жизни. Подумай же сам: разве мы его не исполнили? Кто знает, скольких жизней мы коснулись в пути? Мы сеяли семена надежды, и семена эти взойдут великой победой. Что с того, что для нас битва окончится?.. Другие поднимут наши мечи и продолжат наш бой…

– Красно ты говоришь, житель Равнин, – огрызнулся Танис. – Скажи-ка лучше по совести: неужели смерть уж прямо так и не огорчает тебя? У тебя ведь есть, ради чего жить: Золотая Луна… Дети, которых она могла бы тебе родить… По лицу Речного Ветра прошла мгновенная судорога боли. Он стремительно отвернулся, но Танис заметил… И вдруг все понял. Он обреченно закрыл глаза…

– Мы с Золотой Луной не хотели говорить тебе. У тебя и без нас было довольно хлопот, – услышал он голос варвара. – Наше дитя должно было родиться осенью, когда листья валлинов становятся алыми и золотыми… Как тогда, когда мы с ней только появились в Утехе, неся голубой хрустальный жезл… Когда рыцарь, Стурм Светлый Меч, подобрал нас на дороге и привел в «Последний Приют»… Танис заплакал. Мучительные рыдания выворачивали наизнанку самую его душу. Речной Ветер обнял его.

– Тех валлинов больше нет, Танис, – продолжал он негромко. – Что мы смогли бы показать нашему ребенку? Лишь обугленные, гниющие пни. Зато теперь он увидит их такими, какими сотворили их Боги, в стране, где деревья не умирают… Не горюй, друг мой и брат. Ты помог дать людям настоящую веру. Надейся же на Богов… Танис высвободился из его рук. Он так и не смог заставить себя посмотреть Речному Ветру в глаза. Заглядывая в собственную душу, он видел ее подобной несчастным деревьям Сильванести, вечно корчащимся под пыткой. Вера?.. У него не было веры. Боги были ни при чем – все решения принимал он, и только он сам. Это он по собственной воле отрекся от всего, что ни было в его жизни дорогого – от своей эльфийской родины, от любви Лораны… Почти отрекся даже от дружбы… Лишь верность Речного Ветра – поистине, верность, достойная лучшего применения, – избавила его от этой последней потери… Эльфы не признавали самоубийств, почитая их святотатством и надругательством над даром жизни – величайшим из даров. Но Танис, глядя на багровые волны, нетерпеливо понукал их: «Скорее!..»

Пусть смерть будет быстрой, молился он неизвестно кому. Пусть кровавые воды сомкнутся над моей головой и позволят мне укрыться в их глубине. А если Боги в самом деле есть… Если они слышат меня… Прошу об одном: пусть о моем позоре никогда не узнает Лорана. Я и так слишком многим успел причинить боль… Но едва успел он вознести эту молитву – он надеялся, свою последнюю,

– как на палубу легла тень черней самой черной штормовой тучи. Танис услышал крик Речного Ветра и пронзительный вопль Золотой Луны… Рев воды тут же заглушил все голоса: корабль начал погружаться, засасываемый водоворотом. Все-таки Танис посмотрел вверх… И увидел прямо перед собой горящие красные глаза огромного синего дракона. Это был Скай. А на спине его сидела Китиара.

Зов бесценной добычи, обещавшей немыслимую победу, оказался сильнее опасностей, поджидавших их в сердце Вечного Шторма. Вдвоем преодолели они страшную бурю, и наконец, выпустив когти, Скай ринулся с грозового неба прямо на Берема.

Тот стоял неподвижно, словно пригвожденный к палубным доскам. И смотрел на пикирующего дракона беспомощно, будто во сне… Зато Танис точно проснулся. Прыжком пересек он палубу, которую уже заливала вода, и со всего размаха ударил Берема в живот, спиной вперед отшвырнув его прямо под опрокидывавшуюся волну. Танис вслепую ухватился за что-то и удержался на палубе. Когда волна схлынула, Берема не было. Над головой раздался яростный крик раздосадованного дракона.

Китиара что-то кричала Скаю, указывая на Таниса. Красные глаза чудовища обратились на полуэльфа. Вскинув руки в жалкой попытке защититься, Танис смотрел и смотрел в пылающие зрачки Ская, отчаянно боровшегося с безумными штормовыми ветрами… Это спасение, подумалось полуэльфу. Страшные когти придвигались все ближе. Это спасение. Я останусь жив, она вынесет меня из этого ужаса… Палуба окончательно ушла из-под ног, и Танис на какой-то миг завис между мирами. Он услышал свой собственный крик. Вода и дракон достигли его одновременно.

Кровь. Кровь повсюду… Тика съежилась подле Карамона; страха смерти более не существовало, была только боязнь за любимого. Но Карамон даже и не подозревал о ее присутствии рядом. Он смотрел в темноту, и слезы бежали по его щекам, огромные ладони сжимались в кулаки, а губы шептали и шептали одно слово, подобное заклинанию.

Мгновения растягивались, словно в кошмарном сне. Корабль балансировал на краю бездны, как если бы само дерево мучительно цеплялось за жизнь. Маквеста собрала в кулак всю свою волю, сливаясь с кораблем в этой отчаянной последней борьбе, пытаясь переменить неумолимые законы природы… Все было тщетно! «Перешон» застонал, как живой, и соскользнул в крутящуюся, ревущую тьму.

Жутко захрустели доски. Рухнули мачты. Люди один за другим исчезали в кровавой тьме, в бездонной пасти, заглатывавшей «Перешон».

И вот все исчезло, и лишь одно слово осталось витать в воздухе, подобно благословению:

– Братик…

5. БИБЛИОТЕКАРЬ И МАГ

Астинус, палантасский библиотекарь, сидел в своем кабинете. Рука его размеренно водила пером, и на пергамент ложились четкие, ровные строки.

Крупный, удивительно ясный почерк легко было разобрать даже на некотором расстоянии. Астинус стремительно заполнял лист за листом, лишь изредка останавливаясь поразмыслить. Наблюдая за ним, можно было прийти к выводу, что мысли, рождавшиеся в его голове, перетекали непосредственно в перо и с него – на бумагу. Поток прерывался лишь в те моменты, когда перо обмакивалось в чернила. По даже и это движение Астинус давно уже совершал с тем же автоматизмом, с каким рука его ставила в нужных местах точки и запятые.