Драконы Погибшего Солнца - Уэйс Маргарет - Страница 65

— Но что заставляет вас думать, будто я, королева-мать, имею отношение к каким-то повстанцам? — Щеки Лораны окрасились гневным румянцем, глаза засверкали.

Медан с мгновение смотрел на нее в немом восхищении, затем медленно ответил:

— Позвольте мне выразить свою мысль следующим образом. Скажем, мне трудно поверить, что та, которая непримиримо сражалась против Владычицы Тьмы всего пятьдесят лет назад, теперь оставила всякую мысль о борьбе.

— Вы не правы, маршал, — спокойно возразила Лорана. — Я стара, слишком стара для борьбы. Нет, нет, не спорьте, — упреждая его несогласие, произнесла она и затем продолжила: — Мне известно, что вы хотите сказать. Вам кажется, что я молода, как девушка на своем первом балу. Оставьте ваши комплименты для тех, кто расположен их слушать. Я — нет. И у меня нет больше сил для борьбы. Мое сердце покоится там, где похоронен мой возлюбленный муж, Танис. И все, что еще сохраняет для меня какое-то значение, — это моя семья. Я хочу, чтобы мой сын был счастлив в браке. Я хочу видеть мир и спокойствие на своей земле. И за все это я согласна платить драконице дань.

Медан скептически смотрел на нее. Он слышал правдивые нотки в ее голосе, но это была не вся правда. Лорана была не только Золотым Полководцем, после окончания Войны она сумела стать еще и искусным дипломатом. И она умела говорить людям то, что им хотелось слышать, исподволь склоняя их верить тому, что она им внушала. Но, разумеется, было бы верхом невежливости выказать даже малейшее сомнение в словах королевы-матери. И, если сказанное ею было правдой, ее можно было только пожалеть. Сын, которого она обожала, был откровенный слюнтяй, способный часами размышлять о том, что он предпочел бы на завтрак — клубнику под сливками или черничный десерт. Даже такой важный шаг, как женитьба, и то не волновал его мысли. С него сталось бы отдать в другие руки выбор невесты.

Лорана отвернулась, но прежде, чем это произошло, Медан увидел слезы, блеснувшие в ее глазах. Маршал вернулся к обсуждению темы орхидей. Он как раз пытается вырастить несколько кустов у себя в саду, но неудачно. Успехи самые минимальные. И он говорил об этом достаточно долго, чтобы дать королеве-матери время справиться с нахлынувшими слезами. Но вот, быстро прикоснувшись пальцами к глазам, она повернулась к нему, уже вполне владея своими чувствами. Она непременно порекомендует ему своего садовника, большого специалиста именно по выращиванию орхидей.

Медан с удовольствием принял это предложение. Они еще не меньше часа провели в дендрарии, обсуждая крепкие корни и восковые цветы дивных растений.

— Где моя почтенная матушка, Палтайнон? — спрашивал в это время Беседующий-с-Солнцами своего советника. — Вот уже полчаса как я не вижу ее.

На Гилтасе был костюм эльфа-бродяги, шелка зеленых и коричневых тонов, которые очень шли ему. Все сочли наряд необыкновенно удачным, если только можно было вообразить себе бродягу, предающегося скитаниям в тонких чулках, рубашке с пышными рукавами, в кожаном жилете ручной выделки, шитом золотом, и атласных башмаках. В пальцах он чуть покачивал кубок с вином, но подносил его к губам только из вежливости. Вино, как это всем было известно, вызывало у него головную боль.

— Полагаю, ваша матушка прогуливается в саду, Ваше Величество, — ответил префект Палтайнон, от которого не могло укрыться ничего из происходившего в королевском дворце. — Она говорила, что хочет подышать свежим воздухом. Прикажете послать за ней? Ваше Величество что-то не очень хорошо выглядит.

— Мне действительно немного не по себе, — согласился с ним Гилтас. — Благодарю вас за ваше доброе участие, Палтайнон, но не надо беспокоить ее. — Его глаза потемнели, он смотрел на толпу танцующих с откровенной завистью и грустью. — Как вы думаете, префект, сочтет ли кто-нибудь неподобающим, если я удалюсь отдохнуть в свои покои? — спросил он вполголоса.

— Но может быть, один-два танца подбодрят Ваше Величество? О, да вы только посмотрите, как улыбается вам очаровательная Амиара! — И префект наклонился к самому уху короля. — Ее отец — один из богатейших эльфов нашего королевства. Серебряник, знаете ли. И к тому же она совершенно неотразима...

— Да, действительно, совершенно неотразима, — равнодушно согласился Гилтас. — Но я не чувствую охоты танцевать. Какая-то слабость, тошнота. Нет, полагаю, мне все-таки следует удалиться.

— Безусловно, Ваше Величество не совсем здоровы, — неохотно поддержал его Палтайнон. Маршал Медан был совершенно прав. Подавив в молодом человеке всякую волю к сопротивлению, префект был теперь недоволен его уступчивостью. — Вашему Величеству не мешало бы завтра отдохнуть. Я позабочусь о делах.

— Благодарю, Палтайнон, — спокойно ответил Гилтас. — Если я вам не понадоблюсь, я, пожалуй, проведу день, работая над двенадцатой песнью моей новой поэмы.

И он поднялся на ноги. Музыка внезапно прекратилась, танцующие замерли на месте. Мужчины поклонились, дамы присели в реверансе, девушки выжидательно смотрели на короля. Гилтаса смущало такое внимание, он ступил с помоста и, чуть качая головой, неловко направился к дверям, которые вели в его личные покои. Его камердинер шел впереди, неся в руках сиявший десятком свечей шандал, чтобы освещать путь Его Величеству. Девушки пожали плечами и принялись оглядываться в поисках новых партнеров. Вновь зазвучала музыка. Бал продолжался.

Префект Палтайнон, вполголоса бормоча ругательства, направился к столу с закусками.

Гилтас, оглянувшись на это зрелище, улыбнулся. Затем пошел вслед за мягким светом свечей вдоль сумрачных коридоров своего дворца. Здесь не льстили и не угодничали придворные, сюда никому не дозволялось входить без разрешения префекта, который жил в постоянном страхе, что объявятся другие желающие дергать куклу за ниточки. У каждого поворота стояли часовые из племени Каганести. Избавившись от музыки и ярких огней, щебечущего смеха и приглушенных бесед, Гилтас с облегчением вздохнул. Не так давно построенный дворец Беседующего-с-Солнцами был огромным, просторным сооружением из живых деревьев, с помощью магии аккуратно и бережно преображенных в стены, потолки и лестницы. Шпалеры были сотканы из живых цветов и трав, так любовно подобранных, что они представляли собой редкой красоты произведения искусства, которые менялись чуть ли не на глазах в зависимости от того, распускались или складывались их листья и лепестки. Полы в некоторых помещениях дворца, например в большом танцевальном зале и приемных для аудиенций, были сделаны из мрамора. Большая часть личных покоев и вестибюлей, которые располагались среди стволов деревьев, была устлана прекрасными растениями.

Жители Квалинести считали дворец чудом. Гилтас же настоял, чтобы все деревья, из которых был создан его дворец, имели такие же кроны и стволы, что и росшие в естественных условиях. Он не позволил Создателям Крон уговорить растения искривить свои ветви наподобие ступеней или проредить их кроны, чтобы впустить больше света. Гилтас хотел таким образом оказать почести деревьям, и им, видимо, это было приятно, поскольку теперь они росли и цвели особенно пышно. Но побочным результатом оказалась запутанность и большая протяженность коридоров, затемненных обильной листвой, по которым новичкам приходилось буквально часами бродить в поисках выхода.

Сохраняя молчание, король шел неторопливым шагом, наклонив голову и сцепив руки за спиной. Его часто видели бесцельно бродившим в этой позе по залам дворца. И, как все полагали, именно в эти минуты он оттачивал какую-то рифму или подбирал размер строфы. Тогда слуги предпочитали его не беспокоить, а проходившие мимо придворные низко кланялись и молча спешили прочь.

Этой ночью в личных апартаментах короля было особенно тихо. Музыка сюда едва доносилась, приглушенная шелестом листьев в высоких потолках залов, по которым следовали Гилтас и его слуга. Внезапно король поднял голову и огляделся. Увидев, что рядом никого нет, он приблизился на шаг к шедшему впереди слуге.