Драконы Погибшего Солнца - Уэйс Маргарет - Страница 63

Ежегодно на протяжении последних пяти лет Палтайнон лично выбирал двадцать дев и представлял их Беседующему-с-Солнцами. Гилтас танцевал с каждой, находил в каждой хорошие черты, пытался полюбить их, но ни на одной не мог остановить свой выбор. Префект держал в руках все нити жизни Беседующего (часто с пренебрежением называемого своими подданными «марионеткой»), но он не мог заставить его жениться.

Время приближалось к полуночи. Беседующий-с-Солнцами протанцевал все положенные танцы с двадцатью девушками, но ни одну из них не пригласил дважды. Это было бы неосторожностью и могло быть расценено как явное предпочтение. После каждого танца король возвращался на свое место и с задумчивым видом разглядывал гостей. Казалось, что выбор дамы для следующего танца лежал таким тяжелым грузом на его плечах, что бал лишался в его глазах всякого удовольствия.

Все двадцать девушек украдкой поглядывали на него, и каждая втайне надеялась заметить какой-нибудь признак, говоривший, что именно ее он предпочел всем остальным. Гилтас был красивым юношей. Примесь человеческой крови не нанесла никакого ущерба его внешности, разве что с возрастом стал более заметным подбородок, который вовсе отсутствовал у эльфов-мужчин. Его волосы, которыми, по слухам, он весьма гордился, доходили до плеч и имели цвет льющегося меда. Глаза были огромными и миндалевидными, кожа на лице превосходно матовая, но бледная. Было известно, что он часто болел. Король редко улыбался, но никто не ставил ему это в вину, поскольку все знали, что его жизнь подобна жизни птицы в клетке: ему подсказывали слова, которые нужно произносить, подсказывали, когда их нужно произносить, а если требовалось, чтобы пташка умолкла, то на клетку накидывали покрывало.

Неудивительно, что Гилтаса считали нерешительным, неуверенным в себе юношей, любящим одиночество. К тому же он увлекался чтением и даже слагал стихи. В последнем он заметно преуспел за последние три года, и стихи его были отмечены явной печатью таланта. Восседая на троне (старинном, редкой красоты кресле, спинка которого имела форму восходящего солнца и была покрыта золотом), Гилтас с отсутствующим видом смотрел на танцоров, и по всему было заметно, что, будь на то его воля, он, не мешкая ни минуты, сбежал бы в свои личные апартаменты к излюбленным рифмам и книгам.

— Его Величество, кажется, пребывает сегодня в необыкновенно веселом расположении духа, — заметил префект Палтайнон. — Вы заметили, что он особо выделил старшую дочь главы Гильдии Серебряников?

— Не заметил, — безразлично отозвался маршал Медан, командующий оккупационными силами Неракских Рыцарей.

— Но это так, уверяю вас, — принялся горячо настаивать Палтайнон. — Вы только посмотрите, как он провожает ее глазами!

— Мне кажется, что Его Величество разглядывает пряжки на своих туфлях, — невозмутимо отвечал Медан. — Так что, если вам требуется наследник этого трона, вам придется самому заняться его свадьбой.

— Я бы охотно занялся, — проворчал Палтайнон, — но по эльфийским законам заниматься вопросами брака имеют право лишь члены семьи, а королева-мать твердо отказывается вмешиваться в это дело, пока король сам не принял решения.

— В таком случае будем надеяться, что Его Величество проживет долгую-долгую жизнь. Я полагаю, так оно и случится, ибо вы столь плотно опекаете его и столь усердно прислушиваетесь ко всем его желаниям, что большего и желать невозможно. В самом деле, Палтайнон, — продолжал маршал, — вам не следует винить в этой нерешительности короля, поскольку это вы и покойный сенатор Рашас сделали юношу таким, что он теперь и нужду справить не смеет без вашего разрешения.

— Но здоровье Его Величества столь хрупко, — натянуто возразил префект. — Это мой долг — оберегать его от тягот и ответственности правителя эльфийской нации. Бедный молодой человек! У него так мало сил... человеческая кровь, знаете ли. Неизлечимая слабость. А теперь прошу извинить меня, но я должен засвидетельствовать свое почтение Его Величеству.

Маршал, в чьих жилах тоже текла человеческая кровь, молча поклонился префекту, чья маска, как и полагалось, изображала хищную птицу, и проводил его глазами. Маршал Медан признавал исключительную полезность Полтайнона как политического деятеля и вместе с тем испытывал к нему глубокую личную неприязнь.

Маршалу Алексиусу Медану исполнилось пятьдесят пять. Он вступил в ряды Рыцарей Такхизис, когда вождем их был Повелитель Ариакан, в годы, предшествовавшие Войне с Хаосом, которая завершила Четвертый Век Кринна и ввела его в Пятый. Именно Медан руководил вторжением Рыцарей Тьмы в Квалинести более тридцати лет назад. При нем был подписан акт о капитуляции этой страны, и с тех пор он неизменно возглавлял силы Рыцарства в эльфийской стране. Медан правил железной рукой, его власть была суровой там, где ей следовало быть суровой, но без излишней жестокости. В действительности эльфы были теперь почти лишены личных свобод, но их Медан считал необязательными и не рассматривал их отсутствие как большую потерю. На его взгляд, свобода была довольно опасной привилегией, которая вполне могла привести к хаосу, анархии и развалу общества.

Дисциплина, порядок и честь — вот боги, которым поклонялся Медан теперь, когда Такхизис, полностью лишенная всякого понятия о дисциплине, порядке и чести, оказалась предательницей и исчезла, оставив своих верных рыцарей в дураках. Медан подчинил порядку и дисциплине Квалинести. Он подчинил порядку и дисциплине ряды находившихся под его руководством рыцарей. Но прежде всего он подчинил порядку и дисциплине самого себя.

С неприязнью он следил за раболепными манерами Палтайнона, низко склонившегося перед королем. Хорошо зная истинную природу такого раболепства, Медан отвернулся. Он почти жалел этого молодого человека, Гилтаса.

Танцоры кружились вокруг маршала, эльфы были наряжены лебедями, медведями и другими представителями птичьего и животного царства. Пестро наряженные шуты и клоуны имелись в изобилии. Медан посещал маскарад согласно требованиям протокола, но упорно отказывался надевать маскарадный костюм. Годы назад маршал принял эльфийский обычай носить просторные туники, грациозно задрапированные вокруг тела, как наиболее удобный в теплом и мягком климате Квалинести наряд. Таким образом, на сегодняшнем балу единственным, кто был одет в эльфийский костюм и более других походил на эльфа, оказался человек.

Маршал оставил жаркий и душный танцевальный зал и с наслаждением перешел в сад. С ним не было телохранителей, поскольку Медан не любил постоянного присутствия рыцарей в звенящих и гремящих доспехах. Он не боялся за свою безопасность. В Квалинести его не любили, он пережил не меньше десятка покушений. Но ему удалось спастись, и он считал, что может позаботиться о себе не хуже, чем это сделает любой из его рыцарей. Медан недолюбливал нынешних Рыцарей Тьмы, полагая, что ныне в их ряды стремятся в основном криминальные элементы, незнакомые с дисциплиной, порядком и честью. И он доверил бы собственную безопасность скорее эльфу, чем любому из своих рыцарей.

Ночной воздух дышал дивными ароматами роз, гардений и цветущих апельсиновых деревьев. В ветвях пели соловьи, и их песням вторили звуки арф и лютни, доносившиеся из зала. Маршал прислушался к знакомой мелодии. В оставленном им Зале Неба очаровательные эльфийские девушки начали исполнять традиционный танец. Маршал помедлил и обернулся, привлеченный красотой этой музыки. Танец назывался «кванишо», что означало «утреннее пробуждение», и был так прекрасен, что эльфы-мужчины, наблюдая его, неизменно приходили в неистовый восторг. Медан задумался о том, какое впечатление этот танец может произвести на короля. Вероятно, Гилтас ограничится сочинением новой поэмы, решил он.

— Маршал, — услышал он позади себя женский голос.

Медан оглянулся.

— О, достопочтенная матушка Беседующего-с-Солнцами, — обрадованно произнес он и поклонился.

Лорана подала ему руку, такую белую, изящную и хрупкую, что она напоминала цветок камелии. Маршал почтительно поднес ее к губам.