Зов Древних - Локнит Олаф Бьорн - Страница 60

— Ты прав, господин,— осторожно вмешался Тэн И. — Но один выбор колдун все же обязан сделать: кому служить.

— Это верно, и не только для колдуна,— ответил Озимандия.— Это верно для всех. Но магу приходится туже: он служит или тьме, или самому себе, ибо служить кому-то значит не служить богу. А не служить богу — значит служить тьме. Когда маг служит сам себе, он не станет чинить вреда себе, а следовательно, и миру, где живет, то есть не пойдет против бога. И потому колдун должен ограничивать свои желания.

— Получается, колдун должен вести себя, как Зерван? — догадался Кулан.

— У Зервана в запасе вечность,— усмехнулся Озимандия.— Человеческий век краток. Зерван служит вечности, колдун — себе. Вот он, твой выбор.

Кулан затих, глядя неотрывно на голубое пламя светящегося камня, й опять потекло в пустоту бездонных подземелий невидимое время.

Когда красные когти факелов разорвали мрак за решеткой, один лишь Конан стоял на страже, не сомкнув глаз, да Озимандия, как старый филин, иногда поднимая веки, озирал пространство. Сразу стало ясно: это не дракон. Целое факельное шествие из людей, одетых в белые балахоны, появилось из-за поворота. В охранении шли воины, но их было совсем немного, Конан насчитал лишь дюжину. Для короля, Тэн И и Майлдафа это было даже меньше, чем немного. Но они были за решеткой, а по ту сторону стояли маги, которые могли и не пользоваться магией: проще было удушить восьмерых дерзких смельчаков дымом. Конан вопросительно посмотрел на Озимандию. — Это они,— кивнул колдун.— В белом — восьмой круг. Из девятого будут все в черном, и все с длинными белыми бородами. Не раскрывай карты сразу, о король,— предупредил Озимандия.— Они не считают зазорным лгать, так бей их тем же оружием. Не говори им ни о драконе, ни о Хорее, ни правды о том, кто вы на самом деле. Это я знаю тебя, а они понятия о тебе не имеют.

Тяни время, заговаривай им зубы. Нам дорого каждое мгновение. Помни, этот идиот Аббас наложил на дверь заклятие замка, и теперь никто, даже они, не сумеет ее открыть. Ни стрела, ни копье не страшны нам...

— Равно как и им,- прервал словоохотливого мага Конан.— Не надо наставлять меня, Озимандия. Говорить буду я, а все остальные — когда я разрешу, и ты тоже. Ты помог нам, и я помню об этом. А теперь будь любезен слушаться меня.

Воины в черных латах выстроились вдоль стен. Служители в белом образовали еще два ряда, гораздо более длинных, чем ряды воинов. И вот появились девять человек в черном. Они шли по трое, медленно и чинно, и сразу было видно, что власть здесь безраздельно принадлежит им. Как и говорил Озимандия, длинные белые бороды их свешивались до пояса.

Все девять были высоки и стройны и выглядели весьма благообразно. Несомненно, когда-то они были полны энергии, взглянув же на них сейчас, невозможно было поверить, что они не родились стариками. Длинные высохшие пальцы, седые волосы, обострившиеся черты лица, бескровные губы и запавшие глаза свидетельствовали об одном: смерть приближалась к ним, и они готовы были на все, даже на сговор с владыками тьмы, лишь бы ее избежать.

Но как могло произойти такое? Как девять полуживых старцев, почти мумий, оказались полновластными хозяевами десяти тысяч жизней и высоких магических тайн? Ответ был прост: подземный храм давно умер.

Умер как храм, как живая идея. Смерть поселилась здесь вместо жизни, и лишь она одна правила тут, обретя, наконец, зримое воплощение своей власти. Эти девять развалин по сути не жили уже, но не были они и мертвецами: они стали в этом мире посланцами всеуничтожающей пустоты, и черный цвет их одежды был черным знаменем черных богов.

Девять магов остановились перед решеткой. Лица их были неподвижны, словно посмертные маски, глаза безразличны ко всему. Зеленые камни ярко переливались на их обручах. Казалось, могильным хладом веет от них, а за их спинами огромной тенью стоит ужас всемирного зла, и он придает им силы.

Конан шагнул к решетке и встал против девятерых.

За ним стояла жизнь.

— Кто ты, обманом проникший в священный храм Илу Всеединого? Зачем убивал ты посвященных служителей его? Что тебе нужно здесь? — медленно заговорил первый старец.

— Я король Аквилонии, Конан Киммериец,— ответил Конан.— Я не знаю никакого Илу и не вижу никакого храма. Здесь земля моего королевства, и я хожу по ней, когда и где захочу. Кто вы такие, хотел бы я знать? И что вы делаете на моей земле?

— Ты впустую тратишь слова, Конан, если тебя действительно так зовут. Если даже ты и есть король Аквилонии, то, что ты находишься здесь,— лишь свидетельство бессилия королевств земных и могущества Илу Всеединого. Ты силен и ловок, но ты бессилен и ничтожен. Илу раскрыл твое коварство, и ты не можешь противостоять чуду, явленному им,— важно изрек второй.

— Это заклятие замка, против которого ты можешь не больше, чем я, а никакое не чудо! — рассмеялся Конан.— Только ты будешь топтаться около этой решетки всю свою недолгую оставшуюся жизнь, а я вышибу ее очень скоро. Не так ли, Озимандия?

— Озимандия, ты осужден на смерть,— вступил третий служитель.— Ты добился многого, но ты потеряешь все в мгновение. Илу не прощает измены. Приобретенное тобой не спасет тебя. Черный дракон будет здесь так скоро, как ты рассчитывал. Но когти его разорвут твое тело.

— Озимандия знает больше, чем все вы вместе взятые, старые вы ослы! — заявил служителям Конан.— То, что скрыто от ваших глаз во тьме, видно ему как при ярком свете.

— Тьма не страшна нам, она свет для нас,— заговорил четвертый,— а свет — тьма. Во тьме — сила, а свет лишь обнажает слабости, но бессилен сам. Не вам найти победу во тьме.

— Озимандия, ответь им, если хочешь,— усмехнулся король.

Стравить двух магов в словесном, а не магическом поединке было забавно.

— Во тьме нет знания,— выступил вперед волшебник.— Все, что вы помните еще, затворившись здесь, в пещерах, взято у света. Погруженные во тьму, растеряли вы все, даже свои имена. Вы восхваляете тьму, но не можете обойтись без света. Что будете вы делать, когда погаснет солнце? Нечему будет освещать ваши поля, не вырастет трава для овец! И что будете делать вы, когда догорят ваши факелы? Вам неведомо даже, как вернуть свет в эти пещеры!

— Свет — только ступень перед троном могущества тьмы,— молвил пятый служитель.— Свет тает во тьме, уступая ей и отдавая свои знания. Ужели думаешь ты, что, разогнав с помощью жалкого фокуса ничтожных букашек, победил нас? Эти твари сами не могут жить без света, они слабы и не нужны нам более. Мы создали могучих помощников, которым не нужны ни пища, ни свет, ни воздух. Они сильны и безжалостны и сокрушат любого. Они не боятся смерти. Мы осветим пещеры чашами жидкого света, а букашек перестанем кормить, и они сдохнут.

— Жизнь превозможет тех, кто не живет,— ответил Озимандия.— Не я просил скриллей не светить, а этот юноша, помнящий Юхиббола Сага. Ему ничего не стоит собрать их вновь. А они запросто могут сплотиться так, что вы погибнете от жары, и без вас ваши големы останутся бесполезными глыбами. Что могут сильнейшие ваши создания, грифоны, против черного дракона?

— Вся мощь дракона и все жизни Юхиббола — ничто перед великой тьмой,— провозгласил шестой.— Свет породил дракона, свет же и покарал его, свет сбросил его во тьму, и тьма дала заклинание, победившее дракона и свет, таящийся в нем. Вы погибнете!

— Знание сильнее невежества, слово сильнее молчания, бытующий с именем сильнее безликого. Зришь ли ты этот камень? — Озимандия показал служителям серебряный перстень. — Это камень Бреннана Мабидана, презревшего тьму и возвратившегося через восемь веков, сюда, как он и обещал. Различаешь ли ты цвет сего камня?

Конан тоже обратил внимание, что вместо зеленого тот светится голубым.