Сокровища Тарантии - Локнит Олаф Бьорн - Страница 31

Ну вот, опять. Вы будете пьянствовать, рассказывать интересные истории а я... А мне остается стирать лапы по сырому лесу.

Сбегаюка к той четверке злыдней, которых ведет пикт... Подслушивать — это так интересно!

Умный Хальк с утра поименовал наше положение "стратегически невыгодным". Итак, крупный отряд варваров на аквилонской службе продвигается по самой границе пущи и Трона Льва, направляясь к коренным Нордхеймским землям. Точнее — к ничьим. От Черной реки до берега территория спорная и для оседлой жизни мало приспособленная. Пикты — земледельцы и охотники, нордлинги — морские пираты и рыболовы.

Поселений в междуречье Черной и Унеры нет. Сплошные вересковые пустоши с редкими сосновыми рощицами. Справа по пути — стена Киммерийского кряжа. Позади — пикты, готовящие засаду. Впереди — земли народа Вези, тех самых, если верить маркграфу Ройлу, потомков Нифлунгов, сроднившихся с нордлингами. Еще дальше — Закатный океан.

Скрыться на равнине негде. С любой возвышенности мы смотримся как на ладони.

Бесспорно, шесть лучших десятков варварской гвардии Тарантии окажут серьезное сопротивление, но шестьдесят против тысячи?.. Даже я понимал, дело проигрышное. А если бросить обоз, где мы везли подарки вождям поселения Рагнарди, то мы окажемся на побережье голыми и босыми.

Какая-то сволочь пытается помешать нам оказаться на побережье. И она наняла "бродячих пиктов", которым все равно, кого грабить — им без разницы. Теперь главное — хитрость и внимательность.

С утра Конан разослал вперед и по флангами четыре дозора, из самых опытных вояк. Если верить подслушанному мною разговору, нападение состоится следующим утром, неподалеку от русла Унеры. Переправились через мелководный, но бурный исток Черной реки. Тяжелее всего пришлось с повозками — пришлось разбирать и переносить подарки и части телег не руках. Затем — снова в путь.

Очень беспокоился Тотлант — ощущал, как пиктские колдуны следят за передвижением отряда и делают мелкие гадости. То внезапный камнепад, то средь ровного поля образовывалось непроходимое болото, скрытое идиллическими кустиками вереска. Появлялись и странные менгиры — установленные на камнях оскаленные кабаньи головы, изукрашенные длинными листьями красного папоротника. Незримое присутствие врага ощущалось постоянно. На одной свинячьей голове красовалась грубо сделанная медная королевская корона — намек более чем ясный.

Много спорили. Кто успел так быстро нанять пиктов-кочевников? Почему они так хорошо осведомлены о передвижении отряда? Ясно одно: без измены дело не обошлось. Или же, проклятие Нифлунгов начинает пробовать нас на прочность.

— Меня никто не остановит, — процедил сквозь зубы Конан. — Бран, Торольв — стоянку для ночевки выбрать засветло. По картам определите самый лучший и короткий путь отхода к реке Унере. Я предпочту быть трусом, но живым трусом. Чтобы драться потом.

— Главное, чтобы на том берегу Унеры нас не ждали неприятные сюрпризы, — уныло сказал Хальк. — Не нравится мне это междуречье, хоть убей не нравится.

— Вот и сидел бы дома.

Донесения сторожевых разъездов беспокойных донесений к вечеру не принесли.

Попробую немножко рассказать о нашем отряде кладоискателей.

Об истинной цели путешествия знают лишь немногие — сам Конан—Коннахар (нравится королю дедово имя, звучит красиво, раскатисто), Хальк, Тотлант, я и Бран вместе с ярлом Торольвом. Бран и Торольв — самые старшие, по человечьим меркам, почти старики — им по пятьдесят лет.

Остальные — разбитная молодежь. Младшие сыновья нордлингов, киммерийцев или темрийцев, по каким-то своим причинам ушедшие из клана или семьи. И нашедшие пристанище под крылышком аквилонского короля, уверенного, что варвары — самые надежные люди в мире. Слова "измена", "нечестность", "предательство" им попросту неизвестны. Любой, уличенный в бесчестье — умирает. Нет, его не убивают. Умирает сам, кончая с собой от стыда. Или уходит от людей, становится изгоем. Потому что нарушение впитанных с молоком матери истин не позволяет жить дальше. Разве можно существовать с несмываемым пятном на чести? А честь для варвара — дороже жизни!

Они мне нравятся, что киммерийцы, что асиры. Веселые, не дураки пошутить (не настолько по-крупному, как Хальк, конечно...), стыда не ведают ибо живут честно и стыдиться им нечего. Молоды, сильны, никакой работы не чураются — даром, что королевские воины.

Попробуй, попроси гвардейца Черных Драконов дров для костра нарубить! Воспримет как личное оскорбление и на поединок вызовет!

К Хальку и Тотланту относятся с почтительным уважением. Один книжник — ученый человек, тайны мира постигающий. А стигиец с богами знается, колдун и шаман, гадать умеет, да, как говорят, в бою за себя постоит, не хуже десятка латников.

Большинство "дикого отряда" составляли здоровенные парни лет по двадцать пять. Киммерийцы с нордлингами не ссорились, и даже завели дружбу; к единственной женщине — Тюре относились как к родной сестре и неумело приударяли, пытаясь вызывать хоть чуток расположения. Тюра же была невероятно красива и холодна как ледник знаменитого Бен-Морга. Только к Гуннару — рыжему и улыбчивому асиру лет двадцати проявляла благосклонность. Гуннар ей кувшинки дарил и занимательные саги рассказывал.

На стоянках они жили в одной палатке, а дядя Торольв только посмеивался — выросла девка!..

Да и Гуннар — хорошего рода. И воин отличный. Доброе потомство даст.

Если сложится — ко Дню середины лета свадьбу сыграем.

И ко мне — как к настоящему оборотню — Тюра расположена была. Но больше из-за дела, чем по сердечной привязанности.

Конан рассудил верно: если на Полночь отправится эдакая расфуфыренная дворянская экспедиция — бед не миновать. А тут — варвары. Да какие! Первостатейные. Нордлинги с горцами, рожи — одна страшнее другой, но идут варвары под королевским штандартом — мол, служим не кому-нибудь там, а королю самоей достославной Аквилонии. Бойтесь!

Подорожные, приказы к начальникам стражи фортов, выправлены идеально. Не подкопаешься. Со всеми печатями и громкими именами на подписях. На самой главной — личный росчерк короля Конана Канах. А это имя на Полуночи многое значит. Конана уважают.

Да, но уважают-то его лишь полуденнее склонов Киммерии и Эйглофиата. А для дикого пикта имя Конана ничего не значит, а король он там или нет — это его личная головная боль.

Вероятно, так и рассуждали неведомые злыдни, устроившие при помощи пиктов засаду на отряд.

Оборона — наука сложная. Своих мало — врагов много. Воспользоваться особенностями местности практически невозможно: холмистая равнина, не спрячешься.

Если мои донесения верны — нападут ранним утром, чтоб застать тепленькими. Придется с боем отходить в сторону брода через Унеру, и, конечно, бросать вещи. Все ценное — золото, камешки, нефрит — в мешочки и на пояса. Хоть часть унести с собой.

И куда это, любопытно, ярл Торольв отправил свою боевую дочурку? Тюра не появлялась уже целые сутки.

Может, за помощью отослал? Сам Торольв и Конан, в отличие от панически настроенных Халь-ка с Тотлантом, самодовольно ухмыляются и ничего не рассказывают.

Последний вечер. Меня опять сгоняли на разведку по окрестностям — убедиться.

Убедился, да так, что едва не схватил в бок пиктскую стрелу. Два десятка отрядов серокожих дикарей, по тридцать—сорок воинов в каждом, упорно шли по нашим следам со стороны Пущи. Маскировались, не подходили ближе, чем за лигу. Среди пиктов замечались несколько личностей в охотничьих аквилонских одеждах. Ренегаты, как выражается барон Юсдаль.

Место для ночевки выбирал сам Конан. С Восхода и Полуночи нас прикрывал огромный скальный выход, дорога на Закат была открыта, с Полудня мы на скорую руку поставили частокол, за которым устроили арбалетчиков. Больше всего король опасался, что пикты, по своей дурной традиции, попрут напролом, окружат и не считаясь с жертвами начнут резню.