Драконы Исчезнувшей Луны - Уэйс Маргарет - Страница 39

Тас схватил Конундрума за воротник рубашки и затащил его за колонну.

По коридору шел человек. Он был одет во все черное и потому почти не выделялся на фоне общего мрака и черных мраморных стен. Тассельхоф впервые смог хоть сколько-нибудь рассмотреть незнакомца, когда тот проходил под факелом. Правда, блеклый оранжевый свет позволял увидеть лишь общие очертания фигуры, однако у Тассельхофа все же возникло странное чувство (может, оно было последствием удара?), что он знает человека в черном. Да-да, во всем облике мужчины — и в его медленной, раскачивающейся походке, и в его манере тяжело опираться на посох, и в самом посохе, источавшем мягкий белый свет, — во всем этом было что-то до боли знакомое.

— Рейстлин! — с благоговением выдохнул Тас.

Он уже собрался крикнуть во весь голос, а потом с гиканьем выбежать навстречу своему старому другу, которого в течение долгого времени считал мертвым, и крепко обнять его, но тут ему на плечо опустилась рука и тихий голос шепнул:

— Нет. Пусть он пройдет.

— Но ведь Рейстлин мой друг, — возразил Тассельхоф. — Я обиделся на него всего лишь раз, когда он убил другого моего друга. Кстати, тоже гнома.

Конундрум широко раскрыл глаза и вцепился в кендера.

— А твой друг... часом, у него не вошло в привычку... ну, у-у-б-бивать гномов?

Тассельхоф не услышал этого вопроса. Он пристально смотрел на Конундрума: одной рукой тот держал его за рукав, а другой — за полу рубашки, и, насколько знал Непоседа, третьей руки у гнома не было. Тем не менее непонятно откуда взялась еще какая-то рука, и она крепко сжимала его плечо. Тас обернулся, надеясь рассмотреть таинственного незнакомца, но из-за густой тени, отбрасываемой колонной, увидел лишь кромешную тьму. Тогда он повернулся в другую сторону, но и там не обнаружил никакой руки. Вернее, он просто не увидел ее, хотя ощущал ее тяжесть на своем плече.

Найдя все это в высшей степени странным, Тассельхоф снова взглянул на Рейстлина. Он давно его знал и не мог не признать, что маг не всегда хорошо обращался с кендерами. И потом, Рейстлин действительно убивал гномов. По крайней мере одного-то он точно убил. И в день убийства на нем были такие же черные одежды...

Да, иногда гном доводил Непоседу до белого каления. Однако кендер совсем не желал ему смерти, а посему решил, что ради Конундрума он не станет выскакивать из своего укрытия и сжимать Рейстлина в объятиях.

Маг прошел в двух шагах от колонны, за которой они стояли. К счастью, Конундрум совершенно онемел от страха, а Тассельхоф просто заставил себя сидеть тихо, хотя лишь ушедшие Боги знали, чего это ему стоило. Впрочем, некоторую награду за примерное поведение он все же получил — таинственная рука одобрительно похлопала его по плечу. Ее по-прежнему не было видно, и, откровенно говоря, подобное обстоятельство совсем не нравилось кендеру.

Казалось, Рейстлин с головой ушел в свои мысли. Он двигался медленно и как-то неуверенно, низко опустив голову. Внезапно у него начался приступ кашля, да такой сильный, что маг вынужден был прислониться к стене. Вскоре он начал давиться, и лицо его смертельно побледнело, а на губах выступила кровь. Тас не на шутку встревожился: Рейстлин мучился кашлем и раньше, но так тяжело — никогда.

— Карамон готовил для него специальный чай, — произнес Тассельхоф, подавшись вперед.

Невидимая рука втащила кендера обратно. Рейстлин поднял голову, и его золотистые глаза засверкали в свете факелов. Он в тревоге посмотрел по сторонам.

— Кто это сказал? — спросил он шепотом. — Кто произнес имя Карамона? Кто, я спрашиваю?

Рука вцепилась в плечо Тассельхофа. Впрочем, в подобном предостережении уже не было необходимости: Рейстлин выглядел настолько странно, а выражение его лица было столь ужасным, что кендер твердо решил хранить молчание.

— Никого, — сказал Рейстлин, справившись наконец со своим удушающим кашлем. — Мне показалось. — Он вытер лицо краем черного бархатного рукава и зловеще улыбнулся. — Возможно, это говорила моя нечистая совесть. Карамон мертв. Все они мертвы — утонули в Кровавом море. О, какими потрясенными они выглядели! И как изумились тому, что я не захотел смиренно разделить их долю...

Собравшись с силами, Рейстлин оторвался от стены и оперся на посох, однако остался стоять на месте. Вероятно, он еще не оправился от приступа и решил немного отдохнуть.

— Я и сейчас вижу выражение лица Карамона. Я слышу его плач. — Рейстлнн изменил голос, заговорив через нос: — Но... Рейст... — Он поскрежетал зубами и снова недобро улыбнулся. — И Танис, лицемерный святоша. Из-за недозволенной любви к моей сестре он предал своих друзей, и у него еще хватило наглости обвинить меня в вероломстве! Я помню всех — Золотую Луну, Речного Ветра, Таниса и Карамона с их телячьими глазами. — Рейстлин снова закривлялся: — Спаси хотя бы брата! — И уже собственным голосом закончил свой страшный монолог: — Спасти? Для чего? Все равно его амбиции не ведут дальше постели драгоценной возлюбленной. Всю жизнь он камнем висел на моей шее. Спасти! Вы с тем же успехом могли бы выпустить меня из тюрьмы, но при этом навесить мне на руки и на ноги побольше кандалов...

Он медленно пошел по коридору.

— Ты знаешь, Конундрум, — прошептал Тассельхоф, — я назвал Рейстлина другом, но любить его не всегда просто. Иногда я даже не уверен, что он стоит таких усилий. Рейстлин говорит о Карамоне и о других, утонувших в Кровавом море, но ведь они не утонули. Я знаю правду. Мне рассказал ее Карамон. И Рейстлин тоже знает правду — он ведь уже видел всех, кого считал погибшими. Тем не менее они для него все еще остаются утонувшими. Значит, ему известна не вся правда. Похоже, Рейстлин находится где-то между временем, когда считает их погибшими, и временем, в котором он уже знает, что они все-таки живы. Выходит, — взволнованно продолжал Тассельхоф, — я нашел другую часть прошлого.

Услыхав это словесное излияние, Конундрум испуганно посмотрел на кендера и отодвинулся на несколько шагов назад.

— Ты ведь не встречался с моим кузеном Стронцием Девяностым, правда?

Только Непоседа собрался сказать, что не имел такого удовольствия, как в коридоре раздался звук шагов. Они принадлежали не магу — весь производимый им шум сводился к периодическому покашливанию и шелесту одежд. Нет, эти шаги были грозными и решительными и порождали невероятный грохот.

Невидимая рука втащила Тассельхофа еще глубже в тень и крепко стиснула его плечо, словно давая наказ сидеть очень тихо, а гном, вымуштрованный инстинктом самосохранения, и сам так вжался в стену, что теперь вполне мог сойти за наскальный рисунок какого-то первобытного племени.

Вошедший человек сразу наполнил коридор шумом, движением и жизнью. Он был высок и мускулист и облачен в тяжелые кованые доспехи. В руке он нес рогатый шлем Повелителя Драконов, а сбоку у него бряцал огромный меч. Он шел быстро и целеустремленно, не глядя по сторонам, и Рейстлину пришлось прижаться к колонне, дабы не оказаться растоптанным.

Повелитель Драконов бросил на мага небрежный взгляд. Тот поклонился, и великан продолжил свой путь. Маг тоже собирался пойти дальше, однако Повелитель вдруг остановился.

— Маджере, — прогремел его голос.

Рейстлин обернулся.

— Да, господин Ариакас.

— Нравится ли тебе у нас в Нераке? Ты доволен предоставленным жильем?

— Да, господин. Оно вполне соответствует моим скромным нуждам, — ответил маг. Из голубого навершия посоха начал струиться мягкий свет. — Благодарю за беспокойство.

Великан нахмурился. Ответ Рейстлина казался весьма учтивым, как того и требовало обращение к Повелителю Драконов, но, хотя Ариакас и не любил придираться к кому бы то ни было по мелочам, сейчас он не смог не заметить злобной нотки в резком голосе мага. Впрочем, Повелитель счел ниже своего достоинства говорить об этом Рейстлину.

— Твоя сестра Китиара просила меня хорошо обращаться с тобой, — сухо сообщил он. — Ты должен быть благодарным ей за то положение, которое занимаешь здесь.