Наследие Темного Меча - Хикмэн Трэйси - Страница 3

Эта последняя фраза ничуть не избавила нас от мрачных предчувствий. Однако мы сделали все, как велел ночной гость. Будучи каталистом, Сарьон привык подчиняться. И я тоже — поскольку был вышколен как слуга при королевском дворе. Впрочем, мой господин всё равно не видел смысла в том, чтобы дрожать в ночной рубашке в холодной гостиной и спорить с колдуном. Мы вернулись в кухню.

Дуук-тсарит остался в тёмной гостиной, но я чувствовал на себе его взгляд. Ощущение было крайне неприятное. До сих пор ни я, ни Сарьон не подозревали, что у нас есть «привычные вечерние занятия». Даже теперь, когда колдун обратил на это наше внимание и мы задумались о том, что обычно делаем каждый вечер, всё равно не смогли припомнить ничего конкретного.

— Не размышляйте понапрасну, — раздался у нас в головах голос Дуук-тсарит. — Расслабьтесь, и пусть ваше тело сделает все само. Когда вы уляжетесь в постель, отец, тогда мы поговорим.

Мы, конечно, собирались провести вечер не совсем так, но особого выбора у нас не было. Сарьон последовал совету колдуна и постарался не думать о том, что делает. Он выключил чайник, который давно уже громко свистел — хотя мы и не замечали этого. Каталист налил кипяток в заварочный чайник. Я взял тарелку с бисквитным печеньем. И так, с чаем и бисквитами в руках, мы отправились в спальню Сарьона.

Дуук-тсарит бесшумно скользнул за нами следом.

Сарьон, вспомнив об обязанностях гостеприимного хозяина, задержался и, повернувшись к колдуну, показал на чашку, знаками спрашивая, не желает ли гость присоединиться к нашему чаепитию.

— Не останавливайтесь, — настойчиво поторопил голос у меня в голове. Потом колдун добавил более мягким тоном: — Нет, спасибо.

Сарьон прошёл в свою маленькую спальню и поставил чай и бисквиты на ночной столик возле кровати. Я уселся в кресло, взял книгу и нашёл то место, на котором мы остановились вчера вечером.

Сарьон забрался в постель, закутался в одеяло и только сейчас вспомнил, что обычно, перед тем как лечь, чистит зубы. Каталист посмотрел на меня и жестами показал, будто пользуется зубной щёткой. Я беспомощно пожал плечами, не в состоянии что-либо сделать или посоветовать.

Сарьон забеспокоился и хотел было обратиться к колдуну, но передумал. Он ещё раз взглянул на меня и постарался успокоиться — раскрыл книгу, отхлебнул глоток чая. Обычно я пил чай с бисквитами. Но сейчас у меня в горле так пересохло, что я не решился взять печенье, опасаясь, что не смогу его проглотить и подавлюсь.

Дуук-тсарит наблюдал за нами из полумрака в коридоре. Похоже, он был доволен. На мгновение колдун удалился, потом вернулся, прихватив из кухни стул. Он поставил стул в коридоре и уселся на него. Снова прозвучало едва слышное заклинание. Мы с Сарьоном с интересом огляделись, гадая, какие картины на стенах засияют зелёным светом на этот раз.

Ничего не произошло.

— Если не ошибаюсь, вы обычно слушаете музыку. Разве не так? — сказал беззвучный голос.

Конечно же! Сарьон совсем позабыл об этом. Он включил CD-плеер, который считал одним из самых чудесных и удивительных устройств в этом мире техники. В комнате зазвучала прекрасная музыка. Кажется, это было что-то из Моцарта. Сарьон начал читать вслух «Ваша взяла, Дживс!» Вудхауза, одного из своих любимых авторов. Все было бы замечательно, если бы в тени коридора не маячил колдун в чёрном, похожий на ворона Эдгара По.

— Теперь мы можем поговорить без опасений, — внезапно сказал Дуук-тсарит и откинул капюшон с лица. На сей раз он говорил вслух, хотя и негромко. — Но все же лучше разговаривать потише. Я деактивировал устройства Дкарн-каир, но, возможно, здесь есть и другие, которых я не заметил.

Теперь, когда говорить уже не запрещалось, все вопросы, которые вертелись у меня в голове, вдруг куда-то исчезли. Не то чтобы я собирался задать их сам… Мой господин высказался бы за меня. Однако Сарьон, похоже, тоже растерялся, как и я.

Каталист жевал бисквит, запивая его чаем, и молча смотрел на колдуна. Лицо Дуук-тсарит теперь было хорошо освещено, и оно как будто показалось Сарьону смутно знакомым. Потом Сарьон рассказывал мне, что не чувствовал того всепоглощающего ужаса, какой обычно овладевает человеком в присутствии Исполняющих. Наоборот, ему почему-то было приятно видеть нашего ночного гостя. И ещё Сарьон знал, что обрадовался бы ещё больше, если бы смог припомнить, кто это такой.

— Простите, сэр… — пробормотал каталист. — Мне кажется, что я знаю вас, но я уже стар, и зрение меня подводит…

Дуук-тсарит улыбнулся.

— Я Мосия.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Я думал, что Сарьон вскрикнет от удивления и радости, но он вовремя вспомнил о приказе соблюдать тишину. Каталист начал выбираться из-под одеяла, чтобы крепко обнять старого друга, но Дуук-тсарит покачал головой и жестом велел Сарьону оставаться в постели. Хотя окна в спальне были закрыты шторами, силуэт на фоне света могли увидеть снаружи.

Сарьон пробормотал, запинаясь:

— Мосия… Не могу поверить… Мне так жаль, милый мальчик… Двадцать лет… Прости… Видишь, как я постарел, и память уже не та… Не говоря уже о зрении…

— Не стоит извиняться, отец, — сказал Мосия, обращаясь к каталисту как в давние времена, хотя теперь это было уже не совсем уместно. — Я немного изменился за эти годы. Не удивительно, что вы меня не узнали.

— Ты и вправду изменился, — печально сказал Сарьон, окинув взглядом чёрное одеяние Дуук-тсарит.

Мосия, похоже, удивился.

— Я думал, вы слышали о том, что я стал Дуук-тсарит. Принц Гаральд об этом знает.

— Мы с принцем Гаральдом редко общаемся, — виновато признался Сарьон. — Он считает, что так лучше — для моей безопасности. По крайней мере, так он мне говорил. Если бы принц Гаральд поддерживал со мной контакт, это повредило бы ему в политике. Я прекрасно все понимаю. Собственно, вот главная причина, по которой я покинул лагерь переселенцев.

Теперь уже Мосия смотрел на Сарьона с печалью и сожалением, а каталист терзался от смущения и чувства вины.

— Я… думал, что так будет лучше, — признался Сарьон. — Там люди смотрели на меня и… если и не обвиняли ни в чём, то… я будил в них воспоминания… — Каталист замолчал.

— Кое-кто говорит, будто вы покинули их ради собственной выгоды, — заметил Мосия.

Я не мог больше сдерживаться и раздражённо взмахнул рукой, возмущённый этими жестокими словами, которые наверняка больно ранили моего господина.

Мосия с интересом посмотрел на меня. Он не слишком удивился тому, что я не произношу ни слова, — как Дуук-тсарит, он наверняка знал обо мне всё, что можно узнать, в том числе и то, что я немой. Скорее его удивило то, что я так рьяно бросился защищать своего господина.

— Это Ройвин, — представил меня Сарьон.

— Ваш помощник, — кивнул Мосия.

Как я и предполагал, он наверняка все обо мне знал.

— Ему хочется, чтобы я его так называл, — Сарьон посмотрел на меня и улыбнулся. — Но мне всегда казалось, что правильнее было бы называть его сыном.

Я вспыхнул от удовольствия и смущения, но покачал головой. Олмин знает, что Сарьон дорог мне, как отец, но я никогда не позволю себе такой вольности.

— Он немой, — продолжал Сарьон, без малейшего смущения объясняя моё несчастье.

Впрочем, меня самого немота тоже ничуть не смущала. С физическим недостатком, сопровождающим тебя на протяжении почти всей жизни, свыкаешься как с чем-то вполне естественным. Как я и предполагал, Мосия уже знал об этом, и его дальнейшие слова подтвердили мою догадку.

— Ройвин был совсем ребёнком, когда произошло Разрушение. — Этим словом народ Тимхаллана называл теперь то, что случилось с их миром. — Он остался сиротой. После того что ним случилось, он перестал разговаривать. Вы нашли его в опустевшей Купели, тяжело больного, всеми покинутого. Потом Ройвин служил при дворе принца Гаральда, получил образование в лагере переселенцев, и принц направил его к вам, чтобы он записал историю Тёмного Меча. Я читал её, — добавил Мосия и вежливо улыбнулся мне. — Все изложено более или менее верно.