Битва близнецов - Уэйс Маргарет - Страница 47

И Карамон, и Танис Полуэльф, и Рейстлин — любой из их компании — обязательно заметил бы эти приметы беды и, приближаясь к околице, непременно положил бы руку на рукоять меча или приготовил бы защищающее заклятие.

Только въехав в деревню, Крисания удивилась тишине и безлюдью. Оглядываясь по сторонам, она обратила внимание на отсутствие жителей и впервые ощутила легкую тревогу. Только теперь она услышала резкие скрипучие крики и, подняв голову, рассмотрела кружащихся в небе птиц. Ее присутствие явно раздражало стервятников; поначалу они поднялись высоко-высоко, но голод пересилил страх, и они снова спустились вниз и расселись на ветвях деревьев, не то устраиваясь на ночлег, не то дожидаясь, пока Крисания уберется восвояси.

Крисания спешилась перед дверями здания, вывеска на котором свидетельствовала, что это постоялый двор. Привязав коня к столбу, она подошла ко входу. Если это и была гостиница, то очень маленькая. Выглядела она добротной, крепкой, с аккуратными занавесочками на окнах, и производила бы впечатление исключительно уютного, гостеприимного места, если бы не сверхъестественная, зловещая тишина. В окнах не было видно никакого света, хотя темнота быстро сгущалась, накрывая поселок звездным покрывалом ночи. Когда Крисания распахнула дверь, она почти ничего не могла рассмотреть внутри.

— Эй, есть здесь кто-нибудь? — неуверенно позвала Крисания.

При звуке ее голоса стервятники, сидевшие на крыше, хрипло закричали и захлопали широкими крыльями. На голову Крисании полетела сухая солома и какой-то мусор. Молодая женщина невольно вздрогнула и перешагнула порог.

— Эй! — снова позвала она. — Мне нужна комната…

Но голос ее сам собой затих. Каким-то внутренним чутьем Крисания поняла, что постоялый двор покинут обитателями. Может быть, все жители решили присоединиться к армии Рейстлина? Крисания знала несколько случаев, когда целые деревни снимались с насиженных мест и вливались в отряды Карамона. Но нет.

Оглядевшись по сторонам, она поняла, что тут причина в другом. Если бы люди ушли воевать, они захватили бы с собой все свое имущество и в доме не осталось бы ничего, кроме мебели.

А здесь Крисания разглядела накрытый к ужину стол…

По мере того как глаза ее привыкали к темноте, молодая женщина продвигалась в глубь комнаты и видела наполненные вином кружки, открытые бутылки в центре стола, несколько тарелок, две из которых валялись, разбитые, на полу вперемежку с начисто обглоданными костями. Между ножками стола бродили две тощие кошки, и Крисания догадалась, кто сбросил тарелки и расправился с остатками еды.

На второй этаж вела узкая чистенькая лестница. Крисания хотела подняться по ней наверх, но мужество вдруг покинуло ее. Она малодушно решила сначала осмотреть поселок в надежде отыскать кого-нибудь из жителей или хотя бы их следы, которые помогли бы ей понять, что произошло.

На полке Крисания нашла масляную лампу. Среди ее вещей были трут и огниво; она без труда зажгла фитиль и вышла на улицу.

Тем временем наступил уже поздний вечер и снаружи было совсем темно. «Что же случилось? — гадала Крисания. — Где все?» Она не находила никаких следов того, что на поселок было совершено нападение. Не было ни крови, ни поломанной мебели, ни валяющегося в беспорядке оружия. И — самое главное — не было тел погибших.

Беспокойство ее продолжало нарастать. При виде Крисании конь, привязанный снаружи, тонко и жалобно заржал, и жрица почувствовала непреодолимое желание вскочить в седло и унестись прочь как можно быстрее. Тем не менее она понимала, что ее конь устал и что вряд ли ускачет далеко, не отдохнув как следует. Кроме того, его необходимо было накормить.

Подумав об этом, Крисания отвязала своего скакуна и отвела в стойло за постоялым двором. Оно пустовало. Что ж, ничего необычного в этом не было — в последнее время лошади стали роскошью, которую не каждый мог себе позволить.

Зато в яслях нашлась солома, а в поилке свежая вода, словно постоялый двор готовился к приему путников.

Крисания повесила лампу на крюк, расседлала коня и неловко вычистила его скребницей; она видела, как это делается, но ни разу не занималась этим сама.

Конь, впрочем, остался весьма доволен процедурой. Уже выходя из стойла, Крисания слышала, как он удовлетворенно фыркает и с хрустом жует солому.

Высоко подняв над головой лампу, жрица с опаской вернулась на пустынную улицу. С надеждой она всматривалась в темные окна домов и витрины лавок, но тщетно. Никого и ничего не видно было в окнах, затянутых слюдой или выскобленными бычьими пузырями.

Она прошла еще несколько шагов и вдруг услышала какой-то шум. На мгновение ее сердце замерло от страха, а Рука, сжимавшая лампу, задрожала. Крисания остановилась, прислушалась к далеким звукам, пытаясь уверить себя, что их производит ночной зверь или какая-нибудь птица.

Но нет… Звук повторился снова, мерный, странно знакомый. Сначала что-то скрипнуло, потом раздался негромкий глухой удар, словно от падения какого-то предмета. Как бы там ни было, Крисании показалось, что в этих звуках нет ничего угрожающего или зловещего, к тому же Паладайн пока еще не оставил свою праведную дочь, однако Крисания продолжала стоять посреди улицы. Отчего-то ей вовсе не хотелось идти узнавать, кто или что издает эти звуки.

— Что за чушь! — сурово сказала себе жрица, слегка успокоившись. Легкий гнев, вызванный не столько собственной нерешительностью, сколько таким нелепым крушением всех ее планов и надежд, заставил ее сдвинуться с места. Несмотря на приступ этой нежданной решимости, Крисания заметила, что рука ее

— совершенно непроизвольно — крепко стиснула висящий на груди медальон Паладайна.

Она шла вперед, и странный звук становился все громче. Ряд домов и небольших лавок неожиданно кончился, и Крисания, повернув за угол, пошла медленно и осторожно, забыв при этом погасить свою лампу. Когда она спохватилась, было уже поздно. Завидев свет, человек, производивший эти странные звуки, неуклюже повернулся и выпрямился, прикрывая глаза ладонью.

— Кто здесь? — раздался мужской голос. Крисании он показался молодым, только смертельно усталым. — Что тебе нужно?

В этом голосе не было ни испуга, ни враждебности, одно лишь отчаяние и легкое недовольство, словно присутствие постороннего ложилось на плечи этого человека тяжким бременем.

Вместо того чтобы ответить, Крисания приблизилась. Теперь она поняла, что это были за звуки. Человек копал землю. Сейчас он стоял, тяжело опираясь на заступ. Никакого светильника она не увидела. Можно было подумать, что незнакомец начал работать еще засветло и даже не заметил, что наступила темнота.

Крисания подняла лампу повыше, чтобы свет от нее падал на них обоих, и стала рассматривать незнакомца. Человек был моложе нее. Он выглядел лет на двадцать. У него было бледное серьезное лицо, блестящее от пота и испачканное глиной. Одет он был в длинную рясу, которую Крисания приняла бы за жреческую, если бы не непонятный знак, вышитый на груди.

Крисания сделала еще шаг вперед и заметила, что юноша едва держится на ногах. Если бы не заступ, он, наверное, упал бы — так сильно его качало.

Позабыв про все свои страхи, Крисания бросилась вперед с намерением ему помочь. К ее изумлению, юноша отшатнулся от нее и взмахнул рукой, словно не желая, чтобы она приближалась.

— Назад! — слабым голосом воскликнул он. — Не подходи!!

— Что? — испуганно спросила Крисания. — Почему?

— Держись от меня подальше! — решительно повторил молодой человек. Было видно, что слова даются ему с огромным трудом; он покачнулся, и на этот раз даже черенок его мотыги не помог ему устоять. Странный молодой человек упал на кучу свежевырытой земли и схватился руками за живот.

— Я ничего такого… — пробормотала жрица, сообразив, что юноша болен или ранен. Наклонившись к нему, она обняла его за плечи, пытаясь помочь подняться, но тут взгляд ее случайно упал на яму, которую копал незнакомец.

Крисания в ужасе замерла.