Ключи от рая - Дейч Ричард - Страница 78

И вот сейчас Майкл терпеливо ждал, устроившись с Симоном за «ауди». Хотя вдоль дороги дул теплый летний ветерок, его колотил озноб. Вокруг простирался дикий, первозданный лес, в котором, однако, недоставало чего-то очень важного: жизни. Воздух не оглашался щебетом птиц. Летняя ночь, обычно наполненная треском цикад, оставалась мертвенно беззвучной. Среди деревьев не сновали дикие зверьки, в траве не извивались ужи. Но самым жутким было отсутствие насекомых. В земле не копошились жучки, в воздухе не кружились мухи, не висели комары, ищущие крови, В лесной чаще всегда можно встретить паука, крошечного ткача, притаившегося у своих сетей, однако здесь их не было. Мир насекомых присутствует повсюду. В годы изобилия и голода, войны и мира они с незапамятных времен неизменно присутствуют на планете, единственные из всех живых существ. Ничто не в силах прогнать или уничтожить их. И, тем не менее, в лесах Августа Финстера насекомые отсутствовали.

Услышав тихий свист, Майкл обернулся и успел увидеть, как по длинной подъездной дороге к воротам приближается черный лимузин — тот самый, который преследовал его от аэропорта. Ночной мрак вспорол свет галогенных фар, озаривших даже самые сокровенные закутки леса. Огромные ворота бесшумно распахнулись, и «мерседес», выехав за пределы поместья, быстро набрал скорость и скрылся в темноте.

Сорокапятиминутная дорога пролетела незаметно благодаря тонизирующему действию спиртного. Бар лимузина, только что пополненный, содержал лишь первоклассные напитки: «Дом Периньон», «Чивас регал», «Вдова Клико», «Грей гус». Шампанское и виски. И никакого пива. Кубики льда позвякивали в хрустальных бокалах от «Тиффапи», а за окнами со скоростью сто восемьдесят километров в час бесшумно проносился сельский пейзаж. Вскоре за тонированными стеклами показались мутные огоньки пригородов Берлина, подобные звездам в туманном небе. На просторном заднем сиденье разместились четыре пассажира. Все смеялись — все, кроме одного. Финстер оставался задумчивым; он сидел, уставившись в мелькающую за окном ночь, но мысли его витали где-то и другом месте. Его переполняла смесь радости и грусти. Приближающееся осуществление самых сокровенных чаяний может очень печалить.

Однако это настроение держалось недолго; Финстер быстро вернулся в настоящее и обнял Джой, ту, что с рыжими волосами. Его правая рука ощутила ее теплую полную грудь, которая стремилась вырваться из тесного выреза простенького льняного платьица. Силикон. Однако Финстера это нисколько не беспокоило; он прекрасно сознавал, что жизнь полна иллюзий и все люди носят маски. Зоя, белокурая красавица, сидела напротив, вытянув длинные босые ноги так, что они буквально лежали у Фшютера на коленях. Пловчиха из олимпийской сборной Германии. Финстеру нравилось, как ее плечи натягивают блузку с серебристым люрексом.

Он намеревался сегодня вечером вкусить эти плоды: Джой, рыжую, Зою, блондинку, и Одри, черноволосую красавицу, сидевшую слева от него. Три различных аромата на прощальный вечер.

— Куда мы направляемся? — спросила Джой.

— Прекрасные дамы, предоставляю выбирать вам.

— Разрешите мне! — стала упрашивать, как ребенок, подвыпившая Зоя.

— Нет, мне! Мне! — взмолилась Джой.

Одри погладила пальцем щеку Финстера, прижимаясь к нему всем телом.

— Я знаю одно замечательное местечко. Совершенно новое, чувственное, абсолютно декадентское. Настоящий рай на земле.

— Как раз то, что я люблю, — согласился Финстер.

— «Наслаждение»? — зажглись глаза у Джой.

— «Наслаждение»? — с надеждой произнесла Зоя.

— Как ты полагаешь, ты сможешь провести нас? — нежно проворковала Финстеру на ухо Одри, прекрасно понимая, что он сможет и, конечно же, не устоит перед вызовом.

Финстер молча обвел взглядом свой крошечный гарем: красавицы расслабились, их соблазнительные тела налились предчувствием страсти. Сам он никак не мог определиться, куда направиться. Определенно, «Наслаждение» — это то, что надо, место, где нужно побывать обязательно; вот только Финстер сомневался, хочет ли он, чтобы именно этот клуб остался его последним воспоминанием о Германии, стране, которую он успел полюбить. Заведение совсем новое, и у него еще не было случая вкусить его прелести. Так какой же станет эта ночь: ночью новых впечатлений или ночью ностальгических воспоминаний?

Доктор Райнхарт бежал по коридору; две медсестры изо всех сил старались не отстать от него. За ними неуклюже спешил санитар, везущий грохочущую каталку. Они ворвались и отдельную палату, оглашенную пронзительным воем сигналов тревоги и писком аппаратуры интенсивной терапии. На а стоящем у изголовья кровати мониторе кардиографа застыла зеленая прямая. Сердце Мэри Сент-Пьер остановилось; ее тело неподвижно застыло на кровати.

Четыре часа назад она на своей машине возвращалась из оранжереи, намереваясь на обед вернуться домой. Однако по пути Мэри завернула в церковь Святого Пия, где погрузилась в молитвы. Она поблагодарила Господа за друзей и за прожитую жизнь, за любовь, которая наполняла ее сердце. Поблагодарила за своего мужа, человека, который отказался от прежней жизни, чтобы завоевать ее сердце. Попросила у Бога силы. Не для себя, а для Майкла, чтобы он смог пережить то, чего не миновать, чтобы нашел мужество жить дальше, после того как ее не станет. Мэри просила у Господа, чтобы Майкл снова нашел любовь. У него слишком большое сердце, чтобы он до конца своих дней жил в одиночестве, его душа переполнена любовью, которую необходимо с кем-нибудь разделить. Мэри пожелала мужу детей, счастья и терпения. Ей страстно хотелось жить вместе с Майклом, быть рядом, но теперь она уже твердо знала, что этому не суждено осуществиться. И мечтала о том дне, который настанет не скоро, через много-много лет, когда они с мужем соединятся вновь, уже навсегда.

Мэри чихнула, всего один раз, беззвучно, аккуратно прикрывая рукой рот, как ее научили еще в детстве. Роясь в сумочке, она мысленно обругала себя за то, что не захватила бумажные носовые платки. Похоже, возвращался насморк, донимавший ее вчера вечером, и Мэри чувствовала, что даже легкое недомогание может стать страшным ударом по ее подорванному иммунитету. А сейчас ей не хватало только этого.

Мэри поспешила обратно к машине; в бардачке всегда имелся солидный запас всего необходимого. На руку свою она обратила внимание только тогда, когда, открыв дверцу машины, потянулась к ручке маленького ящика. Мелочь, которую не сразу и заметишь. Крошечные красные пятнышки, похожие на веснушки, уже начавшие темнеть. Это была правая рука, та самая, которой Мэри прикрывала рот.

Она поехала прямо в клинику. Ей с огромным трудам удалось совладать с собой; на затылке у нее выступил холодный пот, руки тряслись. Страхи вернулись, теперь уже с удвоенной силой. Ей нужен Майкл, прямо сейчас. Доктор Райнхарт принял Мэри, устроил ее в отдельную палату. Сказал, что результаты анализов будут готовы через несколько часов. Заверил, что причин для беспокойства нет. Просто при чиханье сжатие мышц вызвало разрыв мелких кровеносных сосудов в легких. Пока что никакие другие симптомы осложнений не проявились, но доктор Райнхарт настоял на том, чтобы подержать Мэри в клинике до завтрашнего утра, на всякий случай. Ненова повторил, что причин для беспокойства нет, что, судя по всем признакам, состояние остается стабильным и утром она сможет отправиться домой.

Но вот сейчас, три часа спустя, доктор Райнхарт подключил к груди Мэри автоматический дефибриллятор. Щелкнул тумблером. Из аппарата донесся монотонный безликий голос: «Три… два… один… ПУСК!» Раздался предупредительный сигнал, после чего в тело Мэри был выпущен мощный заряд электричества. Безжизненное тело выгнулось дугой, правая рука свалилась с матраса.

Через мгновение Мэри рухнула обратно на кровать; глаза ее оставались закрыты, краска схлынула с лица. Райнхарт нагнулся, прижимая к ее груди стетоскоп. Ничего. Па мониторе тихо гудящего кардиографа по-прежнему зеленела ровная линия.