Вкус яблока - Хиккетс Роберта - Страница 7

Полицейский и представить себе не мог, что все зайдет так далеко. Был настолько убежден, что папаша и дедушка Алана встанут плечом к плечу, чтобы защитить своего ненаглядного отпрыска, что повестка из суда совершенно выбила его из колеи.

Обычно он реагировал на вызов в суд совершенно спокойно. Слушание разнообразных дел входило в круг обязанностей каждого полицейского, служил тот в гражданской или в военной полиции. Сама процедура его не страшила, хоть и несколько выбивала из рабочего графика.

Да и дело само по себе было простое, незатейливое. Они с Бизоном обнаружили Алана там, где ему быть не надлежало, а мальчишка признался, что совершил преступление. И даже самые лучшие адвокаты, которых можно было купить за денежки Роллинсов, не смогли бы представить запротоколированный факт в ином свете.

А вот что беспокоило его, так это перспектива опять увидеть мамашу малолетнего преступника. Ни дня, ни часа не прошло за последние полторы недели — по крайней мере так ему казалось, — чтобы он не вспоминал о ней. Даже однажды еще разок проехал мимо ее дома. Что бы он ни делал — работал ли, ходил ли в гости к родителям, или на деловые встречи, — мысленно был с ней. Даже во сне ее видел…

Гард натянул китель, застегнулся и прицепил над левым карманом орденскую планку. Потом взял фуражку и, шагнув за порог, надел ее.

Ничего, сегодня увидит Мэйбл в последний раз, уговаривал он себя по дороге в город. Сейчас приедет в суд, судья скорее всего приговорит Алана к исполнению каких-нибудь общественно полезных работ, и мальчишка со своей мамашей навсегда исчезнут из его жизни.

Господи, хоть бы так случилось, взмолился Гард.

В здании суда он подождал в комнате для свидетелей, пока его пригласят в зал заседаний. Наконец дождался. Войдя в зал, изо всех сил старался не смотреть в сторону защитника, но не смог удержаться и, естественно, первой и единственной, кого он увидел, была Мэйбл. Она сидела в первом ряду. Гладко зачесанные волосы, костюм из мягкой серой шерсти и такое же серое лица Боится, подумал полицейский, и в душе его шевельнулось чувство, похожее на жалость, которое он тут же подавил. Любая мать выглядела бы и обеспокоенной и испуганной, если бы ее одиннадцатилетний сынишка попал в беду.

Только Мэйбл нельзя назвать любой матерью, а Алана любым сыном. Они привилегированные. Одним словом, особенные…

Судебный пристав взял с Брустера клятву говорить только правду, после чего попросил его занять свидетельское место.

— Назовите свою фамилию и род занятий, — обратился к нему прокурор.

— Лейтенант военной полиции Гард Брустер.

— Где вы служите, лейтенант Брустер?

— В гарнизоне Джи-Пойнта.

— Кем?

— Начальником кинологического отдела.

— Сколько времени служите в военной полиции?

— Тринадцать лет.

— Лейтенант Брустер, расскажите суду, что произошло в ночь на седьмое октября.

Избегая смотреть на Мэйбл, полицейский поведал о происшедшем. Как он остановился перед домом и услышал звон разбитого стекла, как они с Бизоном стали дожидаться, что будет дальше, и дождались — из дома появились двое ребят, далеко не с пустыми руками, как собака нашла подсудимого под столом.

Рассказывая, он кинул взгляд на мальчишку, о котором говорил таким беспристрастным тоном. Алан сидел рядом со своим адвокатом, седовласым пожилым мужчиной. На малолетке темные брюки, белая рубашка, волосы такие же густые, светлые, как у родительницы, причесаны волосок к волоску. Бледное лицо, отчего большие темно-голубые глаза кажутся совсем огромными. Такие невинные глазищи, хотя на самом деле таковыми не являются.

Совсем как у матери.

Повернись жизнь по-другому, это мог бы быть его сын, подумал Гард, и от одной мысли об этом ему стало не по себе. Он не представлял, каким был бы отцом — скорее всего точной копией своего, — но в одном не сомневался: его сын никогда бы не попал на скамью подсудимых. Никогда бы ради сомнительного удовольствия не пошел на преступление. Сумел бы найти в себе силы сказать дружкам «нет».

Прокурор поблагодарил лейтенанта и разрешил ему сесть. У адвоката Алана вопросов к свидетелю не оказалось. Сегодня защитнику предстояло не столько защищать своего клиента, сколько просить о снисхождении. Ведь какие бы речи он ни произносил, факт остается фактом — Алан незаконно проник в здание с целью присвоения чужой собственности. Поэтому единственное, что ему оставалось, — это напирать на то, что его подзащитный хороший мальчик, все произошедшее случилось с ним впервые, родители его разошлись совсем недавно, при этом матери пришлось срывать его с насиженного места, где он прожил всю жизнь, и везти в Стампу, что ребенок из благополучной семьи, небезызвестной в городе. Уж о последнем-то адвокат не забыл упомянуть, с неприязнью подумал Гард.

Судья разрешил свидетелю покинуть зал заседаниями тот направился к выходу. Проходя мимо Мэйбл, почувствовал на себе ее взгляд, но даже не повернул головы в сторону женщины. И так уже досыта насмотрелся, до конца жизни хватит. Теперь он мечтал только об одном — забыть ее.

Ему хотелось поскорее выйти из здания суда и отправиться обратно а Джи-Пойнт. Судебное заседание закончится, и, не дай Бог, Мейбл опять начнет доставать его какими-нибудь дурацкими вопросами, но в коридоре его ждала маленькая неожиданность в лице депутата округа Стенфорд, в прошлом сотрудника военной полиции. Гард работал с ним когда-то.

Пока они разговаривали, лейтенант потихоньку пятился к лифту и уже нажал на кнопку вызова, как кто-то окликнул его. Не успел, чертыхнулся про себя беглец.

Депутат взглянул на Мэйбл, потом на офицера и усмехнулся.

— Хороша… — тихонько заметил он. — Ну ладно, Брустер, пока. Еще увидимся.

Гард продолжал, не отрываясь, смотреть на двери лифта, видя позади лишь несколько смутных пятен: серое — костюма, розовое — блузки, пепельное — волос. Ему и не нужно было оглядываться, он кожей чувствовал присутствие ненавистной особы.

Крепко сжав руки, Мэйбл искоса взглянула на него. Вроде живой человек, подумала она, а на самом деле словно закован в ледяной панцирь, даже не ледяной, а скорее железобетонный.

Лед имеет обыкновение таять, обнажая все то, что под ним, эта же непробиваемая стена, которую он воздвиг, никогда не треснет, явив на свет человека, которого она когда-то любила, с грустью подумала женщина.

— Ты оказался прав, — наконец сказала она. — Судья приговорил Алана к принудительным работам и возмещению убытков. Ему и его дружкам придется заработать деньги, чтобы вставить новое окно, в общем, компенсировать весь ущерб, который они причинили.

Будет работать в форте Джи-Пойнт. Там придумали какую-то новую программу для перевоспитания отбившихся от рук подростков.

Только она договорила последние слова, как подошел лифт, дверцы с шумом раскрылись, но Гард и не думал заходить. Медленно обернулся и посмотрел прямо в глаза женщины. Холодное безразличие на его лице уступило место недоверию, потом испугу. Что это с ним, смешавшись, подумала Мэйбл. Сам ведь ожидал такого приговора.

— В форте Джи-Пойнт? — резко переспросил он.

Она кивнула, а двери лифта снова сомкнулись, и кабина поползла вниз.

— Ты уверена?

— Ну да… Судья так сказал… Выругавшись, Гард со всей силы снова нажал на кнопку.

— Его ведь должны были направить отбывать наказание куда-нибудь в округ Стенфорд, — голосом, дрожащим от злости, сказал он.

Мэйбл нерешительно заметила:

— Но ведь форт Джи-Пойнт как раз и находится в округе Стенфорд… по крайней мере часть его. И потом — именно там он совершил преступление. А что, Гард?

Он невесело рассмеялся и с досадой покачал головой.

— Дело в том, что я и еще несколько человек отвечаем за проведение этой программы. Так что именно мне придется перевоспитывать твоего сыночка.

Не дожидаясь лифта, он зашагал прочь и скрылся за дверью с табличкой «Выход», оставив Мэйбл одну в коридоре. Только этого Алану не хватало, мрачно подумала она. Чтобы мальчишку перевоспитывал человек, который презирает его отца и ненавидит мать, который решил для себя, что Алан никудышный ребенок, только потому, что он ее сын.