Вкус яблока - Хиккетс Роберта - Страница 21

После разговора с Мэйбл сомнения одолели Брустера с новой силой. Хотя она сама подтвердила то, о чем он все время подозревал, — что Роллинсу надоела ее алчность, что он повстречал другую женщину, которая любит его самого, а не его банковский счет и общественное положение, и сам подал на развод, — он ей не поверил.

Что-то во всей этой истории было не так. Неубедительно прозвучал ее намек на то, что сын служит ей лишь средством для выкачивания денег у бывшего свекра. Уж в том, что она любит ребенка, Гард ни капли не сомневался. Да она жить без него не может! И никогда никому его не отдаст.

Что же касается материальной помощи, то, судя по району, в котором она поселилась, по более чем скромному домику, не слишком-то помогают ей ни бывший муж, ни его папаша. Гард прекрасно знал эту женщину. Если бы у нее были деньги, прятать их она никогда бы не стала. Поселилась бы в шикарном особняке, оделась бы во что-нибудь более приличное, чем потертые джинсы и выцветшая кофточка. Нацепила бы на себя драгоценности, которые всегда обожала. В общем, как говорится, пускала бы пыль в глаза.

А вместо этого живет в неказистом домишке в самом бедном районе.

Так что же на самом деле произошло у нее с мужем? Кто с кем развелся? Сам ли он додумался вышвырнуть жену и сына из дома и из своей жизни или это Мэйбл решила уйти от него?

Интересно, какие чувства она испытывала к своему супругу? Что выходила за него не по любви, это ясно. А потом? Полюбила? И что решила предпринять, узнав о появлении в его жизни другой женщины? Снова попытать счастья? Может, и в Стампу вернулась неспроста — чтобы ее ретивые родственнички отыскали ей еще одного денежного придурка?.

Хотелось бы верить, что нет. Что приехала в родной город, потому что здесь ее дом, семья. Потому что у отца Алана появились какие-то непонятные интересы, сын отошел на задний план и мать попыталась заменить мальчишке нерадивого папашу всевозможными дедушками и бабушками, тетями и дядями, двоюродными братьями и сестрами.

А еще хотелось бы верить, что тринадцать лет назад она не нарочно поступила так жестоко. Что не просто поиграла с ним и бросила, а испытывала к нему хоть какие-то чувства. Что сожалеет о случившемся…

Но хочешь не хочешь, а поверить он ей не мог. Мэйбл всегда были присущи трезвый ум и тщательный расчет. Каждый свой поступок она продумывала до мельчайших подробностей. Так что вряд ли с годами изменилась.

— Что это вы сегодня такой мрачный?

Лейтенант скосил глаза — справа от него стоял Алан. Замызганное лицо пацана блестело от пота, и немудрено — работенка сегодня выдалась не дай Бог! В городе снесли последние здания, сохранившиеся еще со времен первой мировой войны, и его ребяткам вместе с другими подростками поручили растаскивать камни. Работа продолжалась уже почти четыре часа. Скоро закончат.

И он опять встретится с Мэйбл.

Что за черт! Всякий раз, когда он видит перед собой светлые глаза мальчишки, смущенную улыбку, либо дразнящую усмешку, вспоминает о его матери, хмуро подумал Гард, но тут же оборвал себя: а Алан здесь при чем? Разве он виноват, что похож на мать, один вид которой вызывает непреодолимое желание?

— С чего ты взял, что я хмурый? — спросил Гард, прищурившись — солнце било в глаза.

— Да к вам все подходить боятся! Сидите с таким видом, будто обозлились на весь белый свет!

А ведь парнишка недалек от истины, подумал Брустер. За тринадцать лет у него выработалась устойчивая привычка хмуриться — так было легче прятать свою боль. Это отпугивало от него людей, и за время учебы в Форт-Уэсте друзей он не нажил. С годами острота боли прошла, но время от времени возвращалась, давая о себе знать еще сильнее, чем прежде.

— Значит, только ты не побоялся, что я могу откусить тебе башку?

Алан мрачно глянул на него, и воспитатель улыбнулся. А ведь неплохой мальчишка! Нормальный ребенок, на которого нежданно-негаданно навалилась куча проблем — попробуй, выдержи! И развод родителей, и отец, у которого нет времени для собственного сына, и дедушки, убежденные, что они правят всем миром, — ну если не всем, то по крайней мере какой-то его частью, — и мать, чья любовь и верность измерялись долларами и центами… Но которая пойдет на все ради своего сына. Которая не побоялась выступить против бывшего свекра, когда тот надумал откупиться от закона. Которая понимала: допусти она это — и мальчишка решит, что ему позволено все по той простой причине, что он Роллинс.

— Уже почти пять часов, — заметил Алан. — Можно нам отдохнуть?

— Ну конечно! Скажи остальным, ладно?

Алан подбежал к ребятам, но через секунду вернулся и уселся рядом с наставником на бетонные ступеньки, ведущие в никуда — самого здания уже не было и в помине.

— Любишь футбол? — спросил Гард, ткнув пальцем в майку с названием мемфисского футбольного клуба.

— Ага… У нас с папой раньше был абонемент, и мы ходили почти на все игры. Но пару лет назад он потерял интерес к футболу. Мы и перестали… — Алан взглянул на свои грязные руки, вытер их о футболку и тихонько добавил: — Он вообще ко многому потерял интерес.

Значит, пару лет назад… Реджи с Мэйбл разошлись год назад. Может, перед этим он познакомился с другой, подумал Гард. Куда же она делась потом? Вчера Мэйбл сказала ему, что муж не женился во второй раз, поскольку ему теперь вообще не до женитьбы. Но почему? Что же происходит в жизни ее бывшего супруга? Чем это он так занят?

— Ты, наверное, скучаешь по нему?

Голос Гарда прозвучал совершенно спокойно, без какого-то особого интереса — точно так же он спросил бы об этом любого мальчишку из его группы.

— Ага…

— Зато с дедушками часто видишься.

Сказанул тоже — будто это может заменить ребенку отца.

— Да. До того как вы меня поймали… — Алан помолчал, — я каждую субботу проводил с ними. — Он усмехнулся. — Мы играли в гольф в Центральном парке.

Ну разумеется, в гольф! В какую еще игру могут играть Питер Роллинс и Ральф Уинд-хем? Только в эту. Игра богачей… И конечно, в самых престижных в Стампе клубах. За все долгие годы жизни в этом городе Гарду ни разу не посчастливилось там побывать. А уж в одиннадцатилетнем возрасте его бы и близко к воротам не подпустили. Куда ему до бывшего свекра Мэйбл, до ее отца, сына…

Полицейские живут в другом мире, где о богатстве знают только понаслышке.

А он-то, дурак, решил, что она, хоть и ненадолго, может вернуться к нему! Как же, дождешься…

Видя, что Алан ждет от него каких-то слов, наставник выдавил из себя улыбку и сказал:

— Значит, тебе нравится гольф.

— Я этого не говорил. Сказал только, что играл каждую субботу.

— А на самом деле предпочел бы делать что-нибудь другое?

— Все, что угодно. Даже работать здесь. Но, понимаете… Раньше, до того, как мои родители переехали в Мемфис, папа каждую субботу и воскресенье играл в гольф с дедушкой Роллинсом. А у дедушки Уиндхема никогда не было сына. Когда они приезжали в Мемфис, я был партнером, — закончил Алан, пожав плечами.

Выходит, мальчишка отказывал себе в каких-то других, любимых играх, чтобы доставить удовольствие двум старикам, которым и в голову не пришло спросить, нравится ему гольф или нет. Ну и ну, подумал воспитатель, а Алан-то, оказывается, добрый, отзывчивый паренек!

Подошел грузовик отвезти команду обратно к полицейскому участку. Гард встал и, тронув подопечного за плечо, тихонько заметил:

— А ты, похоже, не такой ершистый, каким себя изображаешь, верно?

Алан не смутился и не обиделся. Бросив на старшего какой-то недетский взгляд, таким же тихим голосом ответил:

— Вы тоже.

И, усмехнувшись, отчего взрослое выражение куда-то улетучилось, припустил к машине, возле которой уже стояли Фрэнсис и Мэтью.

А ведь парень прав, подумал Гард, не спеша направляясь следом. Упрямым и строптивым он никогда не был, особенно, если приходилось иметь дело со сбившимися с праведного пути подростками и их очаровательными мамашами.

Кстати, перед одной из них неплохо было бы извиниться. Его вопросы, почему да отчего она разошлась с мужем, были, мягко говоря, не совсем тактичными. Впрочем, при сложившихся обстоятельствах он, пожалуй, имеет право знать хотя бы в общих чертах, что у нее произошло с Реджи.