Родина Богов - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 14

На утро палачи согнали всех невольников и на их глазах, дабы иным неповадно было, повесили Мармана вместе с другими рабами, преступившими закон, на одной виселице. Однако рабы, предупрежденные Авеном о договоре с Митрой, не урок извлекли из этой казни, а обрели своего небесного господина. Он и стал высшим покровителем всех угнетенных, а поскольку невольники не умели молиться богам и ведали только обряды своих господ, когда они поклонялись Митре, то создали свои по тому же образу и подобию, а виселицу сделали знаком своей веры.

Кощеи стали первыми жрецами всевышнего мертвого господина, с которым был заключен новый договор, где Марман назывался не «боже», что означало «это огонь», как у вольных народов, а «господь». Земные же господа вызнали о заговоре Митры и, возмутившись, начали истреблять всех рабов, у кого находили знак виселицы, ибо их небесный покровитель мог объединить всех невольников, которые восстав, сокрушили бы устои мира. Тогда кощеи сошлись в тайном месте и обратились с мольбой к Марману, заодно желая испытать силу его заступничества.

И небесный господин в тот же час откликнулся на зов своих рабов.

– Научи нас, господи, что нам делать? – вопросили жрецы. – Веруя в тебя, мы все погибнем!

– Веруйте в меня, – отвечал им небесный заступник. – И станете неистребимы.

– Позволь нам верить в тебя тайно, чтоб сохранить жизни? – взмолились кощеи.

– Я не приму вашей тайной веры! – застрожился Марман. – С нею вы не попадете в мое царство. Верьте в меня и проповедуйте меня явно и носите открыто мой знак. И лишь тогда сокрушите своих земных господ во имя меня!

Жрецы восприняли это учение и, не боясь смерти на земле, понесли виселицу повсюду, где были рабы. Разъяренные господа вешали их тысячами, тем самым покрывая землю знаком господа Мармана, и в ответ приходили десятки тысяч, ибо невольнику, уверовавшему в небесную жизнь, нечего было терять на земле. Этот жертвенный подвиг был настолько ярким и яростным, что потрясал воображение тех, кто еще не поклонялся мертвому господу.

Если рабы в стране фарнов отняли у хозяев только золото, узрев в нем божественность, и выгнали из своей земли, то сейчас все явственнее назревала опасность, что невольники отнимут у народов полуденных стран богов и веру, подменив своей, очень похожей и уже привычной в образе Митры. А господа под страхом гибели своего положения примут, дабы сохранить рабство и рабовладение, ибо давно утратили божественные способности – существовать на земле силою разума и трудом своих рук.

Ромейский император Варий уже сказал – я раб божий, а бога стал называть – господин и начал перестраивать храмы, выбрасывая оттуда изваяния, знаки своих богов и гася вечные огни весты, тем самым исполняя завет Мармана.

Пока молву об этом доносил лишь Кладовест, в полунощных варяжских странах не тревожились, но скоро на пути из варяг в греки и в самих варяжских землях стали появляться чужеземные невольники, проповедующие своего господа Мармана. Не знавшие рабства арвары, арваги, сканды и герминоны потешались над ними, однако безбожные обры внимали каждому слову, принимая к себе жрецов, и незаметно, будто бы в одночасье, рабская вера утвердилась во многих арварских областях, где в глухих лесных местах прятались выродки. Мало того, обретшие бога, они соединились в большие ватаги и сделались более воинственными, нападали на незащищенные города росов не только по ночам, как раньше, но и днем, ибо безокие прозрели и у них появились зрачки.

Прослышав об этом, Князь и Закон русов послал дружину и разгромил обринские ватаги, рыскающие по землям от варяжских берегов до реки Ра. И будто бы в ответ на это Ромейский император заслонил своими кораблями все устья рек на пути из варяг в греки, послал морем корабли в арварские области, а сам вошел по Рейну в земли герминонов, давно превращенные в ромейскую провинцию, и встал на левом берегу, дабы начать поход к заповедному Варяжскому морю.

И вот тогда Сувор собрал великую дружину, присовокупив к ней вольных и воинственных полунощных росов, арвагов, скандов и герминонов из вольных земель, поставил во главе своего сына-богатыря и отправил навстречу Варию.

Без малого тридцать лет назад, тогда еще молодой Князь и Закон русов сам ходил с дружиной в Середину Земли, дабы по просьбе императора Киравы усмирить восставших рабов в ромейских провинциях. За время своего княжения Сувор дважды усмирял обрище в своих землях, поэтому за полтора года походов по горам и пустыням Ромеи разгромил полчища безжалостных и упрямых невольников, освободил захваченные ими провинции и города, после чего вернулся домой с богатыми дарами и уверенностью, что с рабством покончено.

Однако не прошло двенадцати лет, как рабы вновь восстали, только теперь не с оружием в руках, а с символом недавно обретенной веры, тайно проникли во все ромейские земли, где знать и легионеры поклонялись Митре, и будто меч в ножны, вложили в их руки виселицу. И уже ромейские легионы, принявшие очередную новую веру, под угрозой лишения трона вынудили Вария отречься от своих богов и принять рабского. И чтобы как-то оправдаться перед другими народами и отвести от себя хулу, император распустил по свету молву о жестокости варваров, учинивших истребление невольников. Мол-де, я пожалел рабов из высоких помыслов, проникся их верой, узрел истину и готов отпускать рабов на свободу. Варваров же никогда более не призову на подмогу и не пущу в пределы своей страны, если придут сами.

Теперь ромейские легионы пали под варяжскими мечами, сам Варий был пленен, однако молодой князь Космомысл не взял добычи и дани за павших дружинников, а только жертву принес Даждьбогу, отпустил на волю императора, взяв с него слова не становиться на арварских путях, да и отправился к родным берегам…

А тем временем, воспользовавшись отсутствием дружины у варягов и по наущению своих жрецов-богодеев, обры собрались со всех земель, исполчились, с трех сторон внезапно подошли к стольному граду росов Благород и осадили его.

4

По преданию, у сына Даждьбога, Рода, было сначала два сына. Старшего, по имени Рус, дед наградил богатырским ростом до пяти маховых сажен, ни с чем не сравнимой на земле силой и высоким челом, что первоначально означало вечность, но не только. Чело, то есть лоб, Даждьбог замыслил как высоту сотворенного им разума, обращенного к космосу, то есть обладающего высшим предназначением, а значит, бессмертием. Все иное, находящееся ниже – глаза, уши и уста, носило второстепенное назначение, ибо само чело было зрящим, слышащим и красноречиво говорило о течении жизни. А чтобы Рус не страдал, если вечное существование на земле прискучит, по истечении девятисот лет владыка солнца позволил ему добровольно прервать жизнь, когда захочется. Уставший от жизни внук и его будущие потомки должны были взойти на высокие прибрежные горы, снять одежды, проститься с Матерью-сырой землей и броситься в море. Если же он пытался сделать это раньше срока, то ему все равно бы не было смерти, что бы он ни сотворил со своей жизнью. А дабы внук-великан не возгордился своей величественностью и не обижал младших, наделил его пристрастием к вечному духовному творению – мудромыслию, витийству, живописи и звуколаду. Но чтобы великаны не увлекались земными радостями и род не разрастался, не отнимал силою разума своего и воинственностью жизненное пространство у других народов, позволил ему питаться только плодами деревьев и трав, заложив отвращение к мясу и прочей животной пище, побуждающей к убийству. Однако кроме этого, Даждьбог лишил его удовольствия, сделав совокупление неприятным, болезненным таинством, которое необходимо только для продления рода. Рус обязан был совершить его всего дважды за вечную жизнь, но зато родить двух великанов – мужчину-исполина и женщину-поленицу.

Когда пришло время, отец Род показал сына дочерям богов, чтоб кто-то из них выбрал его в мужья. Невесты взирали на красавца-исполина с любопытством, но никто не хотел идти за него, ибо Рус был холодным и бесстрастным юношей, знающим лишь высокое искусство. И только дочь Хорса, Сура, дева, не знавшая приятия, согласилась взять его в мужья. После женитьбы Рус и Сура поселились на восточном берегу моря, отчего и стали эти земли называться парусьем. Они все время видели восходящее солнце и мыслили только о небесном.