Весь мир театр - Акунин Борис - Страница 13

Как раз представилась и возможность продолжить наблюдения — Андрей Гордеевич Шустров начал произносить речь.

Речь предпринимателя была под стать облику — сухая, точная, лишенная каких бы то ни было излишеств. Шустров будто читал наизусть меморандум или реляцию. Это ощущение усугублялось из-за манеры излагать соображения в виде нумерованных тезисов. Эраст Петрович и сам нередко прибегал к похожему методу для большей ясности умопостроений, но в устах покровителя искусств цифирь звучала странновато.

— Пункт первый, — начал Андрей Гордеевич, обращаясь к потолку, словно прозревал грядущее. — В двадцатом столетии зрелища перестанут быть полем деятельности антрепренеров, импресарио и прочих одиночек, а развернутся в огромную высокоприбыльную индустрию. Кто из промышленников раньше это поймет и умнее развернется, тот и займет господствующие позиции.

Пункт второй. Именно с этой целью я и мой компаньон мсье Симон год назад создали «Театрально-кинематографическую компанию», где я взял на себя театральное направление, а он кинематографическое. На нынешнем этапе мсье Симон подыскивает киносъемщиков и договаривается с прокатчиками, закупает аппаратуру, строит кинофабрику, арендует электротеатры. Он учился всему этому в Париже на студии «Гомон». Я же тем временем помогаю вашему театру прославиться на всю Россию.

Пункт третий. Я решил сделать ставку на господина Штерна, потому что вижу в нем огромный потенциал, идеально подходящий для моего проекта. Теория Ноя Ноевича о соединении искусства с сенсационностью представляется мне стопроцентно верной.

Пункт четвертый. О том, как мы с компаньоном намерены соединить сферы нашей деятельности, я расскажу вам во время нашей следующей встречи. Кое-что наверняка покажется вам непривычным, даже тревожным. Поэтому сначала мне бы хотелось заслужить ваше доверие. Вы должны понять, что мои и ваши интересы полностью совпадают. И это приводит нас к пятому, заключительному пункту.

Итак, пункт пятый. Я заявляю со всей ответственностью, что поддержка «Ноева ковчега» для меня не прихоть и не временный каприз. Возможно, кому-то из вас показалось странным, что я обеспечиваю театр всем необходимым, при этом не покушаясь на вашу выручку — кажется, весьма значительную…

— Благодетель вы наш! — воскликнул Ной Ноевич. — Нигде в Европе актеры не получают такого жалованья, как в нашем, то есть вашем театре!

Зашумели и остальные. Шустров терпеливо дождался, пока благодарственный гул утихнет, и продолжил фразу там, где она была прервана:

— …весьма значительную и, полагаю, еще не достигшую своего максимума. Обещаю всем вам, дамы и господа, что, связав свою судьбу с «Театрально-кинематографической компанией», вы навсегда забудете о финансовых трудностях, с которыми приходится сталкиваться обычным актерам… — Снова оживление, прочувствованные возгласы, даже рукоплескания. — …А артисты первого плана сделаются весьма и весьма состоятельны.

— Ведите в бой, отец-командир! — вскричал премьер Смарагдов. — А уж мы за вами в огонь и в воду!

— …И в доказательство серьезности моих намерений — это, собственно, и есть пятый пункт — я хочу предпринять шаг, который навсегда обеспечит экономическую независимость «Ноева ковчега». Сегодня я сделал в банке вклад на триста тысяч, процент с которого будет поступать в вашу пользу. Взять эти деньги обратно мне или моим наследникам невозможно. Если вы решите со мной расстаться, капитал все равно останется в коллективном владении театра. Если я умру, ваша самостоятельность все равно будет гарантирована. У меня всё. Благодарю…

Щедрого жертвователя приветствовали стоя, с криками, слезами и лобзаниями, которые Шустров невозмутимо снес, вежливо благодаря каждого лобызающего.

— Тише, тише! — надрывался Штерн. — У меня предложение! Слушайте же!

К нему повернулись.

Срывающимся от чувств голосом режиссер объявил:

— Предлагаю сделать запись в «Скрижалях»! Это исторический день, дамы и господа! Давайте так и запишем: сегодня «Ноев ковчег» обрел истинную независимость.

— И будем отмечать каждое шестое сентября как День независимости! — подхватила Альтаирская.

— Ура! Браво! — закричали все.

А Шустров задал вопрос, возникший и у Фандорина:

— Что это — «Скрижали»?

— Так называется наша священная книга, молитвенник театрального искусства, — объяснил Штерн. — Настоящий театр немыслим без традиций, без ритуала. Например, после спектакля мы непременно выпиваем по бокалу шампанского и я провожу разбор игры каждого артиста. В день нашего дебюта мы решили, что будем регистрировать все важные события, свершения, триумфы и открытия в особом альбоме под названием «Скрижали». Каждый из актеров имеет право записать там свои озарения и высокие мысли, касающиеся ремесла. О, там очень много ценного! Когда-нибудь наши «Скрижали» будут изданы в виде книги, ее переведут на множество языков! Вася, дай-ка.

Простаков подошел к мраморному постаменту, на котором лежал фолиант в роскошном бархатном переплете. Эраст Петрович полагал, что это реквизит из какого-нибудь спектакля, а это, оказывается, был молитвенник театрального искусства.

— Вот, — Штерн стал перелистывать страницы, исписанные разными почерками. — В основном, конечно, пишу я. Излагаю свои заметки по теории театра, заношу впечатления от сыгранного спектакля. Но немало ценного вписывают и другие. Послушайте-ка, это Ипполит Смарагдов: «Спектакль подобен акту страстной любви, где ты — мужчина, а публика — женщина, которую надобно довести до экстаза. Не сумел — она останется неудовлетворенной и сбежит к более пылкому любовнику. Но коли преуспел, она пойдет за тобою на край света». Вот слова настоящего героя-любовника! Потому и поклонницы вопят под окнами.

Красавец Ипполит картинно поклонился.

— Здесь и остроумное встречается, — перелистнул еще несколько страниц Штерн. — Смотрите, Костя Ловчилин нарисовал. Сверху надпись: «Вошли в ковчег Ной с чадами, а также звери земныя по роду, и скоты по роду, и гад движущийся на земли, и птица пернатая, мужеский пол и женский». И мы все изображены очень похоже. Вот я с моими «чадами», Элизой и Ипполитом, вот гранд-дама с Разумовским в виде благородных зверей, вот «скоты» — сам Костя с Серафимой Клубникиной, вот наши злодей и злодейка пресмыкаются по земле, вот «птицы пернатые» — филин Вася и колибри Зоенька, а Девяткин изображен в качестве якоря!

Шустров серьезно рассматривал шарж.

— Еще есть перспективный жанр кинематографии — анимированный рисунок, — сказал он. — Это картинки, только движущиеся. Тоже надо будет заняться.

— Эй, кто-нибудь, дайте ручку и чернильницу! — велел Ной Ноевич и начал выводить на пустом листе торжественные письмена.

Все сгрудились, заглядывая ему через плечо. Подошел и Фандорин.

Сверху на странице было типографским способом напечатано:

6 (19) СЕНТЯБРЯ 1911 ГОДА, ПОНЕДЕЛЬНИК.

«День независимости, обретенной благодаря феноменальному великодушию благороднейшего АТ.Шустрова: праздновать ежегодно!» — написал Штерн, и все троекратно прокричали «Виват!».

Хотели снова накинуться на благодетеля с поцелуями и рукопожатиями, но тот проворно отступил к двери.

— Должен быть в пять часов на заседании городской думы. Важный вопрос — пускать ли гимназистов на вечерние сеансы в электротеатры. Это почти треть потенциальной аудитории. Откланиваюсь.

После его ухода актеры еще какое-то время повостор-гались, потом Штерн приказан рассаживаться. Все разом умолкли.

Предстояло важное: объявление новой пьесы и, самое главное, распределение ролей. Лица сделались напряженными; с одинаковым выражением, в котором смешивазись подозрительность и надежда, артисты смотрели на руководителя. Спокойнее других выглядели Смарагдов и Аль-таирская-Луантэн, им можно было не бояться невыигрышных ролей. Но все же и они, кажется, волновались.