Кухонная энциклопедия поросенка Габ-Габа - Лофтинг Хью - Страница 11

Тем не менее ради отца она в конце концов согласилась. Немедленно вызвали лучших башибузукских лазутчиков. И в большой фруктовой корзине, прикрытой сверху ананасами, ее пронесли через горы в лагерь Султана. Там главный лазутчик оставил корзину на рыночной площади, а сам отправился немножко полазить и пошпионить.

Он вызнал, что Султану как раз нужна новая повариха. Отлично! Еще он вызнал, что в этот самый день Султан намеревался отравить Шаха. В те времена это было модно. Больше нельзя было терять ни минуты, нужно было как можно скорее представить Султану новую кухарку и спешить назад, чтобы предупредить Шаха о готовящемся покушении на его жизнь. Главный лазутчик знал свое дело. Он быстро вернулся на площадь, вытащил Айву из-под ананасов и доставил ее к Султану. Он расхваливал ее кулинарные дарования, называя лучшей поварихой в мире, а особенно превозносил ее блинчики. Султан сказал, что возьмет девушку с испытательным сроком и попробует ее стряпню. Айву отвели на кухню, а лазутчик поспешил домой.

Ну что ж, она справилась со своей задачей как нельзя лучше. После первого блинчика Султана отнесли в постель, и живым он ее больше не покидал. Двое лучших военачальников вражеской армии скончались от того же блюда. Бедная Цветущая Айва была безутешна. Она знала, что стряпает ужасно. И не старалась нарочно испечь особенно плохие блинчики. Просто так получилось. У нее всегда так само собой выходило. Можно сказать, своего рода талант. Да и о Султане никто особенно не горевал, потому что он сам собирался отравить своего врага. Однако, узнав, что блюдо ее имело успех, Айва залила слезами всю кухню и убежала к своим.

А при дворе Шаха был в самом разгаре праздничный пир, и все ликовали и веселились. Отцу Айвы, Великому визирю, обожаемый повелитель вручил подарки и награды. Шах послал за девушкой, чтобы лично поблагодарить ее, и сказал, что выиграл войну только с ее помощью. Потому что после смерти Султана армия Кудристана бросилась врассыпную под натиском быстрой и закаленной конницы башибузуков. Он предложил ей пост Главного придворного отравителя. Но она отказалась и снова залилась слезами, вспомнив, что наделали ее блинчики.

Шах посадил Айву к себе на колени и стал утешать ее. И вдруг, когда она приподняла покрывало, чтобы утереть слезы, увидел, что она необыкновенно хороша. Шах не был женат и незамедлительно предложил ей взамен места отравителя место супруги. Девушка ответила, что с радостью согласится, если он пообещает, что ее папе не отрубят голову, даже если куры не будут нестись.

Это обещание она получила; Шах даже сказал, что она может стряпать, сколько ей вздумается — при условии, что ни ему, ни его армии не придется пробовать ее стряпню. Лучше всего, сказал он, все закапывать, чтобы случайно не отравились лошади или собаки.

И они поженились под всеобщее ликование, и стали жить-поживать, добра наживать.

ВЕЧЕР СЕДЬМОЙ

После нескольких слов о диете великий писатель рассказывает, как однажды прекрасный закат вдохновил его написать произведение совершенно самостоятельное

И снова в очаге на кухне Доктора Дулитла весело гудел огонь, и, хотя еще не кончилась зима, было так тепло, что казалось, лето не за горами.

Добрая Чичи таскала хворост; поленья, которые оказывались для нее слишком тяжелы, она катила перед собой, как бочку. На полу валялись кусочки коры, мусор, но Чичи прошлась по кухне метлой. И когда она уселась и приготовилась слушать, пол сиял так, что осталась бы довольна даже Даб-Даб.

Доктор Дулитл возился с аквариумом у себя наверху — приручал редкие морские растения. А когда он работал, никому — ни под каким видом — не позволялось ему мешать.

Все остальные собрались в кухне. Слушать «авторские чтения» Габ-Габа уже вошло у нас в обычай. Даб-Даб все еще относилась к его трудам с презрением, какого, по ее мнению, они заслуживали. Но мы заметили, что она почти всегда приходит послушать, и стали подозревать, что Кухонная энциклопедия больше не кажется ей такой чепухой, как поначалу. К тому же она перестала гнать нас в постель в положенный час. Так что порой утро начинало светиться за окнами бледно-голубым светом, прежде чем заканчивалась лекция Габ-Габа об искусстве питания.

Филин Гу-Гу и попугай Полинезия никогда не говорили сразу помногу. Видимо, поэтому они без особых усилий заслужили репутацию очень мудрых птиц. Я всегда слушал с любопытством, потому что никогда не мог угадать, чем удивит нас на этот раз великий писатель.

Воробей Чипсайд и белая мышка даже не скрывали, что обожают лекции профессора Габ-Габа, и покатывались от смеха или хихикали, как школьники, когда какое-нибудь место им особенно нравилось.

Даже ворчун Джип перебивал все реже и реже, а когда все же вмешивался, казалось, что он, скорее, притворяется — потому что, видимо, считает своим долгом критиковать, — чем высказывает истинное мнение.

В этот вечер Доктор салатных наук что-то запаздывал. А когда он наконец появился, белая мышка, которая вот уже полчаса нетерпеливо теребила свои белые шелковистые усики, потребовала объяснить, почему он опоздал.

— Я перечитывал «Книгу о кухонных снах», — ответил Габ-Габ.

— Зачем это? — спросила белая мышка.

— О, это не очень существенная работа, — сказал Габ-Габ. — Так, пустяки. Но я подумал, что все равно ее стоит просмотреть. Она будто бы объясняет значение снов. Например, если вам приснилось, что вы едите капусту брокколи, то, утверждает книга, можете быть уверены, с вами непременно случится какая-нибудь неприятность. И наоборот, если вы во сне плотно пообедаете репой, вам очень скоро повезет в делах или в любви.

Но больше всего меня задержал визит к доктору Мазурику. Дело в том, что доктор Мазурик давал объявление в газетах, что может заставить похудеть с помощью не диеты, а мысленной тренировки.

— Что такое диета? — спросила белая мышка.

— Диета, — ответил Габ-Габ, — это когда не ешь того, что любишь есть, а ешь то, чего не любишь. Я несколько поправился за последнее время и решил попробовать мысленную тренировку — это как-то приятнее, чем диета. Но я был крайне разочарован. Метод доктора Мазурика основан на том, что ты без конца повторяешь: «Ну-ка, брюшко, убирайся и назад не возвращайся!» Однако на мою фигуру это почему-то совершенно не действовало.

При условии, что вы произнесли заговор несколько раз подряд, вам разрешалось съесть все, что угодно, — мысленно, то есть, в уме. Он выписал мне прекрасные блюда: артишоки, картофель, спагетти, фаршированные финики, гренки с сыром и т. д., — о которых я должен был думать на завтрак, на обед и на ужин. Предполагалось, что это полностью меня насытит. Ничего подобного. Только вызывало бешеный аппетит. А все, что мне было разрешено, — по капельке ячменного отвара утром и в полдень. Остальное время можно было только думать о еде. И если бы у меня не хватило присутствия духа положить три-четыре яблока под подушку на ночь, кто знает, что бы со мной случилось. Не думаю, что еще когда-нибудь обращусь к доктору Мазурику. Он берет большие гонорары и называет это «Метод мысленной тренировки доктора Мазурика для страдающих ожирением».

— Ожирение? — переспросила белая мышка. — Это то же самое, что озверение?

— Да, — буркнул Джип.

— Перед тем как ты вошел, — продолжала белая мышка, — мы тут спорили о твоей книге. Я тебя защищала. Я сказала, что мне больше всего нравятся всякие кухонные истории. А Чичи сказала, что ты сам все из головы выдумал. А Джип сказал: как это ты можешь что-нибудь из головы выдумать, когда у тебя и головы-то нет на плечах. Но Чичи стояла на своем, потому что почти все твои истории кончаются словами «Они стали жить-поживать, добра наживать». А так обычно кончаются сказки, правда? Нам очень интересно, сколько ты действительно выдумал.

Габ-Габ тщательно протер очки. Некоторое время он молчал. И мы поняли, что доктор салатных наук произнесет сейчас нечто очень важное.

— Ваши слова заставляют меня обратиться к особой части моей книги, — начал он, — которую я намеренно отложил до конца — то есть, до конца чтений. Видите ли, я почувствовал, что, кроме библиографии, библиотечных исследований по истории, географии, кроме мифов и легенд о еде, мне хочется написать что-то совершенно самостоятельно, от начала до конца. И я создал такое произведение — и очень им горжусь.