Судная ночь на Синосе - Хиггинс Джек - Страница 18

– Помню, когда и я был таким, – сказал я. – Но это было давно.

Остальные участники операции сидели в ожидании, расположившись в просторном помещении, где обычно размещался экипаж. Они, как и мы с Джонсоном, были в выгоревшей, потрепанной одежде, на ногах – старые ботинки. Другими словами, выглядели крестьянами из бедных районов северной части Греции.

О'Брайен, который всегда брился дважды в день, отпустил бородку, а Форбс вообще был похож на матерого преступника. Лицо юного Даусона было гладким и чистым, как звон хрустального бокала, главным образом потому, что пользоваться бритвенным станком ему было еще рано. Так что с умыванием у него проблем не было.

Он был единственным слабым звеном нашей операции. Когда закончилась война, Даусон был еще курсантом и поэтому считал, что опоздал стать участником самых захватывающих в жизни приключений. Война воспринималась им как некая азартная игра. В иной ситуации я бы на него даже не взглянул, но мне позарез нужен был радист, и он оказался лучшим из тех, кого смогли найти в тот момент.

Увидев меня, они дружно встали. Махнув рукой, я позволил им сесть.

– У нас осталось около пятнадцати минут, поэтому буду краток. Повторяю. Первый этап операции – на шлюпке входим в залив Трассос, где будет ждать проводник. Он отведет нас к фермеру по имени Микали. Второй этап – прибываем на ферму и вместе с Микали оцениваем обстановку. Третий этап – вызволяем Таракоса из форта и вместе с ним тем же путем уходим.

Все детали операции им были хорошо известны, но повторный инструктаж никогда не лишний.

– Какие варианты на случай осложнения ситуации? – спросил Даусон.

Только за этот единственный вопрос я готов был оставить его на катере, чтобы он занялся теоретической разборкой операции, чему в диверсионной школе уделялось основное внимание.

– Альтернативные варианты будем принимать на месте, – ответил я.

Это не совсем верно, подумал я, но для него такой ответ подойдет.

Джонсон проверил снаряжение. Каждый из нас был вооружен автоматом, автоматическим пистолетом и четырьмя гранатами. У Даусона, помимо всего прочего, в старом немецком ранцевом мешке был радиопередатчик, таким во время войны пользовались греческие партизаны. Кроме того, каждый имел сухой паек.

Оставив их заниматься своими делами, я вышел на палубу. Лучшей погоды для высадки быть не могло. Стояла темная безлунная ночь, небо все было устлано облаками, сквозь которые изредка поблескивали звезды. На палубе двое греческих военных моряков надували лодку, а Демос, высунувшись из окна рубки, что-то им тихо говорил.

– Ну как дела? – спросил я его.

– А, это вы, – сказал он и покачал головой. – Плохо, совсем плохо. Здесь в направлении залива очень сильное подводное течение. Это то, что нам нужно, но возникли неожиданные проблемы. Изменилось направление ветра, он сейчас восточный, а это значит, что дует он прямо в залив.

– Берег оказывается с подветренной стороны? Под парусом туда идти не годится. Можно разбиться о скалы.

– Совершенно правильно, а если включим двигатель, нас засекут.

– Что же теперь делать?

– Можно попробовать в другой раз.

Я покачал головой:

– Нет, не годится. Военное командование ждать не будет. Центральному правительству в Афинах стоило огромных сил удержать военных от бомбардировки форта. Так что или сегодня ночью, или уже никогда.

Он понимающе кивнул.

– Хорошо, если вы хотите попробовать, я к вашим услугам. Попробую войти в залив с юго-восточной стороны, но как только мы в него войдем, вы высаживаетесь, а я сразу же поворачиваю обратно. Вам придется остальную часть пути проплыть на надувной лодке.

– Ничего, мы справимся, – сказал я.

Он мрачно улыбнулся:

– Будем надеяться, что все умеют плавать.

Что ж, веселенькое напутствие, подумал я и пошел к своим, чтобы подготовить их.

Каик, на котором мы плыли, был из категории низкопалубных, так что особых проблем с пересадкой из него быть не должно, но тем не менее это требовало определенной ловкости. Мы достаточно спокойно вошли в залив, хотя состояние моря в этом месте было хуже, чем я себе представлял.

Вся наша команда выбралась на палубу, двое палубных матросов уже спускали надувную лодку за борт. Каждый из нас был при полной амуниции и спасательном жилете. Момент пересадки в лодку наступил, когда Демос начал разворачивать каик в сторону открытого моря и скорость буквально за одну-две минуты резко упала.

Выйдя на разворот, Демос резким свистом подал нам сигнал. Завалившееся на бок судно трясло, его огромный парус неистово трепало на ветру.

Приказа Джонсону не потребовалось. Он перелез через борт, за ним стремительно последовали Форбс и О'Брайен. Даусон зацепился мешком с рацией за перила и повис, проклинаемый Джонсоном.

Каик начал набирать скорость, и мы чуть не упустили момент. Я грубо отцепил Даусона, толкнул его в темноту и сам последовал за ним. Через мгновение каик бесшумно, словно привидение, растворился в ночи.

Как только я почувствовал под собой днище лодки, ее сразу же захлестнуло водой. Я допустил ошибку и в попытке удержаться на ногах схватился руками за весло, но высокие пенистые волны, вздымаемые порывистым ветром, тут же заполнили лодку водой.

Оказавшись в считанные секунды по пояс в воде, мы продолжали оставаться на плаву. Для нас это было самое главное. Я приказал ребятам грести изо всех сил. В противном случае мы бы просто затонули. По прошествии многих лет мои слова могут показаться излишне драматизированными, но дело обстояло именно так.

Мы очень быстро передвигались в сторону берега, и это меня ничуть не удивляло. Демос заранее предупредил, что скорость течения в заливе достигает пяти-шести узлов. Впереди достаточно хорошо был виден берег, отчасти из-за того, что к этому времени на небе расступились низкие облака, но, главным образом, из-за бешеной скорости, с которой белоголовые буруны несли нашу шлюпку к берегу.

Теперь мы поплыли еще быстрее. У самого берега участок воды от белых гребешков на ее поверхности был похож на ковер из цветущего вереска, буйно распустившегося после теплого проливного дождя. Течение стало таким сильным, что нам не оставалось ничего, кроме как держаться на плаву.

Ночь была наполнена рокотом морских волн. Волны, вал за валом, набегали на скалистый берег, вороша прибрежную гальку, и, недовольно урча, откатывались обратно. Нашу лодку так сильно крутило в разные стороны, что мы уже не могли ею управлять.

Вдруг перед нами из темноты вздыбилась огромная шестифутовая волна с белым пенистым гребнем на вершине, мечта любого спортсмена, занимающегося серфингом. Этого нам только недоставало. Лодку страшно тряхнуло, и Форбса отбросило на корму. О'Брайен инстинктивно бросился за ним и ухватил Форбса за верхнюю часть спасательного жилета. Лучше бы он этого не делал, так как в следующую секунду лодку швырнуло в другую сторону, и они оба вывалились за борт.

Затем течение подхватило лодку и с угрожающей скоростью понесло к острову. Огромная волна, подхватившая нас в пятидесяти ярдах от берега, распласталась под нами, оставив после себя белые облака пены и струящиеся потоки воды. На гребне следующей волны мы стремительно преодолели половину расстояния до желанной суши. Только я успел подумать, что все позади, как почувствовал, будто гигантская рука переворачивает нашу лодку.

Я сразу же нащупал ногами дно, поскольку глубина в этом месте не превышала пяти-шести футов. Позади себя я увидел болтавшуюся на воде перевернутую лодку и схватился за висевшую вдоль ее борта веревку. Ни Джонсона, ни Даусона рядом не было, и мне ничего не оставалось, как выбираться на берег в одиночку.

Казалось, весь мир перевернулся. Вокруг только темнота да брызги волн. У меня не было четкого представления, в какую сторону двигаться. И тут я заметил, как в кромешной тьме трижды мигнул огонек. Поначалу я решил, что у меня начались галлюцинации, но он замигал снова. Я отчаянно пытался рывками выбраться, из воды, доходившей мне почти до пояса.