Штормовое предупреждение - Серегин Михаил Георгиевич - Страница 2

– Особое значение имеет производство лакокрасочных материалов, – назидательно зачитал Мачколян. – Продукция местного завода известна во всех уголках нашей необъятной родины. Завод является, таким образом, градообразующим предприятием. Ну, кроме того, кожевенная промышленность, молокозавод, ликеро-водочный... И еще горожане уверенно идут дорогой строителей коммунизма, – добавил он похохатывая.

– Уже пришли, – мрачно заключил Величко.

– Наверное, там уже полный коммунизм, – поддержал его Максимов. – Денег нет, заводы стоят, как везде...

– Не стоят, дорогой! – радостно прогудел Мачколян. – До коммунизма, конечно, далеко, но заводы работают. Прессу нужно читать. Тамошние краски даже на экспорт идут.

– В страны третьего мира? – язвительно поинтересовался Максимов.

– Неважно, – махнул рукой Мачколян. – Главное, жизнь бьет ключом, верно, Граф?

Он добродушно посмотрел на пса, который неподвижно, как статуя, сидел у колен своего хозяина. Окрас у Графа был темно-серый, на спине и над глазами делавшийся совсем черным. В сочетании с парой желтых, далеко не добрых, глаз он производил угрожающее впечатление. Неуважительного обращения Граф не терпел, и с этим фактом считались все члены группы.

Сейчас ему было очень жарко. Грудь его тяжело и часто вздымалась, из раскрытой пасти высовывался длинный розовый язык. Однако глаза смотрели по-прежнему зорко и неуступчиво.

– Для чего ты его взял? – спросил Максимов. – Сам говоришь, организм у них нежный... А тащишь собаку неизвестно куда!

– Я лучше штаны дома оставлю, – заявил Величко, – чем Графа. И вообще, о чем речь? Мы, как-никак, на службе, а Граф – собака служебная. Логично?

– Ну, тебе виднее. Вообще я не против такой службы. Работенка сегодня не пыльная. Вот только жара достала.

– Да, ребята, настоящее пекло сегодня! – энергично закивал Мачколян. – Это мы еще в машине, нас ветерком обдувает. А снаружи все застыло, как в бане. Две недели такая погода, – того и гляди, какой-нибудь ураган случится или гроза жуткая.

– Ты накаркай еще! – сердито сказал Максимов.

– Так всегда бывает, – авторитетно возразил Мачколян. – И я тут ни при чем. Законы природы. Горячие атмосферные массы поднимаются вверх, а их место занимают более холодные. Быстро занимают, со скоростью поезда...

– Штормового предупреждения не было, – напомнил Величко.

– А ты их много помнишь? – возразил Максимов. – У нас ведь как? Метеорологи обязательно или проспят катаклизм, или, наоборот, на воду дуют.

Тем временем нудное путешествие медленно, но верно подходило к концу. Прямо по курсу заблистала гладь извилистой, не очень широкой реки, по берегам которой стояли поникшие ивы. За рекой был виден город. Очертания его окраинных кварталов таяли в горячем воздухе, отчего город казался призраком, миражом, возникшим в бескрайней пустыне.

– Мост здесь на честном слове держится, – неодобрительно покачал головой Пантюхин, когда они переехали на противоположный берег. – Я здесь тринадцать лет назад проезжал. Ничего не изменилось. Разве что в худшую сторону. Опоры, того и гляди, рухнут.

– И когда ты только успел все заметить? – проворчал Грачев. – Не глаз, а алмаз просто!

Он и сам видел, что автомобильный мост в неважном состоянии, но Пантюхин был таким человеком, с которым не хотелось соглашаться, даже если это противоречило здравому смыслу. Грачев ставил здравый смысл превыше всего на свете, но сегодня он с трудом сдерживал рвущееся наружу раздражение, – должно быть, жара была виновата.

Вскоре въехали в город. Он начался сразу с экспериментального микрорайона – штук пятнадцать девятиэтажек, возведенных на пустыре. Озеленить район не успели – лишь с десяток полуживых деревьев оживлял раскаленный пейзаж.

Затем вдруг пошли узкие улочки, одноэтажные кварталы с заборами и раскидистыми липами вдоль дороги. На тротуарах лежала густая тень, и жара не казалась здесь такой уж страшной.

– Старый город, – авторитетно сообщил Пантюхин. – Основное хозяйство по другую сторону находится. Здесь река изгиб делает, и весь Бельск вроде как на полуострове находится. Мы сейчас через автомобильный мост переехали, а там дальше – железнодорожный.

– Нам в центр нужно, – сказал Грачев. – В администрацию.

– Это не проблема. Проблема в том, что движок греется, Валентин Петрович! – многозначительно заявил Пантюхин. – Я сразу сказал, что гарантию на эту колымагу не даю.

– Ну, до администрации-то дотянешь? – невесело усмехнулся Грачев. – Большего от тебя никто и не требует.

Здание администрации располагалось в середине квартала, выходившего фасадами домов на не слишком широкую площадь. За площадью раскинулся тенистый парк. Там работал фонтан и горели яркими красками цветочные клумбы. Рядом было множество киосков, бойко торговавших прохладительными напитками.

Едва Пантюхин остановил машину, как вся группа высыпала наружу. Максимов тут же припустил к ближайшему киоску, на бегу пересчитывая деньги, и вернулся с двумя большими бутылками газированной воды. Первым делом он предложил напиться Грачеву и Мачколяну.

– А этому собачнику я и капли не дам, – мстительно заявил он. – Пусть хлебает с Графом из одной миски.

Ни Граф, ни Величко не удостоили его даже взглядом и удалились в тень.

– Извини, друг! – сказал Величко, надевая псу намордник. – Тут у нас все официально.

Действительно, прогуливающийся неподалеку потный, измученный жарой милиционер с большим любопытством приглядывался к странному десанту, высадившемуся почти у самого порога главного здания в городе. Он, видимо, был не прочь задать прибывшим несколько въедливых вопросов, но ему совсем не хотелось двигаться. Намордник, надетый на собаку, его успокоил, и он решил оставаться пока на месте.

Грачев от воды отказался, заявив:

– Я сразу в администрацию. Никуда не разбегайтесь. Нас должны ждать.

Он зашел в здание, а остальные занялись каждый своим делом. Пантюхин откинул крышку мотора и принялся с сокрушенным видом осматривать его дымящиеся внутренности. Мачколян одним махом выдул полбутылки воды и, погладив себя по выпирающему из-под клетчатой рубахи животу, удовлетворенно сказал, оглядывая площадь:

– Тепло!

– Даже горячо! – отозвался Максимов, но озабоченность, появившаяся в его голосе, не имела ничего общего с погодой, это Мачколян уловил сразу.

Он проследил за тем, куда направлен взгляд товарища, и увидел на противоположной стороне площади, у парка, молодую женщину в обтягивающих белых брючках и ярко-желтой кофточке навыпуск. Женщина раздраженно размахивала маленькой сумочкой на коротком ремешке и о чем-то горячо разговаривала с длинным худым субъектом лет сорока, несмотря на жару, одетым в просторный темно-серый костюм, болтавшийся на нем, как на вешалке. Галстука на субъекте, правда, не было, но лучше от этого он чувствовал себя ненамного – он тяжело дышал и то и дело вытирал пот с лица, отбрасывая в сторону мокрую прядь, прилипшую к бледному лбу. Выглядел он не только несчастным, но и сконфуженным. Женщина, похоже, крепко за что-то ему выговаривала.

– Не туда смотришь, дорогой! – весело сказал Мачколян Максимову. – Семейные разборки. Там тебе делать совсем нечего.

– Не скажи! – медленно и заинтересованно процедил Максимов, инстинктивно расправляя плечи и приглаживая волосы на голове. – Когда я вижу красивую женщину, мне всегда есть что делать. И с чего ты взял, что они – семья? Этот хмырь никак не годится в мужья такой женщине. Это видно невооруженным глазом.

– Эй, а кто годится? – негодующе произнес Мачколян. – Уж не на свою ли драгоценную особу ты намекаешь?

– А почему нет? – хладнокровно ответил Максимов. – Я молод, красив и крепко стою на ногах.

– Добавь еще, что ты десять раз уже женился, – сказал Мачколян.

– Настоящую любовь найти не так просто, – возразил Максимов. – Но сейчас я чувствую что-то особенное...

– Как и десять раз до этого, – заметил Мачколян.

– Что ты понимаешь? – презрительно сказал Максимов. – В тебе нет полета. Даже удивительно, что ты лицо кавказской национальности. Темперамента в тебе ни на грош.