Прорыв из Хуфры - Хиггинс Джек - Страница 25

Тут открылась дверца люка и выглянула сестра Клер.

— Где мы? — встревоженно спросила она. — Что происходит?

— Расскажите ей сами, — попросил Тэрк. — Меня больше нет.

С этими словами он отправился вниз. Темноту вокруг нас наполняла жизнь. Какие-то птицы все еще протестующе кричали, отовсюду слышались трели цикад и рулады лягушек.

Она задала вопрос, какого и следовало от нее ожидать:

— Что это за звуки?

— Гигантские лягушки, сестра. Живут в соленых болотах по всему свету. Думаю, что в известной степени вы приехали домой. — Потом я пожелал ей спокойной ночи и последовал за Тэрком.

Глава 9

Золотое дно

Я проснулся в шесть, когда серый свет утра проник в иллюминатор. Тэрк все еще спал, положив голову на руку, и его лицо казалось еще более изможденным и худым, чем обычно. Мне подумалось, что ему в таком состоянии будет трудно начинать день, но я тут же отогнал эти мысли прочь. Из кабины сестры Клер не доносилось ни звука, я тихонько прошел в салон, сварил кофе и вышел на палубу с чашкой в одной руке и кофейником в другой. Меня встретило серое, ненастное утро, хмурое небо грозило вот-вот разразиться дождем. Я забрался на крышу рубки и выглянул наружу через камуфляжную сеть. Нас окружал такой дикий и заброшенный мир, какого я еще не видывал, на многие мили тянулись зеленые заросли камыша, и под ветром они издавали мрачные шелестящие звуки. Я спустился на палубу, потянулся за своим кофе и услышал голос сестры Клер:

— Ну, и что же вы увидели?

На ней были джинсы и старый свитер, а ее коротко остриженные волосы скрывала старая фуражка, какие носили коммандос. Без своей монашеской одежды она выглядела странно беззащитной и очень молодой.

— Мне кажется, — произнес я, — что сейчас мы — последние люди, затерянные на просторах земли.

— Я понимаю, — ответила она. — Это место может навеять подобные мысли. Так пустынно от сотворения мира до наших дней.

— Звучит поэтично.

Я налил кофе и передал ей кружку. Держа кружку обеими руками, она отхлебнула. Над нами по серому небу пролетел клин журавлей.

— А ведь они красивы, не правда ли? Такие свободные… — сказала она.

Я не удержался и задал вопрос:

— А вы не свободны?

Она уклончиво ответила:

— На всех нас лежит ответственность, мистер Нельсон. Я сама сделала свой выбор, как и все мы. Каждый из нас стал тем, кто он есть, потому что сам допустил это.

Ее суждение отражало весьма жесткий взгляд на природу вещей.

— Но тогда вовсе не остается места для того, что люди вашего образа мыслей называют милосердием.

— Нет, остается — весь мир, мой друг. Но сентиментальность еще никому не помогла. Выбор — настоящий выбор — можно сделать только самому. А не под влиянием чего-то извне. Тем более что все вокруг нас меняется. Нет ничего постоянного.

— Мне кажется, что это скорее буддизм, чем христианство, — заметил я.

— Могу только посоветовать вам еще раз внимательно прочитать Священное писание, мистер Нельсон.

И тут из люка появился Тэрк, положив конец нашему разговору. В толстом, теплом свитере он выглядел веселым и жизнерадостным, из чего я сделал вывод, что он принял дозу наркотика; ненатурально яркие пятна на его щеках подтверждали мою догадку.

— Я чувствую запах кофе.

Сестра Клер отдала ему свою кружку, а я налил в нее кофе.

— Как видите, я готова к работе, — улыбнулась она. Он критически осмотрел ее и кивнул.

— Да, подходяще. Не знаю, что сказал бы Ватикан, но этот наряд вам определенно идет.

Он залез на крышу рубки, оглядел печальный ландшафт, быстро сверился с компасом, пристегнутым к руке, а потом снова оглядел болота. Когда он спрыгнул на палубу, то выглядел заметно более возбужденным.

— Восемь миль, генерал, так я считаю. На юго-юго-запад.

— А что насчет завтрака? — поинтересовалась сестра Клер.

— К чертям завтрак. Чем раньше мы тронемся, тем скорее будем на месте. — Он проглотил остаток кофе, вошел в рубку, и через мгновение машины протестующе взревели.

Это был странный рейд; мы потеряли счет времени; события разворачивались медленно; мы продвигались по узким протокам, прокладывая себе путь сквозь заросли. Когда солнце поднялось, наступила ужасная жара — как в печи. Болота ожили и стали совсем другими. Повсюду летали птицы — дикие утки и гуси. Москиты висели в воздухе переливающимися облаками. И вонь стояла такая, словно весь мир начал загнивать. Тэрк стоял на штурвале, а я, забравшись с биноклем на крышу рубки, смотрел вперед, выбирая маршрут. Нам постоянно приходилось возвращаться назад и искать другой проход; иногда приходилось двигаться совсем не в нужном направлении. Несколько раз мы застревали намертво, и я лез в вонючую черную воду, в то время как Тэрк давал задний ход. Когда моих усилий не хватало, Тэрк передавал штурвал сестре Клер и присоединялся ко мне.

Так или иначе, адские два часа прошли, и мы вздохнули с облегчением, когда оказались в узкой протоке между камышами и Тэрк остановил двигатели. В этот момент мы с сестрой Клер стояли на носу катера. Наконец «Мери Грант» по инерции врезалась в стену камышей и замерла на месте. Тэрк выглянул из рубки и крикнул:

— Ну, вот мы и на месте!

Сестра Клер отрицательно покачала головой:

— Нет, это не то место. Там было больше воды. Лагуна.

И тут меня пронзила мысль о том, что она могла ошибаться с самого начала. Она уверяла, что знает направление, которое ей сообщил умирающий летчик. Но можно ли полагаться на память испуганной девочки?

Тэрк возразил бодрым голосом:

— Нет, дорогая моя герцогиня, скажите, вы тогда потерпели аварию ночью? — Она кивнула головой, и он продолжал: — И что потом произошло?

— Я очутилась в воде, было глубоко. Я не могу точно вспомнить, как я выбиралась из самолета, но потом Талиф оказался возле меня с надувной лодкой. Он втащил меня туда, и мы начали грести через лагуну в сторону камышей.

— А вы хорошо осмотрелись вокруг?

— Мы не сразу поняли, в какое пустынное место попали. Талиф опасался, что кто-то мог видеть крушение самолета и явится сюда. Поэтому самым разумным посчитал как можно скорее убраться оттуда.

Тэрк посмотрел на меня и пожал плечами:

— О'кей, генерал, давайте лучше посмотрим.

Мы залезли на крышу рубки и стали спина к спине, выбрав каждый себе сектор осмотра. Обстановка тут же показалась нам многообещающей, потому что с каждой стороны мы обнаружили по два-три места, где проглядывала открытая вода. Мы спрыгнули на палубу, и Тэрк распорядился, расстегивая рубашку:

— Я иду налево, вы — направо, и посмотрим, что нам удастся обнаружить.

— А что мне делать? — спросила сестра Клер.

— И для вас найдется работа. Вы будете каждые две минуты подавать нам сигнал, чтобы мы знали, где находится катер.

Выйти за борт сейчас оказалось совсем не так противно, как раньше. Окунуться в прохладу довольно свежей воды на такой жаре даже доставляло удовольствие. Я выбрал узкую протоку, извивавшуюся среди камышей, и шел по ней, пока не попал в озерцо шириной не более пяти или шести ярдов. Единственное, что представляло здесь интерес, так это большая ярко-красная водяная змея, которая быстро проскочила мимо меня. Признаюсь, после того как мы пересекли ту полосу рифов прошедшей ночью, этот момент произвел на меня самое яркое впечатление.

Я небезуспешно миновал еще три или четыре протоки, не считая того, что серьезно нарушил дикую жизнь болота. Голос сестры Клер время от времени слышался с того места, откуда я начал поиск. Но сказать, что я начал волноваться, значило бы сильно упростить ситуацию. Я все думал о том умирающем летчике и теперь уже здорово сомневался, мог ли он точно указать направление. И вдруг услышал высокий и ясный голос Тэрка, который окликал меня с другой стороны большой протоки.

Чтобы попасть к нему, мне пришлось продираться сквозь стену камышей и даже вплавь преодолевать глубокие заводи. Но когда я все-таки пробился, то увидел, что нахожусь на краю округлой лагуны диаметром в две или три сотни футов. Здесь стояла абсолютная тишина, не слышалось ни пения птиц, ни криков лягушек. Только неподвижная темная вода в окружении плотных зарослей камыша. Вода оказалась так прозрачна, что виднелось песчаное дно. Да, летчик даже в тех обстоятельствах сумел правильно указать место катастрофы. И мы достигли цели. Я поплыл к Тэрку, чья голова виднелась в сорока или пятидесяти футах от меня. Его мокрые волосы прилипли к лицу, словно морские водоросли.