Отходная молитва - Хиггинс Джек - Страница 19

— Все, что он говорит, записывается на пленку, — прошептал Миллер. — Для сопровождения видеофильма.

Священник зачарованно наблюдал. Профессор сделал скальпелем надрез в районе затылка и резким движением обнажил череп убитого, дернув за волосы и сняв его лицо, словно маску.

Затем он подал знак технику, и тот протянул ему маленькую электропилу, включив ее. Лоулор аккуратно пропилил окружность в верхней части затылка.

— Это пила фирмы «Сушер», — объяснил Миллер вполголоса. — Принцип ее работы основан на вибрации. Циркуляционная пила не дает такой точности.

Запах в помещении почти не чувствовался, потому то на потолке были укреплены специальные втяжные приспособления. Лоулор остановил пилу и вернул ее технику. Он снял отпиленный кусок черепа и положил его на стол, затем извлек мозг и аккуратно погрузил его в сосуд из красного пластика, который держал ассистент.

Тот отнес его в раковину, куда уже подошел Лоулор, чтобы произвести взвешивание. Он обратился к Миллеру.

— Я изучу это позже, а пока займусь телом, вы не возражаете?

— Не возражаю, — сказал Миллер.

Врач возвратился к трупу, взял большой скальпель и разрезал тело от горла до живота. Крови почти не было, всего лишь толстая прослойка жира, а под ней слой мяса. Он разложил это тело словно старое пальто; жесты его были уверенными и быстрыми и ни на секунду не прекращались.

— Это необходимо? — пробормотал отец Да Коста. — Ведь рана-то в голове, мы все это знаем.

— Судебный чиновник потребует полный отчет, в малейших деталях, — ответил инспектор. — Существуют нормы права и закона. И в этом нет ничего ужасного, зря вы так думаете. У нас было дело несколько лет назад. Нашли мертвого старика в его квартире. Все выглядело, словно это был сердечный приступ. Если бы во время вскрытия Лоулор определил остановку сердца как причину смерти, то дело было бы закрыто.

— А что, причина была в другом?

— Шейные позвонки были переломаны. Я забыл детали, но это значило, что со стариком довольно грубо обошлись. Расследование вывело нас на одного субъекта, который занимался пожилыми гражданами. Он приходил к ним под видом проверяющего водопровод и требовал в уплату десять фунтов.

— И что с ним стало?

— Суд установил непредумышленное убийство и присудил пять лет. Так что скоро он будет на свободе. Мир полон безумцев, отец мой.

— А что бы вы с ним сделали?

— Я бы повесил его, — просто сказал Миллер. — Понимаете, для меня это война. Вопрос выживания. Либеральные принципы хороши до тех пор, пока они дают вам возможность иметь принципы.

Это заявление было не лишено логики, и оспаривать его представлялось трудным. Отец Да Коста отошел в сторонку, пока ассистенты переносили к раковине различные органы в похожих красных сосудах. Каждый орган взвешивался и передавался Лоулору, который аккуратно разрезал его большим ножом. Сердце, легкие, печень, почки, внутренности — все подверглось изучению и обработке с удивительной быстротой, а камера фиксировала весь процесс.

Наконец он закончил и положил нож.

— Ну вот, — сказал он Миллеру. — Сказать нечего. Я займусь мозгом, после того, как выкурю сигарету. Ну что, отец мой? Что вы об этом думаете?

— Потрясающе. Очень впечатляет.

— Впечатляет то, что человек — это всего лишь гора сырого мяса? — произнес профессор со смехом.

— А вы как думаете? Убедитесь сами!

Лоулор повернулся к операционному столу, и Да Коста последовал его примеру. Тело было распластано на поверхности и абсолютно выпотрошено. Не было ничего внутри грудной клетки, не было ничего вплоть до области гениталий.

— Помните стихотворение Эллиота «Пустой человек»? Я думаю, он имел в виду примерно это.

— И вы считаете, что больше ничего нет?

— А вы?

Один из ассистентов вернул на место кусок черепа и с видимым усилием натянул кожу лица Краско, придав ему прежний вид.

— Чудесная машина человеческое тело, — сказал священник. — Прекрасно действует. Кажется, что нет ни одного дела, с которым оно бы не справилось. Вы со мной согласны, доктор?

— Без сомнения.

— Иногда мне в голову приходит мысль, которая меня ужасает. Разве это все, что остается от Пикассо или Эйнштейна? Опустошенное тело, несколько кусков плоти, плавающие в пластиковом ведерке?

— Ах оставьте! — решительно возразил Лоулор утомленным голосом. — Не надо метафизики, пожалуй та, отец мой. У меня еще полно дел. Вы достаточно видели? — спросил он у Миллера.

— Думаю что да.

— Ну, хорошо. А теперь избавьте меня от присутствия этого адвоката Бога и Дьявола и дайте мне спокойно закончить. Рапорт будет у вас не раньше завтрашнего утра... А теперь... по вполне понятной причине я не имею возможности пожать вам руку, отец мой, но если когда-нибудь ваш путь будет пролегать мимо нас, милости просим, окажите нам честь визитом. Всегда к вашим услугам. В доме всегда кто-нибудь есть.

Врач рассмеялся собственной шутке, смех его доносился до них и тогда, когда они выходили из раздевалки. Их сопровождал служащий, он убедился, что их халаты полетели прямым ходом в корзину с грязным бельем, а в его присутствии они не обменялись ни едином словом.

Дождь еще шел, когда они вышли во двор. Миллер выглядел уставшим и опустошенным. Он проиграл, это было ему ясно. Трудность для него заключалась в том, что он не видел способов воздействовать на священника, кроме как прибегнуть к официальным мерам. А этого ему совсем не хотелось. Когда они подошли к машине, Фитцджеральд открыл им дверцу и сел рядом с шофером. Когда они влились в общий поток машин, Миллер сказал:

— Я хотел показать вам реальность, но это ведь ничего не изменило, не правда ли?

— Когда мне было двадцать лет, меня высадили с парашютом в горах Крета, я был одет партизаном. Очень романтично. Ночная операция и все прочее. Когда я добрался до городка, который был целью высадки, меня остановил немецкий часовой. Он был из полевой жандармерии.

Миллер сам не заметил, как заинтересовался.

— Вас выдали?

— Что-то вроде того. Он не был слишком злым. Он сказал, что ему искренне жаль, но он должен меня сторожить, пока не прибудут люди из гестапо. Он угостил меня вином. Мне удалось ударить его по голове бутылкой.

На мгновение отец Да Коста замолчал, созерцая картины из прошлого, и Миллер спросил:

— Ну так что же дальше?

— Он всадил мне пулю в левое легкое, и я задушил его собственными руками, — ответил священник, показывая свои руки. — С тех пор я молюсь о нем каждый день.

Они свернули на улочку, которая вела к церкви, и Миллер вздохнул:

— Ладно, я понял.

Машина остановилась у края тротуара. Он продолжал более официальным тоном:

— Юридически ваше поведение можно определить как сообщничество. Вы это понимаете?

— Прекрасно понимаю.

— Ладно. Вот что я намерен делать. Я собираюсь обратиться к вашему начальству, может быть они смогут вразумить вас.

— Вы хотите попасть на прием к мистеру О'Хэллорану. Я сам пытался увидеть его сегодня, но он отсутствует. Он будет здесь только завтра утром. Но для вас этот визит будет бесполезным.

— Тогда я попрошу ордер на арест и вы отправитесь в заключение.

Отец Да Коста важно покачал головой.

— Делайте то, что велит вам долг. Я вас очень хорошо понимаю, инспектор. Я буду молиться за вас.

Он открыл дверцу автомобиля и вышел.

Миллер заскрипел зубами, когда машина отъезжала.

— Он будет молиться за меня! Представляете себе?

— Я понимаю, шеф. Святой человек, да?

В церкви было холодно и сыро, когда священник вошел в нее. Перед службой почти не оставалось времени. Он чувствовал, что устал, страшно устал. День выдался ужасный, это был самый страшный день со времен концентрационного лагеря в Шонг Саме. Эх, если бы Миллер и Фэллон со всей компанией попросту бы исчезли с лица земли!

Он погрузил пальцы в святую воду и заметил, что в часовне святого Мартина зажглась спичка. Она осветила лицо человека, находящегося там и зажигавшего свечу.