Русские горки. Конец Российского государства - Калюжный Дмитрий Витальевич - Страница 8

А в начале XX века выяснилось, что содержать силу ему нужно было не только на западе и юге, но и на востоке.

Крестьяне России

Для понимания тех или иных процессов, происходящих в обществе, надо знать интересы и настроения составляющего его большинства. В России Николая II большинством были крестьяне. При всём разнообразии этого класса, трудившегося на огромных просторах нашей страны, всё же было у него и нечто общее, типичное. Понять, чем жили эти люди, каковы были их чаяния, важно, но трудно. Они не оставили мемуаров, они не писали «концепций». О жизни этого класса в XIX — начале XX века мы знаем из трудов учёных и заявлений политиков, почти сплошь происходивших не из крестьян, а из дворян или разночинцев.

Вот и рассказывают по сию пору легенды, что Россия производила столь громадный излишек зерна, что кормила весь мир. Остаётся за гранью внимания факт, что при таком «изобилии» еды крестьяне начала XX века носили одежду, в основном, 44-го размера.

Вот некоторые расчёты. Семья из четырех человек (двое взрослых с малолетними детьми), при урожае сам-3, с 4,5 га пашни (в двух полях) имеет чистый сбор 108 пудов. Для прокорма двух лошадей и двух коров надо потратить 40 пудов, тогда на людей останется 68 пудов, это в расчёте на «душу» 17 пудов, а на 2,8 «полных едока» (с учётом, что дети едят меньше) — 24 пуда. На год.

Это почти совпадает с нормой расхода на питание, но товарного зерна тут нет совсем. Лишь начиная с урожая в сам-4, появляется излишек, который можно продать.

В реальности же по Нечерноземью чистый сбор на душу сельского населения в конце XIX века составлял всего лишь 13 пудов зерна, иногда — 14 пудов. (Даже перед войной 1914 года, когда были отличные урожаи — в среднем по стране сам-4, — на душу населения приходилось всего по 26 пудов.) В начале XX века товарность в России была примерно 26 % от валового сбора, и экспорт зерна шёл практически за счёт ещё большего сокращения нормы питания.

В это время в Германии средний урожай был 152 пуда с гектара. Если немцу оставить на хозяйство 42,6 пуда, или вдвое больше, чем оставалось у русского крестьянина, и на семена 12 пудов, то товарная доля составит 97,4 пуда (1558,4 кг), или 64 %.

В Западной Европе не бывает заморозков и крайне редка засуха. Сроки работы на земле здесь могут продолжаться до 10 месяцев. Имея такой запас времени, можно предельно тщательно обработать пашню и маневрировать со сроками сева. Археологи доказали, что в южной Швеции в VIII–X веках целину осваивали не с помощью плугов или сох, а с помощью лопаты. Затраты времени огромные, но в итоге целинное поле могло быть идеально обработано.

В Дании средняя урожайность составляла 195 пудов с гектара. Урожайность в районе Фландрии была зачастую сам-20. По Парижскому региону (1750 год) уровень затрат труда на обработку земли, её удобрение, посев, жатву и обмолот пшеницы составлял 59,5 человеко-дней на гектар пшеничного поля. Приблизительно таким же был уровень затрат в крупных хозяйствах России (например, в монастырях). Но во Франции вся нагрузка распределяется на десять месяцев, а в России, как уже говорилось, срок сельскохозяйственных работ был вдвое меньше. За ничтожно короткое время наши пахари были вынуждены обрабатывать почву и под яровые, и под озимые, включая два сева и две жатвы.

Земледелец находился в ситуации, когда на соблюдение требований агрикультуры просто не хватало времени. И не удивительно, что в течение четырёх столетий (примерно с конца XV века, то есть с того времени, когда утвердилась паровая система с трёхпольем) средняя урожайность в этом огромнейшем регионе была поразительно низкой: от сам-2 до сам-3, иначе говоря, 3–5 центнеров с гектара, и редко урожаи доходили до 10–12 центнеров.

На эти работы до крестьянской реформы 1861 года в господском хозяйстве затрачивалось около 50 человеко-дней на десятину. А сам крестьянин, имея семью как минимум из четырех человек и располагая временем, определённым нашей природой в 130 рабочих дней, мог обрабатывать лишь около 2,5 десятины в двух полях, то есть мог тратить всего около 30 дней на десятину (почти в два раза меньше, чем необходимо). А это значит, что для получения урожая не ниже господского (а он был 5–6 ц/га), крестьянин должен был вложить в эти 30 рабочих дней труд, вкладываемый им за 50 дней работы на барина.

Вспашка, боронование и сев — важнейшие работы. Но были ещё жатва, возка снопов, скирдование и обмолот. В Нечерноземье была ещё и вывозка из скотных дворов на поля навоза и разбрасывание его по полю. А ещё надо было найти время на сенокос, ведь у нас скотина семь месяцев была в стойловом содержании, а не паслась, как в Англии, круглый год на зелёной травке. Пора сенокоса — это время отчаянного напряжения всех сил, но редко какому крестьянскому двору удавалось заготовить более 300 пудов. Недостаток сена покрывали соломой, мякиной, охвостьем. В итоге скот худел, болел и часто погибал. Корова давала до 600 литров молока в год — как хорошая коза. Их и держали-то не ради молока, а для получения удобрения.

Особенно трагична была ситуация с рабочим скотом. Сильная рабочая лошадь должна была есть не солому, а сено и овёс (фуражный). В Англии на рабочую лошадь расходовали в год до 130 пудов овса, а в России даже в господских имениях им давали при стойловом содержании от 27 до 35 пудов невеяного овса. Крестьянская же рабочая лошадка могла рассчитывать в среднем лишь на 15–20 пудов овса.

Вот поэтому урожай зерновых оценивался двояко: какова солома, и каково зерно? В хозяйственной терминологии бытовали термины «ужин» и «умолот». Первый относился к соломе, а второй к зерну: например, «хлеб ужинист, но мелкоколосен» и т. д.

После зимы животное становилось пригодным к пахоте, только подкормившись на свежей травке. А значит, приходилось терять время и начинать поздний сев, ставя урожай (особенно овса) под угрозу ранних осенних заморозков. Зачастую проще было самому впрягаться в плуг. Недаром в пору уже бурного развития капитализма в России, в 1912 году, в пятидесяти губерниях страны насчитывалось до 31 % безлошадных крестьян.

Итак, времени крестьянину на перечисленные работы не хватало. А ему ещё надо было строить для скота тёплые помещения, топить избу, заготовив на зиму примерно 30 кубометров дров, с вывозом их из леса. Надо было сушить убранное в ненастье зерно, нести гужевую повинность и повинность по поддержанию в порядке дорог. Да была еще нужда подработать «на стороне», чтобы уплатить налоги, которые он не в состоянии был осилить с дохода, получаемого от своей сельскохозяйственной деятельности.

Вот и получается, Что труд великорусского крестьянина в страду, да и в течение всего года, был намного интенсивнее, чем труд западных земледельцев. Фактически, он был на грани физических возможностей человека.

Но жизнь состоит не только из работы. Как же наши крестьяне бытовали? Посмотрим сначала на их жилище.

Материал и форма русского крестьянского дома довольно жёстко определялись природно-географическими условиями страны. Строительного камня было очень мало, а единственной ему альтернативой было дерево. Дерево хорошо удерживает тепло, а в старину экономия дров была важным фактором, влияющим и на конструкцию домов. В общем, домики ставили неказистые, лишь бы в них зимой было тепло. Для строительства использовали боровую сосну или ель. Разумеется, русские люди настолько привыкли к конструкции своих домов, к устройству двора, что перестали замечать относительность их удобств и комфорта. Правильнее сказать, что русский крестьянин всегда жил в крайне стеснённых условиях и без малейших признаков комфорта.

Каменные дома в деревне появились в XIX — начале XX века, и строили их на доходы от промысловой деятельности, весьма немного, из-за сложности поддерживать в них температурный режим.

На всей территории обитания русского народа сохранялся единый тип одежды. У мужчин — это кафтан, балахон, рубашка, порты (зимою еще и подштанники), онучи, лапти, шляпы, треух, шуба. У женщин — это сарафан (или ферязь), рубаха, душегрейка, понёва, зипун, онучи, лапти и шуба.