Голос бездны - Ветер Андрей - Страница 24

– Слушаю, Михал Михалыч, – Митя вопросительно наклонил коротко остриженную бычью голову на здоровой, как дубовый ствол, шее.

Когтев перебросился с ним неслышными короткими фразами и повернулся к Лисицыну.

– Сергей, моя супруга куда-то отлучилась, я представлю её вам как только она появится, – он сложил губы в любезной улыбке и добавил: – Прошу вас, наслаждайтесь угощениями.

Лисицын понимающе кивнул и неторопливо двинулся через многолюдный зал, сверкающий золотом вечерних туалетов, в сторону длинного стола, намереваясь полакомиться чем-нибудь изысканным.

***

Год назад двадцатидвухлетняя фотомодель Ксения Литвинова вступила в законный брак с крупнейшим финансовым воротилой Когтевым и взяла по этому случаю его фамилию. Она была молода, избалована стремительной славой, причиной которой был вовсе не скрытый в сердце талант, а её исключительные природные данные и бесконечная раскованность перед пристальными взглядами фотообъективов. Она без колебаний приняла предложение Когтева стать его женой, ни минуты не сомневаясь, что за спиной такого мужа ей будет обеспечен комфорт и вообще всё, что она сможет пожелать. Знала она и то, что перед Когтевым ей придётся изображать преданную кошку, откликаться на голос его похоти в любое время суток и выходить вместе с ним на публику в качестве куклы ослепительной красоты, когда Когтев этого потребует. Это было оговорено, и Ксения помнила об этом. Помнила, но забыла в ту самую секунду, когда к ней прикоснулись однажды ладони Павла Шеко. Этот скульптор, как бы невзначай дотронувшийся до неё, произнёс:

– Отдохнула бы ты немного. Я же вижу, насколько тебе тяжело держаться в одном и том же положении…

Вот уже второй месяц подряд Ксения встречалась с молодым и очень модным скульптором Павлом Шеко. То есть позировать ему она начала гораздо раньше, но последние их встречи носили отнюдь не творческий характер.

Он трудился над Венерой. Работал истово, как и все по-настоящему талантливые люди. Сначала лепил из глины, затем принялся за мрамор. Он всегда взирал на своих моделей без эмоций, его физические чувства будто отключались на время работы. И вдруг он влюбился. Как-то сразу. Что-то внутри обдало его жаром ни с того ни с сего. Раньше он смотрел на Ксению и не испытывал ничего, кроме азарта мастера. Но однажды Павел увидел её глаза, их жгучий зелёный цвет. Он никогда не смотрел в глаза своим моделям, он любил камень, а камню не нужны глаза, ему требуется фактура кожи, тяжесть мускулатуры, изгибы тела. Когда камень начинал приобретать сходство с живым оригиналом, Павел начинал хотеть свою скульптуру – именно изваяние, а не модель. Оставаясь один, он гладил холодные формы пальцами, ласкал каменные груди и волосы ладонью, прижимался лбом к гранитным и мраморным ногам. И вдруг – чёрт его дёрнул заглянуть в эту дикую кошачью зелень женских глаз! – он испытал глубокую саднящую боль в сердце. Он даже легонько застонал, и Ксения, стоявшая во всей своей обнажённой красе на деревянном пьедестале, в испуге присела на корточки, придвинувшись к Павлу. И его бросило в жар. Впервые он захотел свою модель, позабыв о белом бескровном камне, где таилась непроявившаяся ещё форма женского тела. С того дня Павел Шеко работал медленнее, чаще давая Ксении отдыхать и больше времени растрачивая на разговоры. Неделю спустя девушка ответила ему взаимностью. Мастерская, пахнущая глиной и гипсом, превратилась в любовное гнёздышко молодых людей, забывших о всякой предосторожности. Чёрная тень Когтева кружила над влюблённой парочкой, сужая круги, сверкая чёрными орлиными глазами. Кружила, чтобы вонзиться блестящими чёрными шипами когтей в молодую кожу, чтобы вспороть её, пустить алые струи крови, выпотрошить всё до последней жилки.

В самом начале супружеской жизни Ксения услышала спокойный голос Когтева.

– Я понимаю, что ты будешь погуливать, Ксюша, – сказал он ей, лёжа в постели. – Не думай, что мне это приятно, но я не намерен держать тебя под замком. Глупо было бы даже мечтать об этом. Я и не буду пытаться. Но не дай тебе Бог выпустить свои чувства из-под контроля и полюбить кого-то. Твоё сердце принадлежит мне, и только мне. Не забывай о своём месте. Если ты нарушишь наше соглашение, пощады не жди. Твоё нежное обаяние не спасёт тебя, Ксюша…

Увлёкшись Павлом Шеко, Ксения нарушила договор. День юбилея Михаила Михайловича Когтева совпал с наивысшей точкой нетерпения молодых влюблённых. Они не виделись два дня, сердца их клокотали, благоразумие отказывалось служить им. Для свидания они выбрали наихудший из всех возможных дней.

Отдавшись порыву желания, Ксения выскользнула из искрящегося «Епифана» через боковую дверь и прыгнула в свой открытый «порш» ярко-красного цвета. Покидая банкетный зал, она понимала, что делала рискованный шаг. Было мгновение, когда она, поставив ноги на педали, заколебалась, и тут бы ей самое время одуматься и вернуться в шумную толпу гостей. Но нет! Ксения надавила на газ, и машина легко полетела вперёд…

Завидев Ксению, скульптор спрыгнул на пол и раскинул руки, приглашая её в свои объятия.

– Миша меня не простит. Я сбежала с его юбилея! – Она засмеялась, бросаясь к Павлу. – Ой, что же будет, если он узнает. Боюсь, что я подписала себе смертный приговор…

– Приговор так приговор. Тогда мы умрём вместе! – беззаботно откликнулся юноша.

Они засмеялись, целуясь и не подозревая, насколько близкими к истине были их шутки и насколько мало времени осталось им для страстных проявлений своих чувств. На пол опустилось невесомое платье Ксении, упали просторные рабочие штаны и майка Павла. Гибко изогнувшись, девушка переступила с ноги на ногу, снимая тонкие трусики. Юноша нагнулся и захватил ртом набухший сосок на груди возлюбленной, пробежал губами вниз, но Ксения задержала его, вцепившись ему в растрёпанную шевелюру.

– Нет! Сперва в душ! Пошли!

В мастерскую они вернулись бегом, блестя мокрыми телами.

– Люблю! – пропела она.

Они рухнули на узенький диван с порванным в нескольких местах покрывалом. Руки и ноги сплелись торопливо. Языки почти яростно облизывали кожу сантиметр за сантиметром.

– Люблю! – томный вздох.

Привычная, изнуряющая, хорошо знакомая, но никогда не наскучивающая любовная игра.

– Люблю!

Движение вперёд и внутрь. Горячая теснота женского тела, болезненно-приятное прикосновение. Девушка опрокинула Павла на спину. Она выгнулась, поглядывая через плечо в стоящее за спиной большое пыльное зеркало.

За громким дыханием они не услышали мягкий щелчок замка на входной двери, не уловили скрип половиц в коридоре, не сразу приметили три человеческие тени, шагнувшие в плохо освещенную мастерскую.

– Творческая у вас тут обстановка, молодые люди. Я искренне завидую вам, – произнёс близко от них чей-то голос.

Ксения вздрогнула и резко повернула голову в сторону говорившего. Среди нагромождения гипсовых рук, ног, бюстов стоял Михаил Михайлович Когтев, её законный муж и властелин. Мутный свет единственной включённой лампы освещал сбоку его напряжённое лицо, показавшееся ей в ту минуту до безобразия постаревшим. За его спиной виднелись два бугая – Митька и Володька. Когтев, не спуская пронзительного взора с застывших, но всё ещё не отпускавших друг друга любовников, поднял перед собой трость, и резная слоновая кость сильным тычком свалила ближайшую к нему полуметровую статуэтку. Фигурка с глухим звуком раскололась на куски и осыпала грязный пол гипсовыми кусками.

Павел Шеко, растерянный, голый, побледневший, прыгнул навстречу Когтеву выпучив сверкающие глаза, и закричал нетвёрдым голосом:

– Вы не имеете права! Что вы здесь делаете? Уйдите!

– Мы вполне могли бы обсудить это, юноша, если бы ситуация была иная. Однако мне представляется, что чувство благодарности и порядочности вам не очень близко, в противном случае вы не посмели бы оставить без внимания тот факт, что я обеспечил вас и этой мастерской, и целым рядом заказов, без которых вашему таланту, дорогой Паша, не выбраться дальше собачьей конуры. Но вы забыли, чья рука вскормила вас, приласкала, подняла из грязи и распахнула перед вами ворота в большую жизнь. Вместо того чтобы ответить мне благодарностью, вы украли мою жену, молодой человек. Разве так поступают честные люди?