На родине предков - Хиггинс Джек - Страница 11

Он улыбнулся и пустил Пегин ей навстречу, когда она выехала из-за деревьев:

– А я и не знал, что богиня ночи ездит на лошади днем. Так, значит, вы хорошо знаете Берка?

– Еще бы, он управляющий моего дяди. – Она протянула правую руку в странном мальчишеском жесте, который удивительным образом был ей к лицу. – Я Джоанна Гамильтон, полковник Фитцджеральд. Ваш дядя и я были хорошими друзьями.

– Охотно верю. – Он осторожно взял ее ладонь в свою, и она не предприняла никаких попыток убрать ее.

– Похоже, мне следует поблагодарить вас за некоторые вещи, мисс Гамильтон. За радушный прием в конце долгого пути и за заботу о самой великолепной лошади, которую мне когда-либо выпадало счастье иметь, не говоря уже о том, что вы спасли мою дурацкую шкуру.

Она весело рассмеялась и покачала головой:

– Уж это-то никак нельзя поставить мне в заслугу, полковник. Я подъехала к лощине минут за двадцать до начала событий и успела лишь посмотреть на вас в действии. Помимо всего прочего, вы, насколько я понимаю, произвели вчера вечером переполох в трактире Кохана. Теперь я понимаю, почему у янки ушло четыре года на то, чтобы одолеть южан.

Клей пожал плечами:

– Не забывайте, что, когда рассказывают о таких вещах, не обходится без преувеличений.

Она покачала головой:

– К несчастью, мой дядя придерживается иной точки зрения на сей счет.

Он слегка нахмурился:

– Боюсь, я не совсем улавливаю смысл ваших слов.

– Все очень просто, – сказала она. – Во-первых, он – мировой судья. Сегодня утром Берк сообщил ему, что эти двое – те самые злоумышленники, которые вчера остановили ваш экипаж на Голуэй-роуд.

– Мальчишеская выходка, о которой я давно забыл, – улыбнулся ей Клей. – Мне непонятно, какое дело до этого вашему дяде.

– Это дало ему отличный повод послать Берка и его людей в Скрытую лощину. Предполагалось, что они заберут с собой Большого Шона Рогана. Мой дядя хотел привлечь его к ответственности по закону.

– А испытав вполне объяснимое разочарование из-за того, что не застали его дома, они отвели душу, как звери набросившись на его жену и одного из сыновей, – продолжил Клей. – А ваш дядя одобряет методы Берка?

– Он их поощряет, – проговорила она сухо. – Боюсь, что он ставит ирландцев на одну доску с неграми – оба народа от природы ниже его собственного, и такими их замыслил Господь.

– Не иначе как сэр Джордж – человек проницательного ума, – заметил Клей. – Позволительно ли мне спросить, разделяете ли вы его взгляды?

– Поскольку моя бабушка по материнской линии была индуской, которая родилась и выросла в Калькутте, то можно сказать, что у меня предвзятый подход, – ответила Джоанна.

Они пустили своих лошадей по тропе, предоставив животным самим выбирать дорогу, и Клей искоса бросил на нее взгляд. О смешанной крови ясно говорили большие миндалевидные глаза и кремовая кожа, отличительный признак евразийских женщин.

Она обернулась и, обнаружив, что он смотрит на нее, зарделась. Казалось, на какой-то момент самоуверенность покинула ее, и она стала просто молодой восемнадцатилетней девушкой с мальчишеским обаянием. Потом она застенчиво улыбнулась, и в этот краткий миг, когда она раскрылась перед ним, Клей понял, что это самое чудесное создание, которое он когда-либо видел в своей жизни. Странная, необъяснимая нежность захлестнула его. Он протянул руку, ободряюще стиснул ее ладонь, и ответная улыбка, казалось, проступила явственней, стала лучистой, и теперь девушка выглядела не напуганной, а вполне уверенной в себе.

В этот момент дождь превратился в муссонный ливень, и она с веселым смехом пришпорила свою лошадь. Клей отпустил поводья Пегин и галопом припустился следом. Джоанна увела свою лошадь с тропы, съехала в маленькую лесистую лощину, где сквозь деревья поблескивала вода.

Остановившись под сенью векового бука, корни которого спускались к краю маленького тихого озерца, она успела соскочить на землю, пока он вылезал из седла. Потом откинула со лба мокрую прядь темных волос:

– Здесь мы будем в безопасности, до тех пор пока немного не уляжется переполох.

Клей закурил сигару, в то время как она с сосредоточенным выражением на лице бросала в воду обломки веток и прищелкивала пальцами, а утка плавала кругами, ожидая, что ее будут кормить.

Легкий ветерок подул с другой стороны, принося с собой резкий, сырой запах прелых листьев.

– Этот запах, – сказала она, поворачиваясь к нему и трепеща от волнения, – правда, замечательный? Разве не побуждает он вас радоваться жизни?

Он кивнул:

– Мое любимое время года – осень. Хотя в ней всегда есть какая-то легкая грусть. Старые мечты подобны дыму, зависшему в воздухе на короткий миг, прежде чем растаять навсегда.

Он не сумел заглушить горечь в своем голосе, когда подумал о своей собственной мечте, мечтах тысяч таких, как он, которым вместе с Конфедерацией пришел конец в Аппоматтоксе.

Она положила ладонь на его руку и ласково проговорила:

– Простите, я забыла, что вам пришлось пережить.

Он выдавил из себя кривую улыбку:

– Я думал, что в конечном счете этот год принесет мне покой, но его так мало и в Ирландии. Скажите, чем вы занимались так близко от дома Роганов? Едва ли такая погода хороша для верховой езды.

– Я собиралась отправиться в Клермонт, чтобы повидаться с вами, – сказала она. – В деревне заболел ребенок – маленький мальчик. Я подумала, что вы, возможно, осмотрите его. А то у нас нет доктора ближе, чем в Голуэе.

– Вы конечно же выбрали окольный путь до Клермонта?

Она улыбнулась:

– Кто-то из моих слуг подслушал, как мой дядя отдает приказания Берку и рассказал мне. Я приехала, чтобы предупредить Роганов. Они мои друзья, хорошие друзья.

Порывистым, почти детским жестом она протянула руку и провела пальцем по сабельному шраму, рассекавшему его щеку:

– Когда вы его получили?

Он пожал плечами:

– Давным-давно – тысячу лет назад. Во время высадки в Питтсбурге.

Лоб ее слегка наморщился, а потом разгладился.

– Ах да, я совсем забыла, что вы по-разному называете некоторые сражения. Янки назвали его «Шило», не так ли?

«Она щедра на сюрпризы», – подумал он.

– А вы, похоже, очень сведущи.

Она кивнула:

– Я читала дневник Фримонта[5], повествующий о его визите в армию конфедератов, – его издали в Лондоне два года назад.

– Он, конечно, осветил кое-какие события, произошедшие в течение трех месяцев, – сказал Клей. – Но он уехал летом шестьдесят третьего, после Геттисберга.

– А еще я читала письма мистера Лоли из южных штатов, которые регулярно публиковали в «Таймс», – продолжала она, – да и ваш дядя, случалось, пересказывал мне новости с войны, почерпнутые из писем вашего отца. К сожалению, их было не так уж много, и я знаю лишь о некоторых ваших подвигах. Надеюсь, вы заполните пробелы в моих знаниях.

Он рассмеялся:

– Возможно, как-нибудь после. В настоящий момент меня гораздо больше интересуете вы.

Она пожала плечами:

– Рассказывать особенно нечего. Мой отец служил в звании капитана в полку сипаев. Я родилась в Мадрасе, но, когда начался мятеж, мы жили в Лакхнау, где был расквартирован полк отца. Мы укрылись в штабе. Отца убили во время осады, а мама умерла двумя месяцами позже.

– У вас есть другие родственники?

Она покачала головой:

– Мой дядя по закону является моим опекуном. Мне оставили приличное состояние, так что я вовсе не являюсь для него финансовым бременем; Так или иначе, помня о моей бабушке, он обращается со мной с величайшим почтением и довольно холодной вежливостью. Большую часть времени он старается не замечать моего присутствия.

– А как насчет Берка? – спросил Клей.

Она нахмурилась, и на лице ее появилась гримаса отвращения.

– У моего дяди не слишком крепкое здоровье. Большую часть своего времени он проводит в оранжерее, занимаясь своими цветами, а управление поместьем оставляет на Берка.