Высшей категории трудности - Яровой Юрий Евгеньевич - Страница 21

Палатка сосновцев была под самой вершиной, мы ее заметили, когда были буквально в десяти шагах. Небольшой холмик, из которого торчали две лыжные палки. Они, как потом выяснилось, были приспособлены в качестве шестов для оттяжек. Легкие порывы ветра шевелили клочки брезента.

На палатке лежал толстый слой спрессованного ветрами снега. Только в одном месте туристы попытались его снять — там темнело полотнище в дырах, сквозь которые проглядывали вещи.

— Мы не стали раскапывать до вашего приезда, — объяснил Васюков прокурору. — Раскапывать надо лопатами, палки не берут.

Новиков сгреб, сколько мог, снег с палатки, ему помогал Воронов. Попытались свести рваные края вместе — разрывы шли в беспорядке, пересекая друг друга.

— Так, — сказал Новиков, — понятно. Попробуйте вытащить, что сможете, из палатки.

Двое спасателей, вооружившись лыжными палками, начали расковыривать снег. Сначала вытащили какой-то мешок, в котором с трудом узнавался рюкзак, потом лыжную куртку, настолько промерзшую, что она казалась обломком камня.

— Николай Васильевич, пора уходить, — напомнил Воронов. — Уже темнеет.

— Минуточку, успеем…

Новиков встал на колени и запустил руки в палатку. Там что-то затрещало. Новиков побагровел от напряжения, и вдруг большой пласт снега хрустнул и приподнялся, обнажив брезентовый бок. Снег сбросили. Новиков растянул дыру пошире, и палатка раскрылась.

То, что увиделось, поразило хаосом: одеяла, куртки, валенки — все было перевернуто, скомкано и перемешано со снегом.

— Пусть все так и останется. Завтра сфотографируем, — решил Новиков.

Из вещей он взял с собой только кожаную офицерскую сумку. По всей вероятности, в ней были документы.

От солнца остался узкий серп — оно почти целиком ушло за вершину. Вся долина погрузилась в фиолетовые сумерки. Мы уходили на восток по тому самому плато, где нас высадил вертолет.

— Через два-три года Сосновский стал бы мастером спорта, — сказал Воронов, догнав меня. И тут же без всякого перехода и паузы добавил: — Вы ничего не имеете против того, чтобы мы были на "ты"? У туристов есть такая поговорка: "Кто ел одной ложкой из общей чашки, тот принес присягу в верности друзьям", — усмехнулся он.

— Я не захватил с собой даже зубной щетки, не говоря уже о прочем.

Воронов успокоил:

— Что-нибудь придумаем. Свитер у меня есть запасной, а штормовку дадут ребята. Хуже со спальным мешком. Мешков мало, придется спать по двое. Поместимся?

— Как-нибудь поместимся, — сказал он минуту спустя.

И ни слова, даже намека, на то, что осталось внизу, в долине. Я почувствовал раздражение от его спокойного голоса, от этих мелочей, которые занимали его. Спальный мешок, свитер… Где остальные шесть ребят? Здесь, под снегом? А если не здесь, если у них именно эта ночь может оказаться последней?

Солнце уже скрылось за вершиной, мы были на границе дня и ночи. Ночь догоняла нас по пятам, и одно время казалось, что мы оторвемся от нее, но вдруг малиновая верхушка вершины потемнела, словно остывшее железо, и нас окутали сумерки.

На плато сиротливо бился на ветру флаг, но вещей, выгруженных из вертолета, уже не было. Нас дожидались двое провожатых. Они объяснили Воронову, что все вещи спущены в лагерь, а лагерь разбит внизу, на берегу Малика, и Воронов похвалил: "Молодцы".

— До Малика с километр лыжня проложена, но спуск довольно крутой, — сказал в ответ на похвалу один из провожатых.

— Договоримся сразу, — предупредил меня Воронов. — Николай Васильевич падает направо, а ты налево.

— Почему я должен падать? — возмутился Новиков. — Я на лыжах, слава богу, с пяти лет.

— Ну, если так…

Впереди пошли туристы. Я шел третьим, за мной Новиков. Наст был такой твердый, что пялки скользили, как по льду, и я беспрерывно терял равновесие.

Из-за хребта дул ветер, обжигал лицо и забирался под пальто. Я позавидовал туристам. Они плотно упакованы в штормовые костюмы. На головах шерстяные шапочки и капюшоны, на ногах брезентовые чехлы — бахилы, Все продумано до мелочей. Настоящая снего-ветрозащитная упаковка.

Далеко внизу, на юго-востоке, вдруг вспыхнула зеленая ракета. Потом вторая. Идущий впереди меня проводник остановился, вытянул руку вверх и выстрелил. Все случилось так неожиданно, что я инстинктивно шарахнулся в сторону.

Красная ракета описала дугу, залила снег сиропом

— Там лагерь?

Провожатый обернулся, на ходу перезаряжая ракетницу.

— Отряд Лисовского, — сказал он глухо, словно из бочки. — Получили по радио приказ идти к нам. Часа через два придут.

Сзади меня послышались проклятия. Новиков упал, неудачно врезавшись в куст вереска.

— Дальше пойдет мягкий снег, — утешил тот, что стрелял из ракетницы. Он повернулся ко мне лицом, и теперь я понял, почему он бубнит. Половина лица у него была под маской. Он помог Новикову подняться и подал ему палки.

— Как вы думаете, — сказал Новиков, — они тоже шли по этому плато?

— Конечно, — ответит тот. — Мы шли по их следам. Следы обнаружили вон там, на Малике, — указал он вниз, в темноту. — Они не могли обойти это плато. Но фирн сейчас кончится. Скоро кончится, — успокоил он — и Новикова, и меня.

— А палатку мы нашли по азимуту, — объяснил наш проводник, пропуская меня вперед. — На фирне следы не остаются, мы засекли их направление по компасу и вышли на палатку.

Спустя минуту он сказал у меня за спиной:

— Сейчас мы идем по их следам. Мы шли по их следам…

Я не заметил, как началась мягкая лыжня. Меня вдруг понесло, на каком-то повороте я попытался обогнуть дерево, и вовремя вспомнил про совет Воронова: падать налево.

Едва я успел свалиться, как мимо пронесся турист, видимо, тот, что с ракетницей, он шел сзади меня, а в следующую секунду я оказался погребенным в снегу под Новиковым. Конечно, он забыл, что ему надо падать на правый бок!

— Кто это разлегся посреди дороги? — сердито спросил он.

— Я думал, вы хоть извинитесь! Лыжня в двух метрах от меня.

Новиков, видимо, догадался…

— Такая темень… Извините…

— Приятно слышать.

Мы бы переругивались и пытались освободиться от лыж и друг от друга еще минут десять, все глубже утопая в снегу, если бы не подъехал Воронов.

— Я задержался на перевале, — сказал он. — К нам идет Лисовский, я засекал азимут по ракетам.

Пока мы с Новиковым очищали друг друга от снега, подъехал и Васюков.

— Нет, я сам проверял, Валентин Петрович. Центр седловины, палатка и сосна лежат на одной прямой. И наклон берез тоже вдоль этой линии…

Васюков увидел нас и мгновенно умолк.

— О какой линии вы говорите? — насторожился Новиков.

Ответил после небольшой паузы Воронов.

— Вот Коля Васюков предполагает, что их выдуло из палатки сильным ветром. Видели, как растут березки на границе леса. Почти стелются по земле. Это от частых сильных ветров…

— Еще одна теория?

— … Они установили свою палатку на аэродинамической оси. Судя по местности, ветры дуют по центру перевала на сосну, где мы нашли костер.

— Товарищ Васюков, а палатка в самом деле порезана ножом?

— Да… Мне кажется, что порезана, — сухо протянул Васюков, и разговор прекратился.

Дальнейший спуск до лагеря мы проделали в полном молчании. В лесу было так темно, что я уже не различал под ногами лыжню и катился туда, куда меня катили лыжи. К счастью, спуск стал более пологим, и я только дважды выполнил совет Воронова "падай налево".

Потом лес просветлел, послышались голоса, и мы выкатились на поляну. Здесь горел костер, вокруг него стояли туристы, за ними угадывались лыжи, составленные в "козлы". Полянка была утоптана, вещи аккуратно уложены в штабель, трое или четверо возились с палаткой. Искры от костра уносились вверх, и дым наверху растворялся в темноте. Обычный туристский бивак…

На секунду у меня в сознании время сместилось, и я увидел перед собой не спасателей, а сосновцев. Я хорошо помню, что даже потряс головой, чтобы избавиться от наваждения…