Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Хиггинс Джек - Дань смельчаку Дань смельчаку

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дань смельчаку - Хиггинс Джек - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Генерал так стремительно шел через лагерную зону, что охранники не поспевали и бежали следом. Мой «товарищ» выставил вперед свой «Калашников», но Сен-Клер отодвинул его тыльной стороной черной ладони.

Я встал по стойке «полусмирно». Он сказал:

— Вольно, солдат. Ты меня знаешь?

— Вы проверяли мое снаряжение в Дин То три месяца назад.

Он медленно покивал:

— Помню, помню — и тебя признаю. Полковник Дули отмечал тебя в своем рапорте. Ты ведь англичанин, так? Я не говорил с тобой на параде?

— Говорили, генерал.

Он очаровательно улыбнулся, и так я впервые подпал под его обаяние. Сен-Клер положил мне руку на плечо:

— Хреново выглядишь, сынок. Посмотрим, что можно для тебя сделать, правда, боюсь, не слишком много. Ведь это не обычный лагерь для военнопленных. Этим управляют китайцы. Теплица номер один. Командиром здесь полковник Чен-Куен, один из замечательнейших людей, кого ты можешь представить.

Кроме множества интересных особенностей, например, такая: степень доктора философии Лондонского университета. Так вот, этот прекрасный человек находится здесь с единственной целью — разобрать всех нас по частям.

Раздался гневный окрик, и на пороге одной из хижин показался молоденький офицерик. Вытащив автоматический пистолет, он направил его Сен-Клеру в голову.

Генерал никак не отреагировал.

— Держись за свою гордость, сынок, — это единственное, чего они отнять не в силах.

Он словно ветер двинулся по лагерю, и китайцам пришлось бежать, чтобы держаться рядом; офицер бешено ругался. Почувствовав, будто что-то потеряно, я выпрямился и понял, что усталости как не бывало, — Сен-Клер избавил меня по крайней мере от нее.

Меня оставили стоять на дожде еще час, и за это время вечерний холод успел пробрать меня до костей. Затем отворилась дверь, вышел сержант и крикнул что-то моему охраннику, который зло пнул меня в ногу и показал: иди.

В хижине я увидел длинный коридор и несколько открывающихся в него дверей. Мы остановились у последней, и через некоторое время она отворилась, выпустив Сен-Клера. Времени поговорить не было, потому что молодой офицерик тут же впихнул меня внутрь.

Сидящий за столом человек был одет в форму Китайской Народно-освободительной армии. Полковник. Видимо, тот самый Чен-Куен, о котором упомянул Сен-Клер.

Глаза в уголках немного тянулись вверх: проницательные, умные. Пышущее здоровьем бронзовое лицо. Великолепно слепленные, усмехающиеся губы. Полковник развернул газету и поднял ее так, чтобы я мог прочитать. Отпечатанный в Лондоне выпуск «Дэйли экспресс» пятидневной давности. «Англичанин, герой войны, погибает во Вьетнаме». Заголовок первой страницы.

Я сказал:

— Видимо, ничего другого в тот день не нашлось.

Английский, на котором заговорил китаец, был идеален:

— Вот уж не думаю. Все они напечатали статью, даже «Таймс». — Он показал мне газету. — Им удалось выудить интервью у вашего деда. Вот, здесь говорится, что генерал был потрясен утратой, но держался с достоинством.

Я громко расхохотался, и полковник мрачно произнес:

— Правильно, мне самому показалось странным, что человек, настолько вас ненавидящий, говорил подобные вещи. А ненавидел он вас патологически. Интересно — за что?

Столь верное замечание, такая проницательность заставила кровь похолодеть у меня в жилах, но я постарался нанести ответный удар.

— Кто вы, черт побери, такой — гипнотизер? Ясновидящий?

Полковник поднял папку.

— Вот здесь находится Эллис Джексон — с рождения до смерти. Здесь все. Можем как-нибудь поболтать об Итоне. Концепция данной школы меня приводила в восхищение. Конечно же, история в Сэндхерсте — большая трагедия. Вы уцепились за грязный конец палки. — Он тяжело вздохнул, словно принял все со мной происшедшее близко к сердцу. — Когда я был совсем юн и учился в Лондонском университете, то наткнулся на роман Уиды, в котором герой — опальный офицер Гвардии — вступает в ряды Французского Иностранного легиона. Так что — все остается, как и раньше. Ничто не меняется.

— Точно, — согласился я. — Я здесь для того, чтобы восстановить семейную честь.

— Несмотря на то, что сама идея пойти в армию вам глубоко противна. Как и все, что относится к военным. А может, вы просто деда ненавидите?

— Теоретически все правильно, — кивнул я. — Но, с другой стороны, я не встречал ни одного человека, кто бы отозвался о нем мало-мальски хорошо.

Меня потрясло, когда он улыбнулся и в глазах появилось выражение глубокого удовлетворения. Я уже начал говорить с ним о себе. Похоже, он понял, о чем я подумал, потому что нажал на кнопку и встал.

— Генерал Сен-Клер успел с вами поговорить, не так ли?

— Так точно.

— Удивительный человек, одаренный во многих отношениях, но очень упрямый. Можете посидеть пока в его камере.

— Рядовой с генералом? Ему это может не понравиться.

— Дорогой мой Эллис, наша общественная философия не делает различий между людьми. Это он должен понять. Так же, как и ты.

«Эллис». — Я почувствовал себя страшно неуютно, когда меня внезапно назвали по имени. Для подобной обстановки чересчур интимно, но тут уж ничего поделать я не мог. Дверь отворилась, и на пороге появился молоденький офицерик.

Чен-Куен дружелюбно улыбнулся и положил руку мне на плечо:

— Выспись, Эллис, хорошенько выспись, а потом мы поговорим.

Что там о нем говорил Сен-Клер? «Самый замечательный парень из всех, что ты встречал»? Он был как отец, которого я никогда не знал, поэтому в горле у меня пересохло. Слишком глубоко он копает, так глубоко, что я не знаю, где будет дно, — я развернулся и стремительно вышел из кабинета.

* * *

Во время путешествия в Тай Сон мы дважды останавливались на ночевки в горных деревушках. Меня усаживали на площадку, с веревкой на горле, в качестве примера милостивого обращения с собаками-наемниками, убийцами женщин и детей.

Я чуть со страху не помер, когда крестьяне, воя, словно цепные псы, рвались ко мне, требуя моей крови, и каждый раз офицер, солдат Мао и дядюшки Хо Ши Мина, в последнюю секунду отгонял всех. Я должен был выжить, чтобы понять ошибочность моей прежней жизни. Я был типичным продуктом капиталистическо-империалистического уклада жизни. Мне следовало помогать. Простенькая бихевиористическая философия. Метод кнута и пряника — чтобы дезориентировать человека в полном смысле этого слова.

Примерно то же самое я почувствовал, выходя из кабинета полковника Чен-Куена. Меня провели через лагерь к домику, в котором находилась амбулатория.

Офицер оставил со мной единственного охранника. Через какое-то время появился врач — маленькая сухонькая женщина в идеальном, без единого пятнышка, белом халате, очках в стальной оправе, с лицом с туго натянутой кожей и самым маленьким из всех, что мне довелось видеть, ртом. Она мне моментально напомнила домохозяйку моего деда — крошечную, постоянно куксящуюся шотландку из лолендов, неспособную простить Джона Нокса и поэтому ненавидящую всех особей мужеского пола. Я почуял запах касторки — за столько лет впервые! — и невольно содрогнулся.

Врач села за стол, дверь снова отворилась, и появилась другая женщина. Абсолютно другой тип. Эта была из тех, чья чувственность столь вызывающа, что ни свободная жакетка, ни юбка ее униформы, ни высокие кожаные ботинки не могли ее скрыть.

Ее смоляные черные волосы были разделены посередине на пробор и заплетены сзади в две толстые косы. Европейский стиль. И неудивительно, потому что — как я выяснил позже — ее мать оказалась русской.

Лицо... Лицо идола, которые так часто видишь в восточных храмах. Мать-земля, уничтожающая всех мужчин, великая, загадочная, со спокойными глазами, широким, чувственным ртом. Такую можно изучать до бесконечности, выискивая в ней сад радостей земных и небесных и в конце концов понимая, что дна в такой натуре нет и быть не может.

Акцент у нее был совсем незаметный, а голос — красоты необычайной.