Дань смельчаку - Хиггинс Джек - Страница 33

Но яхта, черт подери, осталась невредимой. Я вспомнил охоту на оленей, когда дед учил меня стрелять: стреляя сверху вниз, целься выше.

Вторая граната взорвалась между волноломом и «Леопардом». В корпусе яхты образовалась дыра величиной с дверь. Третья попала в корму, и палуба исчезла в грибовидном огненном облаке, когда взорвался топливный бак.

Через несколько секунд яхта как камень ушла на дно.

Все произошло чересчур быстро: грохот взрыва не успел затихнуть, когда я схватил автомат и принялся поливать огнем волнолом. Затем снова взял М-79: шестеро монахов взлетели в воздух, относимые взрывной волной в залив. Пятая граната попала куда-то вбок, и только после этого меня принялись обстреливать.

Я снова взял автомат.

Монахи кинулись вверх по склону, к дому, и я уложил двоих на месте. Они поняли свою ошибку и рассыпались в разных направлениях. Через секунду я растерял их всех.

После чего пули посыпались дождем. Да я и сам прекрасно понимал, что на занимаемой мною позиции, несмотря на все ее удобство, при превосходящих силах противника долго не продержишься.

Я бы остался, потому что в моем состоянии уходить не хотелось, но женщина издала резкий вскрик и схватилась за щеку: не знаю, пуля ли просвистела мимо ее лица или же просто кусочек камня, но он вспорол Хелен щеку до кости, и теперь ее лицо было залито кровью.

Я повесил гранатомет на шею, схватил Хелен за руку и побежал вместе с ней к лесу.

Глава 11

Найти и уничтожить

Хелен не могла идти, и все-таки мне удалось протащить ее несколько сотен ярдов до леса. Но все было напрасно... У неё не осталось физической силы даже держаться прямо.

Продравшись сквозь кустарник, мы затаились у низкой каменной стены. Где-то недалеко раздались голоса, перестук копыт, чей-то вопль.

Охота на нас приобрела оттенок мести, потому что теперь, когда яхта оказалась уничтоженной, монахи были заперты на острове. Мне оставалось дожидаться прибытия Вогана, убегать, прятаться, играть с ними. Ну что же, если им хочется именно этого — они получат лучшие в мире прятки. Мне приходилось бывать в местах похуже этого английского острова.

С внезапным грохотом справа промчалась дюжина всадников и скрылась из вида. Всадники были одеты в желтые монашеские рясы, за исключением Сен-Клера, скакавшего впереди. Лошадка казалась слишком маленькой для такого гиганта, как он.

Хелен застонала, собираясь закричать, и мне пришлось зажать ей рот. Когда перестук копыт затих в шуме дождя, я отпустил ее.

Кровь на ее щеке запеклась. Порывшись в карманах, она достала носовой платок, скатала его и прижала к ране.

— Хорошо, — подытожил я, — Давай изменим обстановку.

Она слабо проговорила:

— Даже сейчас, когда все практически кончено, ты не можешь отличить реальность от вымысла. Потому что считаешь, что, выступив против всего мира, — выиграешь.

— С восьми лет мне приходилось этим заниматься. Так что прекрати поносить, вставай и двигайся!

Мы подбежали к стене, перемахнули через нее и кинулись вверх по открытому склону. Холм не давал укрытия, и лишь на самой его вершине возвышался огромный кромлех — каменный круг друидов, из Бронзового века, — в котором я и хотел спрятаться: он выделялся своей наглой позицией, и, наверное, никому и в голову не пришло бы искать нас в таком неудобном месте.

Я сказал Хелен:

— Вдохни поглубже и приготовься бежать. Здесь около трехсот ярдов. Мне бы очень не хотелось тащить тебя напоследок за волосы, но коли придется — потащу.

Женщина ничего не ответила, а просто поднялась на ноги, прижала платок к ране и, заплетаясь в ногах, пустилась вперед. Сейчас мы находились в максимальной опасности на открытом пространстве — если бы перед нами кто-нибудь появился, нам было бы некуда спрятаться.

Мы все-таки добрались до кромлеха и рухнули за камни: ветер разорвал завесу дождя и тумана, обнаружив на опушке леса несколько всадников.

— Вот что я называю удачей, — сказал я.

Хелен скорчилась у неотесанного камня. В ее глазах стоял ужас.

— Ты ведь мог застрелить Макса там, внизу, когда он проезжал мимо. Почему же не застрелил?

— Берегу на ужин.

Я загнал в автомат полную обойму. Хелен хрипло произнесла:

— Что ты за человек, если можешь убивать так спокойно — так ужасно?..

— А ты его спроси об этом, — ответил я. — Спроси Черного Макса. Это он сделал меня таким.

Она покачала головой:

— Нет, ничего подобного. Каждый сам ответствен за свои поступки.

— Думаю, что в Сорбонне это производит впечатление. Но разве этим можно оправдать поведение твоего брата? Убийца, перебежчик, предатель. Ты так ничего не поняла?

Тут она сломалась и скользнула в траву. Она любила Макса — боготворила всей душой. Я разрушил ее мир, и этого она вынести не смогла.

Но я не чувствовал ни малейшей жалости. Подобные нежности забываются очень легко. Что до Сен-Клера, то лет тридцать в концентрационном лагере будут для него неизведанным пока опытом, а следовательно, новым развлечением. Пули на него мне было, если честно, жалко.

Я взглянул в небо, моля, чтобы поскорее появился Воган, и услышал в отдалении ржание коней.

Показалась группа всадников: они спускались по холму и были отчетливо видны. Я подготовил автомат к стрельбе и знаком приказал Хелен молчать.

Они двигались быстрой рысью и уже почти достигли цели, когда произошло неизбежное: один из всадников повернул коня и помчался вверх, к кромлеху.

Но даже тогда, когда, казалось, спасения не будет, я держался, надеясь на чудо. Всадник скакал ко мне: молодой человек с головной красно-черной повязкой, туго охватывающей лоб и свисающей сзади длинными концами. Единственным оружием был трехфутовый меч в ножнах из слоновой кости.

Видимо, тут я и сообразил, что происходит. Только когда заметил сходство с атрибутами самураев. Это был воин, готовый погибнуть с честью, как в древние времена, единственно возможным способом: с мечом в руке. Повязка на лбу была самурайской повязкой смерти, — ее носил лишь тот, кто готов к гибели в бою.

Молодой самурай начал разворачивать лошадку, но потом резко завертелся на месте. Не знаю, что именно он увидел, но этого оказалось достаточно. С диким криком, наполняющим члены энергией чи, поднимающейся снизу вверх, с обнаженным мечом, самурай перескочил на лошади через гребень холма и выпрыгнул в каменный круг кромлеха.

Я перекатился на спину — Хелен закричала — и выбил самурая из седла автоматной очередью. Он дважды перекувырнулся на траве и застыл. Лошадь ускакала, и с нами осталась только тишина.

Всадники выжидали, наблюдая за вершиной холма, но вскоре, поняв ошибку, рассредоточились, охватывая кромлех в кольцо. Сейчас было не время проявлять тупую ярость, поэтому, переключив «Калашников» с автоматического огня, я сделал единственный выстрел, сбивший одного из новоявленных камикадзе.

А затем удача отвернулась от меня. Ветер нагнал с моря шквальный дождь, закрывший все непроницаемой серой стеной.

Слева промелькнула желтая молния: лошадь мчалась полевым галопом, всадник распластался в седле. Я успел лишь переключить автомат на беглый огонь, как копыта зазвучали за спиной. Этому всаднику почти удалось меня достать: вытащив меч, он наскочил с диким воплем, и я, опустошив остаток магазина ему в грудь, едва успел отскочить, чуть не попав под копыта. Лошадь пронеслась через кромлех, и я увидел, что всадник не упал, а прямо держится в седле.

Я вытащил из кармашка свежую обойму и вставил в автомат. Снова застучали копыта, застучали, приближаясь со всех сторон. Я не знал, в какую стрелять сначала. Пришлось, быстро вертясь на одном месте, опустошить обойму в туман, стараясь попасть как можно в большее количество самураев.

Похоже, это несколько остудило их воинственный пыл. Я быстро перезарядил автомат и привалился к глыбе, стараясь восстановить нормальное дыхание.