Завещание рыцаря - Верещагин Олег Николаевич - Страница 5

Глава 4.

- Андрей… Андрей…

- Я всё куплю, мам, - быстро сказал я, переворачиваясь на другой бок, чтобы поймать ускользнувший сон. - Ты иди, всё сделаю, пока…

- Андрей… - меня легко, но настойчиво тряхнули за плечо.

- Ма, каникулы! - уже обиженно и сердито дёрнулся я под простынёй.

- Андрей… - потряхиванье повторилось.

Только теперь до меня дошло, что зовёт меня не мамин, незнакомый мальчишеский голос. Следующей моей мыслью было воспоминание о вечерней переделке и нежданном госте.

Я открыл глаза и сел в постели.

"Избушка на курьих ножках" - мой будильник - показывала всего пять тринадцать! За окнами ещё еле-еле рассвело, птицы, и те ещё не начали драть глотки! Я почувствовал, что злюсь, и с каждой секундой сильнее - хорошо началось утро!

Разбудил меня, конечно же, Антон. Не было его тут - и не надо, я раньше восьми вставать не собирался!Но сейчас он сидел на краю моей постели с весьма обеспокоенным лицом. Очевидно, тоже только-только проснулся, потому что был в одних трусах и босиком, волосы спутаны.

- Извини, но я никак не могу найти туалет, - вздохнул он и провёл ладонью по волосам.

- Во дворе налево, - я зевнул и, отбросив простыню, спустил ноги на пол. - Пошли, подержу Геббельса…

И тут до меня дошло, ЧТО он никак не мог, видите ли, найти. У меня в доме, в частном особнячке, построенном в начале 60-х. Дураку же ясно, где в таком случае находится туалет! Если бы он разбудил меня и попросил придержать собаку, всё было бы логично. Но…

Очевидно, он прочёл ошарашенность в моём взгляде, потому что весь подобрался. А я, не спуская с него взгляда, сказал:

- Так ты и правда иностранец… Поляк, что ли? Или болгарин?

- Почему? - тихо спросил он, вставая. Бесшумно отошёл к окну, встал ко мне лицом. Руками за спиной нашарил подоконник, оперся.

- Ну… - я сделал в воздухе неопределённый жест рукой. - Антон… Или чех, что ли?

Антон вздохнул. Поставил ногу за ногу. Поднял голову.

- Меня зовут Энтони Джеральд Спенсер Колвилл, младший граф Мерсисайд.

…Помнится, я сказал одно-единственное слово, очень точно отражавшее моё настроение. Я сказал:

- Дурдом…

Это вовсе не значило, что я не поверил. Наоборот! Поверил, сразу! Почему? Не знаю… Наверное, потому что всегда мечтал о приключениях, а при одних этих словах - " Энтони Джеральд Спенсер Колвилл, младший граф Мерсисайд " - повеяло Киплингом, Хайнлайном, "Первым рыцарем" и сериалом про Горца.

Короче, я поверил разом, как прыгают в холодную воду. Но иных слов, кроме "дурдом" у меня не нашлось. Зато нашёлся вопрос:

- А эти… Сергеич и Витёк… Они кто?

- Если бы я знал, - вздохнул Ан… Энтони. - Прицепились ко мне в Санкт-Петербурге. Я думал, что стряхну их с себя - не поехал на поезде, рванул сюда на мотоцикле. Догнали, хитрые…

- А что им нужно? - быстро спросил я. - Тоже не знаешь?

Энтони посмотрел на меня в упор, не мигая. Я не отвёл взгляда, и он медленно сказал:

- Нет. Как раз это я знаю.

Потом тронул кассеты в стойке, отведя взгляд. Длинно вздохнул - и словно на что-то решился:

- Знаешь, что?… Давай сейчас ты всё-таки подержишь своего Геббельса, а то я и лопнуть могу… Потом, если ты это не сочтёшь за наглость, мы что-нибудь поедим. А потом я тебе всё расскажу. Ну а уж ты сам решишь.

- Что… решу? - осторожно спросил я. Энтони снова вздохнул и сказал:

- Сможешь ли ты мне помочь. И захочешь ли…

…Не очень приятно развивать "туалетную" тему, но куда денешься? Пока я привязывал Геббельса, Энтони нашёл "совмещённый санузел" - там располагались и душ, про который я говорил вчера вечером, и хранилищем зерна для кур (которых сейчас всё равно не было). И вернулся он оттуда какой-то растерянный:

- Послушай, разве нельзя провести канализацию? - спросил он, заглянув в кухоньку, где я пытался приготовить подобие завтрака. Вопрос меня разозлил не меньше, чем злит реклама разных средств для чистки этих самых туалетов. Я резко поставил на плиту сковородку и повернулся к англичанину:

- Слушай, ты… - тщательно выговаривая слова, сказал я. Глаза Энтони стали недоумённо-тревожными. - Моя мать - учитель. Просто учитель в школе. Ты знаешь, сколько она получает в пересчёте на ваши деньги? Чуть больше ста фунтов в месяц, понял?! У вас даже чернорабочие, всякие там пакистанцы, больше получают, да? А мы на эти деньги вдвоём живём!

- У тебя нет отца? - тихо и сочувственно спросил Энтони. Я мотнул головой, помедлил и объяснил:

- Он есть, конечно. И даже алименты платит… знаешь, что такое алименты? Но с нами не живёт уже пять лет. Мать развелась.

- Не сошлись характерами?

- Почти, - усмехнулся я через силу. - Он пил по-чёрному.

- По… чёрному?

- В лоск, в стельку, в дребадан, до чёртиков, до визга. Здорово, значит.

Энтони медленно наклонил голову. Как-то странно посмотрел по сторонам и вышел, но вернулся ещё до того, как я успел вновь заняться завтраком. В руке он держал тугой свёрток.

- Держи, - англичанин протянул этот свёрток мне, и только теперь я увидел, что это деньги! Банковская упаковка из ста сторублёвок нового образца1, свёрнутая в рулончик! - Держи, это… тебе.

Я почувствовал,что кровь бросилась мне в лицо,и услышал свой собственный хриплый, незнакомый голос:

- Не возьму…

Сколько раз я мечтал о больших деньгах! Честно, мечтал и не стыжусь в этом признаться. Да и сейчас у меня было не густо, чтобы мама могла отдохнуть - первый раз за четыре года! - мы соскребли всё… Но взять эти десять тысяч из руки Энтони я не мог. Более того - я чувствовал, что сейчас будет драка…

Кажется, Энтони это понял тоже. Он небрежно швырнул деньги на табурет и улыбнулся, но не оскорбительно, а виновато:

- Погоди, послушай, Андрей… Ты меня спас. Кроме того, я ведь живу у тебя.

И собираюсь есть твои продукты, так что…

- У нас за это денег не берут! - выкрикнул я. Сейчас, пожалуй, мне были понятны делавшие революцию большевики, их неприязнь к дворянам…

- Погоди, - снова сказал Энтони. - Хорошо. Я понял. Прости, пожалуйста.

Но деньги всё-таки возьми… Да погоди же! - выкрикнул он, увидев, что я снова открываю рот. И засмеялся: - До чего же ты упрямый, прямо шотландец! Я оставлю тебе эти деньги, как плату за работу. Сложную и, возможно, опасную. Только тогда ты уже не сможешь от неё отказаться, контракт, даже устный, для нас - англосаксов - свято. А мы тоже упрямые.

- Предлагаешь мне быть чёрным проводником при белом охотнике? - злость проходила. - Как на сафари?

- Н-ну-у… - кажется, Энтони не нашёл, что ответить. И пожал плечами: - Хотя бы. Ты берёшь деньги?

- Не раньше, чем услышу, что это за работа такая.

- Я всё расскажу, - пообещал Энтони. И выделил одно слово - ВСЁ.

- Тогда и будем говорить… А сейчас, если не трудно, подай масло из холодильника. И не ищи "стинол", холодильник - это вон тот гроб в углу.

- Старые аппараты надёжнее, - совершенно серьёзно ответил Энтони…

…Вермишель с мясной тушёнкой и кетчупом выглядела не слишком аппетитно. Я-то знал, что она вкусная, но как убедить в этом нормального иностранца? Тем более, что Энтони посматривал на вермишель с подозрением… Ничего, съест, они в своих "макдональдсах" и не такую гадость лопают!

- Первый принцип любой готовки, - ободряюще заметил я, кладя рядом с тарелками вилки, - что получилось - то и хотели. Апельсинового сока нет. Чай будешь?

- Конечно, - я взялся за чайник с заваркой, но Энтони остановил меня:

- Это что?

- Заварка, - ответил я слегка растерянно. Англичанин вздохнул:

- Я так и знал. Оставь, я сам потом заварю. КАК НАДО…

…Довольно странно было сидеть с ним за одним столом. Приходилось всё время напоминать себе, что этот парень, который ест мою вермишель - графский сын. Ничего такого "графского" в нём не было. Разве что он не клал локти на стол, зато с энтузиазмом слизывал кетчуп с вилки.