Завещание рыцаря - Верещагин Олег Николаевич - Страница 22

ГЛАВА 12.

Влево и вправо через поля уходила прямая, как стандартная школьная линейка, серая асфальтированная дорога. Недавно асфальтировали, а для кого - непонятно, в обе стороны на дороге было пусто, как летом в коридоре - тоже школьном. Посреди всего этого безобразия на обочине торчала будка, некогда раскрашенная в весёлый сине-белый цвет. На белом фоне художники прошлых лет изобразили молодую женщину со снопом в руках и широченной улыбкой, но за последнее время красочка облупилась, и женщина стала сильно напоминать прокажённую в последней стадии развития болезни. Голубой фон украшала алая надпись из баллончика с краской: "Лохи деревенские." Совершенно непонятно было, кого имел в виду автор - или никого не имел, а посидел, как мы, три часа в будке и начал изливать свои чувства на подвернувшиеся предметы.

Эта будка автобусной остановки была началом нашего пути. От неё предполагалось добраться на автобусе до ПГТ Княжево, а уж оттуда пешком чесать по линии на карте, попутно занимаясь необходимыми изысканиями. Да и само название - Княжево - наводило на определённые ассоциации. Но вместо изысканий мы сидели около будки на рюкзаках и мрачно рассматривали дорогу. Саму будку оккупировали пять бабок с кошёлками. По их виду они никуда не торопились и возможно даже проживали тут, а на нашу попытку присоединиться к ним и посидеть на скамеечке в тени реагировали ледяным молчанием и косыми взглядами. Когда мы перебазировались на рюкзаки, они вновь заговорили, но теперь все их разговоры вертелись вокруг проблем нынешней молодёжи и средств их решения, сводившихся к тому, что всё население страны в возрасте 10-17 лет необходимо отправить на строительство железнодорожной магистрали Салехард-Певек. В отношении более младших бабки милостиво сошлись на пожизненном заключении в спецшколах. Не знаю, как Энтони, а я бы сейчас согласился на вариант с Салехардом - лишь бы куда-то двигаться…

Кроме всего прочего, страшно хотелось пить. У нас были фляжки. Пустые. И много "Юпи"… в пакетиках. Я даже хотел рассказать анекдот про это - ну, правда, там "Инвайт" - но Энтони так посмотрел на меня, стоило открыть рот, что я счёл за лучшее промолчать.

По-моему, его тоже начала раздражать - не столько жажда, сколько невозможность двигаться. До Княжево было километров двадцать, по такой жаре на открытом месте мы протянули бы ноги раньше, чем прошагали половину пути. Куртки, и без того надетые на голое тело, мы давно сняли и приторочили к рюкзакам - теперь тихо обгорали, совершенно не волнуясь по этому поводу.

Когда стрелка на моих часах показала ровно 6 (или 18.00, если быть точным), я решительно поднялся и, тронув Энтони за плечо, скомандовал:

- Вставай, пошли.

- Пешком? - он тут же встал - похоже, созрел. - Пошли.

Мы синхронно вскинули рюкзаки на плечи… и произошло то, чего я в глубине души ожидал. Убедившись в нашей решимости, на дороге из жаркого марева материализовался новенький бело-красный автобусик, наводивший на мысли о "скорой помощи".

- Сейчас бы ушли, - укоризненно посмотрел на меня Энтони. Я молча усмехнулся с чувством превосходства. Не объяснять же ему, что:

а.) у нас водила остановится хоть в чистом поле, не обязательно на остановке, только руку подними;

б.) не продемонстрируй мы Судьбе готовность шагать пешком - закон подлости работал бы до 10-11 часов вечера…

Бабульки уже погрузились в салон, прижали к себе кошёлки и теперь следили за тем, как грузимся с рюкзаками мы. На лицах у них было написано суровое недоверие и готовность своими силами разоружить преступников, буде у них в рюкзаках окажется оружие и они попытаются угнать автобус в Швецию. Кроме нас в салоне спал небритый джентльмен, занявший целое сиденье, да читал книгу "Как за полцены построить дачу" здоровенный мужик в тельнике.

Мы расположились в хвосте. Водила, высунувшись из-за перегородки, окинул салон взглядом из-под козырька бейсболки с неразличимой надписью и, достав откуда-то бутылку водки, предложил, обращаясь сразу ко всему салону:

- Ну чё, никто не хочет? - выдержал паузу, поболтал бутылку, сделал хороший глоток, хакнул нутром и, убирая тормоз, заключил: - Ну чё, смертнички - поехали?

- Это что - водка? - шепнул Энтони. Я пожал плечами, предпочитая особо не размышлять, что там у него. Зачем сразу предполагать худшее? Может, всего лишь самогон…

Пьяный или трезвый, но водила вёл свой аппарат здоров. Да и дорога в самом деле оказалась неожиданно хорошей и дальше - от плавной быстрой езды и жарищи нас разморило, и я даже не помню, как отключился… а когда проснулся - мы выруливали на небольшую пыльную площадь, где около почти строго кубического здания в ряд стояли полдесятка автобусов. Никакой надписи не имелось, и так было ясно, что автовокзал. Солнце стояло высоко, однако, площадь была пустынна, как и видневшаяся за ней улица.

- Княжево, - буркнул из своей будки водитель, - приехали. Расплачивайтесь.

Пассажиры потянулись на выход. Водитель, превратившийся в билетёра, небрежно отхватывал от закреплённой на проволочной петельке катушки зелёные талончики; Энтони, проходя мимо него, принюхался столь очевидно, что тот рассмеялся:

- Пробрало, пацан? Люблю пошутить… - он достал из-под сиденья бутылку и протянул нам. - Вода. Тёплая, зараза… Хуже тёплой водки.

Выбравшись на площадь, Энтони тут же устремился к украшавшему угол станции гнутому крану с вентилем, отвернул его и воткнулся под струю.

- Имидж - ничто. Жажда - всё, - прокомментировал я,тем не менее подставляя ладони с другой стороны.

Умывшись и напившись, мы прямо на месте начали решать проблему ночлега. Гостиницы тут, конечно, не было - это я знал точно. Был Дом Колхозника, сохранивший от прежних времён название и качество обслуживания. Энтони, поразмыслив, сказал, что, если это хуже фирсановской гостиницы, то он лучше заночует прямо на площади, благо, консервы есть. На это я возразил, что в таком случае нами может заинтересоваться местная милиция и угрожающе спросил:

- Ты Стивена Кинга читал, "Талисман"?6

Энтони ответил, что читал, что ему не двенадцать лет и что первому, кто осмелится нарушить его суверенное право на отдых, он пустит пулю в лоб. Однако, я всё-таки склонил его пойти поискать ночлег в посёлке…

…Фирсанов, как я уже упоминал, город тихий и зелёный. Но Княжево мою малую родину в этом отношении переплюнуло. Мы тащились неимоверно длинной и - к счастью! - тенистой улицей вдоль палисадников, за которыми не было видно домов. Бабульки на лавках выглядели неприступными, как стены Иерусалима для настоящих крестоносцев. Больше живых существ не наблюдалось - даже детей и собак. Взрослые, наверное, смотрели дома телевизор, а дети и собаки в меру возможностей безобразничали на реке или пруде… пруду… короче, на берегах местного водоёма.

- На крайний случай - пойдём на окраину и разобьём палатку, - признал я своё поражение.

- Пошли сразу, - предложил Энтони.

- Так мы же и идём…

- Заночевать негде, что ли? - старческий, но вполне бодрый голос со стороны прервал наши невесёлые размышления.

…Михал Юрич - "не Лермонтов", как он сам признался - оказался сущим кладом. Может быть, в его действиях и была доля эгоизма - по его собственным словам, он начал тосковать по общению, едва вышел на пенсию с местных электросетей, где отработал сорок лет и общение его свелось к телевизору и "соблюдению вооружённого нейтралитета" с женой, как он говорил. Поэтому, пустив нас переночевать, он рассчитывал взять плату в виде беседы и очень обиделся, когда этот английский дикарь - Энтони - предложил ему деньги.

Поплескавшись во дворе у колодца, мы воспрянули духом и охотно, уже не чинясь, подсели к сковороде с тушёной капустой с мясом и грибами. Михал Юрич, одетый в очень комично на нём смотревшиеся джинсы и майку, присел тоже, но не есть, а говорить. Мы какое-то время опасались появления его жены и возможности быть втянутыми в вооружённый конфликт, но невысокая плотная бабуля появилась с ведром парного молока и без особых разговоров налила нам по кружке. Очевидно, конфликт имел какие-то неясные стороннему глазу причины.