Лекции Президентам по Истории, Философии и Религии - Ключник Роман - Страница 102

И причина этой революционности находится в тотальной неприязни ко всем окружающим народам, ко всем — кто не еврей. И эта причина имеет глубоко религиозные корни.

Андрей Дикий в своём исследовании приводит признание одного еврея в еврейском журнале «Янус» (№ 2 за 1912 г.) — «Подобно тому, как мы, евреи, про каждого нееврея знаем, что он где-то, в каком-то уголке своего сердца, является антисемитом, да и не может им не быть, так и каждый еврей является в сокровенной глубине своего сердца ненавистником всего нееврейского… Ничто во мне так не живо, как убеждение, что, если существует что-то объединяющее всех евреев мира, то эта именно эта великая ненависть». Эта ненависть и взгляд «сверху вниз» является составной частью этой характерной революционности.

На основе своей неприязни, ненависти и презрения они склонны игнорировать законы государства, в котором живут. Благодаря этой форме революционности — они больше других граждан входят в противоречие с законом, но при этом, по сравнению с другими гражданами — приобретают большую свободу действий и соответственно больше преимуществ с этим связанных.

Причём еврейские учёные пытались трактовать это явление как аксиому — профессор Соломон Лурье в своей книге (1922 г.) утверждает: «Местный закон необходимо строго соблюдать, но лишь постольку, поскольку он не противоречит ещё живущим в народном правосознании положениям еврейского закона и поскольку его соблюдение не связано с вредом для еврейского народа. Таким образом, законов, прямо или косвенно направленных против евреев, во всяком случае соблюдать не следует».

Поскольку в Германии часто наблюдалось религиозное перекрашивание евреев, то по этому поводу немецкий философ Евгений Дюринг, которого так любили пинать марксисты, утверждал, что от этого у евреев их специфические качества не менялись, —

«Еврейский вопрос существовал бы и тогда, если бы все евреи повернулись спиной к своей религии и перешли бы в какую-нибудь из господствующих у нас церквей, или если бы даже человечество покончило с всякими религиями. Я утверждаю даже, что в таких случаях объяснение наше с евреями чувствовалось бы как ещё более понудительная потребность, чем оно чувствуется и без того.

Крещёные-то евреи и были теми, которые без всякой помехи проникали во все каналы общества и политического сожительства. Они снабжали себя как бы паспортом, и с этим паспортом протискивались даже туда, куда правоверные иудеи следовать за ними не могли». И Е. Дюринг приходит к выводу, что в этом случае еврейский вопрос становится «только ещё более жгучим».

До этого мы знали революционность обиженных или угнетённых классов, революционность убеждённых реформаторов, революционность как национально-освободительные движения порабощённых народов против своих поработителей, — теперь мы столкнулись с тотальной революционностью ко всему окружающему. Причём это не только и не просто революционность народа, взращённая в ходе и в результате его непростой истории — как агрессивность ко всем окружающим, но намного глубже — глубинная религиозная установка и метод достижения глубинных религиозно-национальных целей.

Приятель Карла Маркса поэт Генрих Гейне после очередной беседы с ним грустно заметил: «не могу без страха думать о том времени, когда к власти придут эти тёмные иконоборцы», «будущее пахнет кнутом, кровью, безбожием и обильными побоями». Гейне поняли только после 1917 г.

Революция  1848  года

В 1847 году в Европе разразился крупный торгово-промышленный и финансовый кризис, который больно ударил по Франции. Как результат — массовая безработица, обнищание населения.

В этих условиях, пока правительство и парламент искали пути выхода, начали вновь появляться горячие головы с идеями Руссо, предлагающие радикальные решения. На этот раз формой собрания они избрали полулегальные клубы, где под видом банкетов проповедовали свои идеи равенства и братства. В некоторых из них принимал участие уже молодой Маркс.

Начало очередной революции было крайне банальным. «Любители клубов и банкетов», то есть радикальная по отношению к правительству оппозиция назначила на 12 февраля 1848 года митинг с лозунгами призывающими к новым радикальным реформам. А правительство проводить митинг запретило. Но в назначенных для сбора на митинг местах стали собираться демонстранты. Когда их собралось уже довольно много, то полиция решила их разогнать дубинками. Завязалась драка, образовалась стычка, началось… Париж опять в баррикадах. Правительство и король посылают против восставших части национальной гвардии. И происходит то, что происходило и раньше — после первой же схватки происходит братание, и части национальной гвардии полностью переходят на сторону восставших.

На этот раз король реагирует довольно быстро и поступает по-новому — отправляет правительство в отставку, а сам легко отрекается от престола в пользу своего внука. А восставшие, не смотря на это, врываются с оружием в депутатскую Палату и требуют объявления республики. Опять звучат лозунги — «Свобода, равенство, братство». Опять звучат призывы к созданию органов самоуправления — Коммун.

Создаётся временное правительство. Возглавляют восставших-коммунистов опять те же братья Бланки.

24 февраля самораспустилась Палата депутатов, законодательный орган Франции. Выборы новой назначили на 23 апреля.

На этот раз консервативные силы также сделали вывод из всех революций, поняли значение прессы, агитации и лозунгов на умы не могущих самостоятельно мыслить граждан, и заняли активную позицию — и мощнейшее орудие — прессу обратили против революционеров. На выборах для революционеров опять случился конфуз, они опять здорово опозорились — во всей Франции ни одного коммуниста не выбрали в депутаты Палаты.

Тот факт, что народ абсолютно не поддерживает коммунистов, не смутил братьев Бланк и Барбеса. Они рвались в бой, но пока не знали под каким предлогом. Это хорошо понимали и члены нового правительства, которые организовали так называемую «партию порядка» и провели необходимую реформаторскую и разъяснительную работу с национальной гвардией.

Наконец, коммунисты нашли повод и 15 мая ворвались с оружием в новое законодательной собрание с требованием немедленной помощи полякам, немедленного вывода войск из Парижа и оправки их в Польшу. Тут же законодательное собрание самораспустилось. А путчисты двинулись по улицам Парижа к вечно страдающей Ратуше с выкриками — призывами к гражданам: «К оружию, к оружию!» Опять их никто не поддержал опять, и они в течении нескольких минут были рассеяны батальонами национальной гвардии.

Но неугомонные сторонники демократии и Коммун в июне опять организовали восстание. На этот раз они подготовились лучше; в течение пяти дней бунтовщики сражались на баррикадах в Париже.

Пример таких революционеров, как братьев Бланк и Барбес, показывает, что имеются в истории довольно обеспеченные люди определённой национальности — мелкие и средние буржуа, которые возможно имеют такую врождённую натуру, что не могут не критиковать любой строй, не могут не противостоять ему, не могут не бороться с ним. И не важно — какой это строй, они всегда будут против него бороться, такая у них внутри заложена схема. Это вечные диссиденты, они до конца жизни чем-то будут всегда недовольны, вечно будут ворчать.

После описанных событий «партия порядка» во Франции устроила серьёзные репрессии, — было изъято у парижан свыше 100 тысяч единиц оружия, 25 тысяч было арестовано, а много людей было расстреляно. Сейчас бы это назвали антидемократическими репрессиями. Тогда же после проведённых мероприятий Франция опять вступила в эпоху экономического расцвета. И это исторический факт.

События же вспыхнувшие во Франции в 1871 году были инициированы патриотическими настроениями, в условиях окружения Парижа прусскими войсками.

Можно задаться вопросом — на чьи средства готовились такие очень затратные мероприятия, как революции? Ведь, например, только 100 тысяч единиц оружия стоит колоссальных денег. А за чьи средства существовали безработные, вернее — постоянные революционеры братья Бланки и их пособники?