Два Призрака - Щербинин Дмитрий Владимирович - Страница 3

И, наконец, выбежал он на небольшую полянку. С одной стороны полянки лежало старое, обильно поросшее мхом и от того мягкое бревно. А с другой стороны, плотно увитая кустом, едва поднималась из земли древняя гробница. Тьма и холод смертный от этой гробницы исходил.

Всякому, даже самому отдалённому от мистики человеку это место показалось бы жутким, но только не Юре.

Он уселся на мягкое бревно, и начал повторять, мерно, словно маятник, раскачиваясь из стороны в сторону:

— Приди… взвываю к тебе… приди…

Вроде бы это и он говорил, но в тоже время слышал Юра свой голос как бы со стороны. И этот голос, бывший сначала едва приметным шёпотом, постепенно крепчал, и вскоре стал таким мощным, что не смог бы его повторить ни мальчик, ни взрослый человек, ни даже — крупный, хищный зверь.

А, когда он в последний раз прокричал: «Приди!», то уподобился этот вопль близкому раскату грома. И вздрогнула земля, а потом нахлынула тишина.

Прекратился вдруг дождь, но по-прежнему было серо и мрачно…

А на земле лежал мокрый ковёр из старых, прелых, тёмных листьев. Быть может, эти листья были даже не прошлогодними; быть может, они уже много-много лет лежали на этом месте. Во всяком случае, эта земля не порождала свежей зелени, а кусты, которые из неё произрастали, поражали количеством колючек и полным отсутствием свежих побегов.

Юра сидел недвижимо, смотрел прямо перед собой, и хотя ничего уже не говорил, и ничего не слышал, но чувствовал, что последний его исступлённый вопль не прошёл даром…

И вот скрипнула, и раскрылась, выпуская нечто невидимое дверь старой гробницы. А потом мальчик услышал шаги. Эти негромкие и неспешные шаги приближались к нему.

Увидел Юра, как под чьими-то невидимыми стопами прогибается тёмный настил мёртвых листьев. И это зрелище, а также могильный холод, который обмораживал теперь кожу, поверг бы любого, даже и самого отчаянного человека в бегство, но Юра даже и не пошевелился, ибо он был заворожён.

Призрак остановился в шаге от Юры. Мальчик сильно дрожал от невыносимого холода. Он посмотрел туда, где должна была бы быть голова призрака, и увидел только, что там воздух там более тёмный. И разжал Юра губы и произнёс то, что ему на самом то деле говорить совсем не хотелось, но то, что было внушено ему:

— Здравствуй, мой господин!

Затем он протянул свои дрожащие руки в эту темноту, и увидел, как кончики его пальцев покрываются инеем. И стало совсем темно.

— Юра, очнись! Очнись же!

Холодная вода плеснулась Юре в лицо, он закашлялся и открыл глаза. Оказывается, он лежал на небольшом диванчике, в том первом библиотечном зале, где Коля переписывал книги.

Сам Коля склонился над ним, и насторожённо вглядывался в лицо своего младшего брата. Он спросил:

— Как себя чувствуешь?

Юра поморщился от тупой боли, которая сжимала его виски. Он пробормотал:

— Да вроде бы ничего. По крайней мере, живой…

— А что случилось? — спросил Коля.

— Что случилось? — переспросил Юра. — А я, в общем-то, и не помню ничего. Лучше расскажи: как и где ты меня нашёл?

— А мне и не понадобилось тебя искать. Ты сам вошёл в эту залу. Я позвал тебя, но ты ничего не ответил. Тогда я заметил, что глаза у тебя закатились, а из уголка рта течёт слюна. Ну и перепугал же ты меня тогда! Я тебя за плечи схватил, попытался остановиться, и тут ты весь затрясся, и лишился чувств.

— А у меня не было какой-нибудь книги?

— Книги?.. Нет — книги не было. Зато ты нёс вот этот лист…

И Коля протянул ему весьма широкий, но весь исчерченный руническими знаками лист. Знаки имели цвет засохшей крови, и вообще — выглядели очень зловеще.

— Что это? Наверное, очень древнее, да? — робко и испуганно спросил Юра.

— Древнее? — невесело усмехнулся Коля. — Даю голову на отсечение, что эти руны появились не далее как час назад.

— Всего лишь час? — изумился Юра, — И кто же их…

Он хотел спросить: «И кто же их начертил?», но так и не задал этот вопрос, потому что вдруг понял, что руны были начерчены им, Юрой. Также он вспомнил и многое из того, что было после того, как он взял тонкую чёрную книгу.

Юра огляделся и спросил:

— Так ты точно не видел чёрную книгу?

— Говорю же тебе, что нет. Но вот думаю: тебе надо идти домой.

— Домой?.. Ах да, домой, — Юра потёр голову, которая всё ещё отдавалась болью. — Пожалуй, ты прав. Пойду я домой. Лягу там, и буду спать. Очень спать хочется…

Коля с тревогой вглядывался в бледное лицо своего младшего брата, в его покрасневшие глаза. И он сказал:

— Пожалуй, я сам тебя доведу.

— Нет, нет, я не настолько слаб. Сам доберусь.

— И всё же из этого проклятого дома я тебя выведу. А то, неровен час, ты здесь заблудишься.

Коля провёл его до самой ограды, и там произнёс:

— Ты уж извини, что пригласил тебя. Сам не думал, что всё настолько плохо выйдет.

— Да ладно, не вини себя. Быть может, на то была вовсе и не твоя воля.

— Чего? — опешил Коля.

— Да так, ничего. Просто всякие дурацкие мысли лезут мне в голову. Ты не обращай внимания.

— Может, всё-таки проводить тебя?

— Нет. Не маленький, сам дойду.

И Юра быстро зашагал в город под унылым, серым дождём, который, похоже, и не думал заканчиваться.

Когда Юра открыл дверь в свою квартиру, то первое, что услышал, был настойчивый, вновь и вновь повторяющийся телефонный трезвон. Мальчик схватил трубку, и выкрикнул весьма раздражённо:

— Да?!..

— Привет, это я, Уля.

Улей звали девочку, с которой Юра учился в одном классе. Они дружили на почве общим увлечением астрономией. Но, в отличие от разгильдяя Юры, Уля была отличницей. С самого начала каникул она ему не звонила, так как ездила с родителями в санаторий. А теперь говорила:

— Я что, не вовремя позвонила? У тебя голос раздражённый и злой. Если хочешь, могу позвонить позже.

Юра глянул в окно. А на улице шуршал унылый, беспросветный дождь. И он понял, что сейчас ему меньше всего на свете хотелось бы остаться одному. Хорошо бы рядом был хоть кто-то: хоть Уля, хоть кто-нибудь из его друзей.

И поэтому он сказал:

— Приходи.

— Да что ты. Можно?

— Да. Плохо мне. Приходи. Поговорить надо.

И повесил трубку…

Голова разболелась больше прежнего. Он медленно прошёл в ванную, набрал в ладони холодной воды из-под крана, и сполоснулся. Но это не помогло. Боль в голове оставалась.

Тогда мальчик приблизился к зеркалу, и внимательно начал разглядывать своё лицо. И вдруг вздрогнул: ему показалось, что в его воспалённых глазах зашевелилась та же тьма, которую он видел в проклятом доме.

И тогда же кольнула мысль: «Я читал чёрную книгу, и мне было виденье. Но я что-то принёс из этого виденья, и теперь это что-то во мне…»

Но он не успел подумать, потому что тут головная боль возросла многократно. Казалось, что изнутри череп наполняется раскалённым свинцом. Он закричал и повалился на пол.

Нельзя сказать, что Юра совсем потерял сознание. Просто его сущность, его «я», отступило, и осталось где-то в затаённом уголке мозга. Он едва мог наблюдать за окружающим, и едва-едва осознал, что теперь некто управлял его телом. Он поднялся, и быстро пошёл сначала из ванной, потом из квартиры, а потом и из дома. Но всё это волновало не больше, чем чужой случайно увиденный, и тут же забытый сон.