Спартак - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) - Страница 139

Глаза Спартака загорелись гневом; он уже открыл было рот, чтобы должным образом ответить Крассу, но, поднеся левую руку к губам, сдержался. Несколько раз провел он правой рукой по лбу, а затем сказал:

— Я не собирался ни пререкаться с тобой, Красс, ни оскорблять тебя, ни выслушивать твои оскорбления.

— А тебе разве не кажется оскорблением величия народа римского договариваться о заключении мира с рабами и мятежными гладиаторами? Надо родиться на берегах Тибра, чтобы почувствовать весь позор такого предложения! Ты, к своему несчастью, не родился римлянином, — хотя заслуживал бы это, Спартак, уверяю тебя, — и не можешь полностью понять и оценить всю тяжесть великой обиды, которую ты мне нанес.

— А тебе твоя ненамеренная гордость, присущая от рождения латинской расе, не позволяет понять всей меры оскорбления, нанесенного не мне, не моим товарищам по оружию, а роду человеческому, великим богам, ведь ты считаешь все народы на земле низшими расами, скорее близкими к животным, чем к людям.

И снова в картинной галерее воцарилось молчание.

После нескольких минут размышления Красс поднял голову и сказал, глядя на Спартака:

— У тебя истощились силы, ты просишь мира, так как больше не можешь сопротивляться. Хорошо, каковы же твои условия?

— У меня шестьдесят тысяч человек, и тебе и Риму известна их храбрость… По всей Италии стонут миллионы рабов, закованных вами в цепи; все они беспрерывно пополняют и будут пополнять мои легионы. Война длится вот уже три года и, возможно, продлится еще десять лет, она может превратиться в пламя, которое сожжет Рим. Я устал, но не обессилен.

— Ты забываешь, что Помпей идет уже из Самния[178] со своими легионами, победившими Сертория, и что со дня на день в Брундизии ожидают Лукулла с войсками, сражавшимися против Митридата.

— И Лукулл также! — воскликнул Спартак, побледнев при этих словах. — Клянусь богами, великую честь оказывает Рим гладиаторам! Вы вынуждены послать против них все войска державы и тем не менее не снисходите до заключения мира с ними!

И после минутного молчания Спартак добавил:

— Если я позабыл о Лукулле, то и ты в свою очередь позабыл, что когда Красс, Помпей и Лукулл с тремястами тысяч воинов одержат надо мною верх, то славу за это превосходное предприятие, — если победа над гладиаторами может вообще принести славу, — придется делить между Лукуллом, Помпеем и Крассом.

Римлянин кусал губы: фракиец поразил его в самое уязвимое место. Овладев собой, Красс спросил:

— Какие же ты предлагаешь условия? Я хочу узнать твои условия.

— Армия наша будет распущена, римский сенат торжественно пообещает пощадить всех моих товарищей по оружию, все они, как те, кто были прежде гладиаторами, так и те, что гладиаторами не были, будут отправлены отдельными подразделениями во все школы и цирки Италии. Я и те немногие из моих товарищей, которые были до войны рудиариями. а также все офицеры до центурионов включительно будут считаться рудиариями.

— Я предпочитаю разделить славу с Лукуллом и Помпеем, чем принимать такие условия.

— А если бы ты пожелал заключить мир, каковы были бы твои условия?

— Ты и сто человек твоих, по твоему выбору, получаете свободу, а остальные должны будут сложить оружие и сдаться на волю победителя, их участь решит сенат.

— На таких… — начал было Спартак, но Красс, прервав его, продолжал:

— Или же, если ты устал, то оставь их; тебе предоставят свободу, гражданство, ты получишь чин квестора в одной из наших армий; войско гладиаторов без твоего умелого руководства придет в полное расстройство и через неделю будет разгромлено.

Лицо Спартака вспыхнуло пламенем. Нахмурив брови, он сделал два шага по направлению к Крассу, с угрожающим видом, но, сдержавшись, произнес дрожащим от гнева голосом:

— Дезертирство… Измена… Таким условиям я предпочитаю смерть со всеми моими сотоварищами на поле брани.

И, направившись к выходу, он сказал:

— Прощай, Марк Красс.

У порога он остановился и, обратившись к римскому полководцу, спросил:

— Увижу ли я тебя в первом бою?

— Увидишь.

— Сразишься ли ты со мной?

— Я сражусь с тобой.

— Прощай же, Красс.

— Прощай.

Спартак вышел на площадку виллы и, велев своим спутникам следовать за ним, вскочил на коня и галопом поскакал в лагерь.

Приехав туда, он тотчас же приказал сняться с лагеря и, перейдя вброд реку Брадан, держать путь по направлению к Петилии; прибыв туда поздно ночью, он расположился там лагерем. На рассвете разведчики привели к нему взятого ими в плен римского декуриона, который во главе отряда кавалерии мчался к Крассу. Он был послан из Брундизия Лукуллом, войско которого уже прибыло в порт на кораблях, предназначенных для его перевозки; гонец ехал к претору Сицилии известить его о скором выступлении Лукулла в Брундизии для встречи с гладиаторами.

Спартак потерял всякую надежду на спасение; отныне выход был только один: бой с Крассом и победа над ним; вся судьба дела гладиаторов зависела теперь от исхода этого сражения.

Он ушел из Петилии, вернулся к берегам Брадана и, прибыв туда вечером, разбил палатки на расстоянии одной мили от левого берега и в восьми милях от того места, на правом берегу реки, где стоял лагерем накануне и куда теперь стянулись войска Красса, пришедшие сюда за несколько часов до прибытия Спартака.

Ночью Красс перебросил свое войско на левый берег реки и приказал разбить лагерь всего лишь в двух милях от лагеря гладиаторов.

На восходе солнца четыре римские когорты уже принялись было углублять ров вокруг своего лагеря, как вдруг три когорты гладиаторов, ходившие в лес за дровами, увидели римлян, занятых работами на укреплениях; гладиаторы бросили вязанки хвороста и дров, которые несли на спине, и отважно ринулись на римлян. Неожиданное их нападение и крики соратников заставили всех римских солдат, входивших в состав легионов, палатки которых были поблизости, выбежать за вал и броситься на врагов; гладиаторы же, находившиеся в своем лагере, услыхав звон и лязг оружия, взобрались на вал и, увидя, что их товарищи ведут бой с римлянами, выбежали из лагеря, кинулись на них, и началось жаркое сражение.

Спартак в эту минуту свертывал папирус с ответным письмом Валерии; он запечатал свиток, приложив к воску подаренный ею медальон, который всегда висел у него на шее, передал свиток одному из трех ее гонцов, стоявших теперь в палатке фракийца в ожидании его распоряжений, и сказал:

— Поручаю тебе, всем вам вверяю это письмо к вашей госпоже, которую вы так любите…

— Мы так же любим и тебя, — прервал Спартака гладиатор, приняв от него письмо.

— Благодарю вас, дорогие мои братья, — ответил фракиец и, продолжая разговор, сказал: — Поезжайте уединенными крутыми тропинками, соблюдая величайшую осторожность как ночью, так и днем, и передайте ей это письмо. Если с одним из вас случится какая-либо беда, пусть письмо возьмет другой, сделайте все зависящее от вас, чтобы оно непременно попало к ней в руки. Теперь ступайте и да сопутствуют вам боги!

Гладиаторы ушли из палатки Спартака; проводив их до самого выхода, фракиец сказал им на прощанье:

— Запомните, что выйти из лагеря вам надо через Декуманские ворота!

Как раз в этот момент до него донесся лязг оружия, шум завязавшейся схватки, и он поспешил узнать, что случилось.

То же самое сделал и Красс, принявший решение в последний раз померяться силами с врагом. Оба полководца приводили свои войска в боевую готовность. Спартак, обходя по фронту свои легионы, обратился к солдатам со следующими словами:

— Братья! Это сражение решит судьбу всей войны. В тылу у нас Лукулл: он высадился в Брундизии и теперь идет против нас; Помпей угрожает нам с правого фланга: он уже двинулся в Самний; перед нами стоит Красс. Сегодня нужно или победить, или умереть. Либо мы уничтожим войско Красса и вслед за этим разобьем Помпея, или же над нами одержат верх и все мы погибнем, как подобает храбрым воинам, столько раз побеждавшим римлян. Наше дело святое и правое, и оно не погибнет с нашей смертью. На пути к победе нам придется пролить немало крови, только благодаря самоотверженности и жертвам торжествуют великие идеи. Лучше мужественная и почетная смерть, чем постыдная и позорная жизнь. Погибнув, мы оставим потомкам знамя свободы и равенства, обагренное нашей кровью, оставим им в наследство месть и победу. Братья, ни шагу назад! Победить или умереть!