Тьма - Герберт Джеймс - Страница 16

Джули похлопала его по руке.

— Вы не должны так говорить. Вам еще жить да жить. Возможно, вы и меня переживете. — Поскольку ей было всего тридцать девять, она считала, что такая возможность исключена.

— Ты будешь прекрасно обеспечена, Джули, — повторил старик. — Распусти свои волосы, дорогая. Ты знаешь, как я люблю на них смотреть.

Она наклонилась, и ее блестящая грива оказалась в пределах досягаемости. Старик провел шишковатыми пальцами по волосам, наслаждаясь их великолепием.

— Прекрасно, — пробормотал он. — Такие густые, такие здоровые. Ты поистине благословенна, Джули.

Сама того не желая, она улыбнулась. Да, волосы были ее главным козырем. Она знала, что тело у нее слишком крупное, хотя его плавные округлости не лишены привлекательности — чтобы их описать, потребовалась бы кисть Рубенса, — да и ее немного полноватое лицо опять же нельзя назвать уродливым. Зато волосы — как говаривал еще в Ирландии ее пьяный отец, — волосы были «даром Богов». Она заскромничала, стараясь играть в эту игру так, как нравилось старику.

— Ну же, Джули, дорогая, — притворно взмолился он, — дай мне на тебя посмотреть.

— Вы знаете, что я этого не сделаю, Бенджамин.

— Но в этом нет ничего дурного. Смелей, — уговаривал он.

— У вас может сердце не выдержать, Бенджамин. — Она надеялась, что однажды так и будет.

— Мое сердце уже не выдерживает, дорогая. Неужели ты не отблагодаришь меня за ту награду, которую я тебе завещаю?

— Я же просила не говорить больше об этом. Кроме того, моя награда — это забота о вас.

— Так позаботься же обо мне, Джули, милая.

Она встала, зная, что старик потеряет терпение, если игра затянется. Закинув руки за голову, она расстегнула застежку на шее и одним движением расстегнула все кнопки сверху донизу, отчего туго накрахмаленное платье легко соскользнуло, едва она повела плечами. И Джули предстала перед ним в позе напускной застенчивости, со своими тяжелыми грудями, спрятанными в бюстгальтер.

Старик пялился на нее с открытым ртом, в уголках которого скапливалась слюна. Побуждая ее продолжать, он судорожно закивал головой. Джули развязала на талии бант своего белого передника, и он упал на пол. Крахмальная юбка, которую она не без усилий стащила через бедра, скользнула по ее ногам с легким похрустыванием. Резинка ее темных колготок застряла в глубокой жировой складке на талии, и она запустила большие пальцы в свою плоть, чтобы найти ее. Бенджамин охнул, когда она предстала перед ним горой белой плоти, сдерживаемой только бюстгальтером и трусиками.

— Восхитительно, — сказал он, — просто восхитительно. — Его руки исчезли под одеялом, лихорадочно нащупывая сморщенный член. — Остальное, Джули. Теперь остальное.

Она расстегнула бюстгальтер, и огромные холмы ее грудей нехотя вывалились на склон живота. Бюстгальтер полетел на груду одежды у ее ног, а она сжала свои груди, так что они сплющились, и принялась поглаживать розовые соски, пока они не набухли, как выдвинутые антенны. Ее руки скользнули вниз по необъятному животу. Она просунула пальцы под резинку трусиков и медленно спустила их на бедра. Старик громко застонал и вытянул шею, стараясь получше рассмотреть ее пушистый темный треугольник.

Совершенно голая, Джули стояла перед ним, уперев руки в бока.

— Да, да, Джули. Ты знаешь, что теперь делать.

Она знала. Танцевать.

Громадная тень вторила ее движениям по всей комнате, заезжая на потолок и зловеще нависая над ними обоими, когда Джули приближалась к лампе. Джули извивалась и кружилась, приседала и прыгала, высоко выбрасывая руки и давая ему возможность рассмотреть каждый дюйм своего мясистого тела. Она закончила танец пируэтом, грубо исполненным и нелепым, но он с горящими от возбуждения глазами закричал «бис!».

Джули, задыхаясь, рухнула в плетеное кресло, стоявшее в темном углу комнаты, сидеть на котором голышом было довольно неприятно. Но он хотел, чтобы второй акт спектакля разыгрывался именно там.

Ожидая, пока Джули отдышится, старик наблюдал за ней, дыша от возбуждения не менее тяжело и учащенно. Если бы она только знала, что денег почти не осталось! Плата за ее услуги в течение всех этих лет истощила его сбережения; их хватит еще на год, от силы на полтора, и все. Но она заслужила эти деньги! Видит Бог, заслужила! Он понял, что это редкостная находка, как только она вошла в этот дом. Все в ней дышало сладострастием: могучее тело, манера двигаться, эти закрытые крахмальные платья на пуговицах. Даже голос с легким налетом ирландской напевности. А когда он впервые увидел все великолепие ее изумительных волос, струящихся по спине мягким темно-каштановым каскадом!.. Блаженство! Она была неповторима! Другие справлялись со своей работой неплохо, но почти не уделяли внимания ему и его нуждам. На то, чтобы убедить Джули, что ее будущее связано с ним, а не с агентством, ушло не слишком много времени. Само собой, небольшой обман был необходим. Но, в конце концов, он обеспечивал ее все эти годы. Досадно, что всему этому придет конец, но деньги, которые он выручит за свой дом, позволят ему неплохо провести остаток жизни в каком-нибудь приличном доме престарелых. Джули он выделит из этой суммы сотни две, а то и три: она была такой услужливой. Это ее осчастливит! Ну, Джули, начинай же!

Джули широко раздвинула ноги, и ее блуждающая рука оказалась между бедер. Она проделала пальцами дорожку в треугольнике волос и отыскала спрятанные под ними срамные губы. Джули застонала — не только ему в угоду, но и оттого, что сильно возбудилась сама. В последнее время мастурбация доставляла ей величайшее наслаждение. Мужчины, в тех редких случаях, когда ей удавалось тайком провести кого-нибудь к себе, оказывались недостаточно выносливыми, чтобы удовлетворить все ее требования. Прикусив нижнюю губу и покрывшись испариной, она сунула палец глубже. Ее рука двигалась в замедленной истоме, но постепенно движения стали более решительными и быстрыми, и у нее напряглись мышцы живота.

Бенджамин тоже быстрее заработал рукой под одеялом, но без успеха.

— Джули, — позвал он, — сюда! Иди сюда, прошу тебя!

Ему вдруг показалось, что очертания ее массивного белого тела теряют отчетливость, и он заморгал. Должно быть, лампочка выдыхается — если только дело не в зрении, слабеющем, как и все органы его измученного старого организма. Мрак в комнате сгустился, и он уже почти не видел Джули — из черного провала в углу торчали только ее содрогающиеся ноги с огромными ступнями.

— Джули! Прошу тебя, ляг ко мне, — взмолился он. — Ты мне нужна, моя милая.

Из тьмы показался ее огромный неясный силуэт, и она подошла к кровати. Бенджамин заулыбался, когда она отбросила одеяло, и выставил перед ней свой вялый член. Джули пристроилась рядом, и он вздрогнул от прикосновения ее холодных ног.

— Умница, Джули. Девочка моя, — забормотал старик, млея от прижимающегося к его костям влажного тела.

— Осторожно! — выдохнул он, когда Джули навалилась на него всем весом, выдавив воздух из его легких.

Она скатилась и схватила член, отбросив в сторону его руки. Старик поморщился от грубого обращения с его наполовину поднявшимся пенисом, который она вытягивала и массировала, тщетно пытаясь придать ему более устойчивую форму.

— Осторожно, Джули, — недовольно произнес он. — Ты довольно груба. — Слыша над ухом ее тяжелое дыхание, старик схватил ее раскачивающиеся груди, прижав один сосок к другому, и потянулся к ним своим слюнявым ртом. Он сосал причмокивая, как младенец, но вскрикнул от боли, когда она подсунула под него руку и мощным броском взгромоздила его на себя.

— Ну, старый ублюдок, сделай это, — прошептала она.

— Джули, что...

Не дав ему договорить, Джули раскинула ноги и сделала попытку втянуть его в себя. Ей пришлось запихивать его дряблый орган руками, но это было не легче, чем затолкать тесто в кошелек. Тогда она схватила его тощие ягодицы и бросила старика на себя, приподняв свои бедра, чтобы поймать его.