Пристрастие к смерти - Джеймс Филлис Дороти - Страница 50

— Хотел бы я знать, как вам удалось его разворошить? — сказал Дэлглиш.

— Барбара мне сказала. А она догадалась или, скорее, узнала. Она наняла частного детектива года полтора назад, и тот его выследил. Чтобы быть точным, она рассказала мне о своих подозрениях, а я от ее имени связался с надежным человеком. Не думаю, что неверность мужа ее сильно расстроила. Просто она хотела точно знать. Вряд ли Барбара видела в этой женщине серьезную соперницу. По правде сказать, я подозреваю, что ей такая ситуация даже нравилась. Она ее забавляла и давала в руки, на случай необходимости, инструмент воздействия на него. Ну и, разумеется, освобождала от неприятной необходимости спать с ним, по крайней мере регулярно. Впрочем, она не запирала дверь своей спальни. Барбара любила время от времени получить доказательство того, что Пол все еще увлечен ею.

Он на удивление откровенен, отметил про себя Дэлглиш, притом без необходимости. Интересно, это с виду наивное желание признаваться в собственных интимных тайнах и тайнах других людей продиктовано сверхдоверием, самонадеянностью и тщеславием или имеет какой-то более низменный мотив? Лампарт был бы не первым убийцей, считающим, что если рассказать полиции факты, о которых она не имеет права спрашивать, то она скорее всего не станет подозревать наличие более опасных секретов.

— А он был все еще увлечен ею? — спросил Дэлглиш.

— Думаю, да. Жаль, что его здесь нет, чтобы спросить у него самого. — Он быстро и, к удивлению Дэлглиша, неуклюже встал и прошел к окну, словно его вдруг охватило беспокойство. Дэлглиш молча наблюдал за ним. Внезапно Лампарт прошагал к столу, снял трубку и набрал номер.

— Сестра, думаю, миссис Штайнер достаточно упражнений на свежем воздухе. Сегодня слишком холодное утро для неторопливых прогулок. Скажите ей, что я зайду посмотреть ее через… — он взглянул на часы, — через пятнадцать минут. Благодарю вас. — Положив трубку, он вернулся в кресло и сказал почти грубо: — Давайте перейдем прямо к делу, если не возражаете. Полагаю, вам от меня нужно некое заявление, где, с кем я был и что делал в тот момент, когда умер Пол. Если это убийство, то я не настолько наивен, чтобы обманывать себя, думая, будто не являюсь подозреваемым.

— Дело не в подозрениях. Мы обязаны задать эти вопросы всем, кто был тесно связан с сэром Полом.

Лампарт внезапно взорвался смехом — громким, хриплым и безрадостным.

— Тесно связан! Да, наверное, можно и так сказать. Должно быть, это тоже рутинная фраза. Разве не это вы обычно говорите своим жертвам? — Дэлглиш промолчал, его молчание, казалось, раздражало Лампарта. — Где я должен сделать это… ну, свое заявление? Здесь, в местном полицейском участке, или у вас, в Скотленд-Ярде?

— Можно в моем офисе, если вам удобно. Сегодня вечером вас устроит? Но можно и в местном полицейском участке — это сэкономит вам время. Однако мы были бы вам благодарны, если бы его суть вы изложили нам прямо сейчас.

— Вы наверняка обратили внимание, — сказал Лампарт, — что я не пригласил сюда своего адвоката. Не думаете ли вы, что это свидетельствует о моем трогательном доверии полиции?

— Если вам требуется адвокат — это ваше право.

— Не требуется. Он мне не нужен. Боюсь вас разочаровать, коммандер, но думаю, что у меня есть алиби. Разумеется, в том случае, если Бероун умер между семью часами вечера и полуночью. — Поскольку Дэлглиш по-прежнему молчал, Лампарт продолжил: — Я был с Барбарой все это время, о чем вам, конечно же, известно, — вы ведь, наверное, уже с ней встречались. До того, с двух до пяти, я был здесь, оперировал. Все записи имеются, операционная сестра и анестезиолог могут подтвердить. Да, конечно, я был в перчатках, халате и маске, но уверяю вас, что мои сотрудники всегда узнают мою работу, даже не видя моего лица. К тому же они его видели, перед тем как я надел маску. Говорю это на тот случай, если вам в голову придет фантастическая идея, будто я мог уговорить кого-нибудь из коллег постоять за операционным столом вместо меня.

— Идея хороша для романа, но не для реальной жизни.

— После того как я закончил, мы с Барбарой пили чай в этой самой комнате, а затем некоторое время провели в моей квартире наверху. Потом я переоделся и приблизительно без двадцати восемь мы вышли отсюда вместе. Ночной привратник видел, как мы выходили, и, вероятно, сможет подтвердить время. Мы поехали в Кукхем, в «Черный лебедь», где поужинали. На время я особого внимания не обратил, но полагаю, что мы добрались туда около половины девятого. Если это важно, то ездили мы на моем красном «порше». Столик был заказан на восемь сорок пять. Хозяин ресторана Жан-Поль Хиггинс сможет это подтвердить. Без сомнения, он подтвердит и то, что ушли мы после одиннадцати. Но я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы проявили деликатность. Не то чтобы я придавал большое значение репутации, но не могу позволить, чтобы пол-Лондона судачило о моей частной жизни. Поскольку у моих пациенток есть свои маленькие причуды — одни, например, предпочитают рожать под водой, другие — присев на ковре в гостиной, — едва ли кто-то из них мечтает, чтобы родовспоможение им оказывал человек, подозреваемый в убийстве.

— Мы будем сдержанны. Когда леди Бероун приехала сюда? Или вы заезжали за ней на Камден-Хилл-сквер?

— Нет. Я не был там уже несколько недель. Барбара приехала на такси. Она терпеть не может водить машину по Лондону. Приехала она, насколько я помню, около четырех. Наблюдала в операционной за тем, как я работаю, примерно с четверти пятого до конца. Я не говорил вам об этом?

— Она была рядом с вами все это время?

— Большую его часть. Кажется, после того, как я закончил третье кесарево сечение, она на несколько минут выходила.

— Она тоже была в халате и маске?

— Разумеется. Но какое это может иметь значение? Пол ведь, конечно же, не мог умереть раньше вечера.

— Она часто так делает? Наблюдает, как вы оперируете?

— Не то чтобы часто. Это удовольствие, — он сделал паузу и закончил, — которое она позволяет себе время от времени.

Наступила тишина. Есть вещи, подумал Дэлглиш, которые даже Стивен Лампарт с его нарочитой иронической отстраненностью и неуважением к тайнам не может заставить себя выговорить. Значит, вот как она приводит себя в состояние приятного возбуждения — получает эротическую зарядку от медицинского священнодействия. Вот что ее заводит: облачившись в халат и маску, наблюдать, как его руки кромсают тело другой женщины, как операционные медсестры двигаются вокруг него в церемониальном танце, как его серые глаза ищут взгляд ее синих поверх маски, как он снимает перчатки и протягивает руки в подобии пародийного благословения, чтобы мальчик-псаломщик снял с него облачение. Пьянящая смесь власти, тайны, безжалостности. Обряд ножа и крови. Интересно, где они потом предаются своим утехам? В его спальне? В его личной гостиной? Удивительно, что не на операционном столе. А может, и на нем тоже.

Зазвонил телефон. Пробормотав извинения, Лампарт поднял трубку. Разговор, по-видимому, с коллегой, был в высшей степени циничным и почти односторонним: Лампарт в основном слушал, но не делал попытки прервать его. Дэлглиш смотрел в окно на сад, мысленно перебирая предварительные суждения. Если они выехали из Пембрук-Лодж без двадцати восемь, то, чтобы добраться до «Черного лебедя» к половине девятого, нужно было ехать быстро. Могли он совершить убийство по дороге? Верилось с трудом, чтобы под каким-либо предлогом он оставил ее ждать в машине. Ну и, разумеется, никакой мужчина в здравом рассудке, собираясь на столь кровавое дело, не взял бы ее с собой в церковь, даже если бы она знала или догадывалась о том, что у него на уме. Значит, ему нужно было придумать какой-то предлог — например, он должен был кого-то срочно проконсультировать или переговорить о деле. Машину необходимо было припарковать близко к церкви. Это само по себе рискованно. Красный «порше» бросается в глаза. А что потом? Он стучит в дверь. Бероун его впускает. Заранее приготовленное объяснение своего приезда. Сколько на все это ушло бы времени? Вероятно, меньше минуты. Далее — внезапный удар, чтобы сбить Бероуна с ног. Бросок за бритвой в умывальню, где он не сомневался ее найти. Там он быстро снимает пиджак, рубашку и возвращается в ризницу с бритвой в руке. Делает осторожные «пробные» надрезы и наконец располосовывает шею Бероуна до позвоночника. Студентом, а может, и позднее, он наверняка изучал и судебную медицину. Ему лучше, чем любому другому подозреваемому, известно, как имитировать самоубийство.