Пристрастие к смерти - Джеймс Филлис Дороти - Страница 36

Сара открыла глаза, сморгнула жгучие слезы и увидела, как на фоне отхлынувшей и потускневшей серо-черной массы марширующей армии разрозненные вспышки ярких цветов сложились в мимолетный узор калейдоскопа. Ей казалось, что эти топающие ноги шагают по ней, проходят сквозь нее, что она стала невидимкой, хрупкой пустой раковиной. Но вдруг толпа расступилась, и появился он: все в том же твидовом пальто он шел к ней и улыбался. Она с трудом сдержалась, чтобы не крикнуть: «Папочка, папочка!» — и не броситься ему на шею. Но галлюцинация быстро рассеялась. Это был не ее отец, а спешащий куда-то прохожий с кейсом в руке; мужчина с рассеянным интересом скользнул глазами по ее исполненному мольбы и надежды лицу, по простертым к нему рукам, потом взгляд его словно бы прошел сквозь нее, и вот уже след мужчины простыл. Сара в испуге и смущении отпрянула назад, еще сильнее вжалась в стену и приготовилась к долгому терпеливому ожиданию Айвора.

5

Было почти десять часов вечера, и они уже собирались на ночь запереть документы в сейф, когда позвонила леди Урсула. Вернулся Гордон Холлиуэлл, и она была бы признательна, если бы полиция смогла встретиться с ним прямо сейчас. Он и сам хочет поскорее поговорить с полицейскими. Завтра у них обоих очень загруженный день, так что трудно сказать, смогут ли они найти время для встречи. Дэлглиш знал, что Массингем, будь он на его месте, твердо ответил бы, что они приедут завтра утром, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать, что полиция строит свою работу, сообразуясь с собственными потребностями, а не с нуждами леди Урсулы. Дэлглиш же, который с нетерпением ожидал момента встречи с Гордоном Холлиуэллом и никогда не испытывал потребности утвердить свой авторитет или потешить чувство собственного достоинства, сказал, что они постараются приехать как можно скорее.

Дверь открыла мисс Мэтлок. Она секунды две смотрела на них утомленным неприветливым взглядом, прежде чем отступить в сторону и пропустить в дом. Дэлглиш заметил, что кожа у нее посерела от усталости, а плечи расправлены несколько даже неестественно-горделиво. Ее длинный халат из цветастого нейлона туго обтягивал грудь и был подпоясан завязанным на два узла поясом — будто она боялась, как бы они не сорвали его.

— Я не одета для посетителей, — сказала она, сопроводив слова неловким движением, указывающим на халат. — Мы собирались лечь пораньше. Я не ожидала, что вы еще раз сегодня придете.

— Приношу свои извинения, что снова побеспокоили вас. Если вы хотите ложиться, быть может, мистер Холлиуэлл выпустит нас?

— Это не его работа. Он всего лишь шофер. Запирать дом — моя обязанность. Леди Урсула, правда, попросила его завтра отвечать на телефонные звонки, но это неуместно, неправильно. После шестичасовых «Новостей» мы не знаем ни минуты покоя. Если так будет продолжаться дальше, это убьет леди Урсулу.

Пока мисс Мэтлок вела их по коридору мимо восьмигранного кабинета, шаги по мраморному полу гулко раздавались в тишине. Второй раз за этот день они прошли через обитую дверь в заднюю часть дома и наконец, спустившись на три лестничных марша, очутились перед дверью черного хода. Дом стоял затихший в торжественном ожидании, напоминая опустевший театр. Как это часто случалось с ним в домах жертв преступлений, Дэлглиш ощутил в словно бы разреженном воздухе некое безмолвное присутствие. Мисс Мэтлок отодвинула задвижки, и они оказались на заднем дворе. Три статуи в стенных нишах были слабо освещены и как будто парили, тускло мерцая, в неподвижном воздухе. Ночь была на удивление тихой для осеннего времени, из какого-то ближнего сада веяло ароматом кипарисов, Дэлглишу на миг даже почудилось, будто он перенесся в Италию. И еще ему показалось неуместным то, что статуи освещены, — от этого красота дома обретала праздничный вид, между тем как Бероун, окоченевший, словно замороженная мясная туша, лежал в морге в своем пластиковом саване. Прежде чем последовать за мисс Мэтлок через вторую дверь, ведущую к старым конюшням, он инстинктивно протянул руку к выключателю.

Задняя часть стены была лишена каких бы то ни было украшений; останки великолепия восемнадцатого века не предназначались для глаз лакеев и кучеров, которые некогда наверняка жили при конюшнях. Мощеный двор вел к двум большим гаражам. Двойная дверь левого была открыта, и в свете длинных флуоресцентных ламп они увидели, что вход в квартиру находился на верхней площадке кованой железной лестницы, пристроенной сбоку к внутренней гаражной стене. Мисс Мэтлок показала на эту верхнюю дверь и сказала:

— Вы найдете мистера Холлиуэлла там, — после чего, словно желая объяснить причину такого пышного именования шофера, добавила: — Он служил сержантом в полку покойного сэра Хьюго, был награжден за храбрость Военной медалью.[12] Вероятно, леди Урсула вам это уже говорила. Он не заурядный шофер-слуга.

«Интересно, что могло означать это «не заурядный шофер-слуга» в наши эгалитаристские времена, отрицающие понятие «прислуга»?» — подумал Дэлглиш.

Гараж был достаточно просторным, чтобы вместить в себя «ровер» и белый «гольф». Машины были припаркованы аккуратно, так что оставалось место и для третьей. Проходя мимо «ровера» в густом запахе бензина, они заметили, что гараж использовался и в качестве мастерской. В глубине, под высоким узким окном, стоял деревянный верстак с выдвижными ящиками, над которым располагалась доска с колышками, аккуратно увешанная всевозможными инструментами. К правой стене был прислонен мужской велосипед.

Не успел Дэлглиш поставить ногу на нижнюю ступеньку, как дверь наверху открылась и в осветившемся проеме обрисовалась мужская фигура. Когда они подошли поближе, он увидел, что мужчина был и старше, и ниже, чем он ожидал, — его рост едва укладывался в требования устава, но широкие плечи и военная осанка сразу же производили впечатление сдержанной силы. Кожа у него была очень смуглой, прямые черные волосы, явно гораздо более длинные, чем во времена армейской службы, падали на лоб едва ли не до самых бровей, пересекая его, словно рельефные шрамы над глубоко посаженными глазами. Короткий нос с широкими ноздрями, решительный рот над квадратным подбородком дополняли портрет. На мужчине были отлично скроенные бежевые брюки и клетчатая шерстяная рубашка с открытым воротом. Во всем его облике не было ни тени усталости, он казался таким же бодрым, как если бы сейчас было утро. Мистер Холлиуэлл посмотрел на них проницательным, но лишенным всякого беспокойства взглядом — эти глаза видели кое-что похуже, чем пара следователей уголовного розыска, явившихся среди ночи. Отступая в сторону, чтобы дать им пройти, он сказал:

— Я как раз варю кофе. Или вы предпочитаете виски? — Его речь была почти безупречна.

Они согласились выпить кофе, и он вышел через дверь в дальней стене комнаты. Послышался шум льющейся воды, звяканье крышки о чайник. Низкие окна длинной и узкой гостиной выходили на заднюю сторону стены. Будучи хорошим архитектором, Соун сделал так, чтобы полностью защитить частную жизнь семьи: конюшни были видны только из окон верхнего этажа. Через другую, открытую, дверь в дальней стене можно было разглядеть край односпальной кровати. Викторианский камин у них за спиной, небольшой, с изящно выкованной чугунной решеткой, с резным деревянным ограждением и элегантной нишей, напомнил Дэлглишу о камине в церкви Святого Матфея. Современный электрический обогреватель был включен в розетку, расположенную рядом с камином.

Сосновый стол с четырьмя стульями вокруг занимал середину комнаты, по обе стороны камина стояли два весьма потертых кресла. В простенок между окнами был встроен верстак, над ним — доска с инструментами, поменьше, чем в гараже, и более изящная. Увлечением Холлиуэлла, очевидно, была резьба по дереву. Сейчас он работал над Ноевым ковчегом с каноническим набором животных. Детали ковчега были красиво соединены «ласточкиным хвостом», и вся великолепная конструкция подведена под составленную из узких планок крышу. Уже законченные фигурки животных — пары львов, тигров и жирафов — казались менее тщательно вырезанными, но, безусловно, были без труда узнаваемы, и в них даже играла жизнь.