Девушка с татуировкой дракона - Ларссон Стиг - Страница 6

– Я и не знал, что капиталисты с таким энтузиазмом ударились в благотворительность.

– Уж поверь, это было хрустальной мечтой любого из них. Россия и восточные государства являются, пожалуй, крупнейшим в мире незаполненным рынком после Китая. Промышленность помогала правительству без больших хлопот, тем более что компании несли ответственность лишь за малую долю расходов. УПП поглотило в общей сложности порядка тридцати миллиардов налоговых крон. Ожидалось, что деньги вернутся в форме будущих прибылей. Формальным инициатором создания УПП являлось правительство, но влияние промышленности было столь велико, что на практике руководство программы пользовалось полной независимостью.

– Понятно. За этим тоже что-то кроется?

– Не спеши. Когда проекты запускались, никаких проблем с финансированием не возникало. Финансовый рынок Швеции еще отличался стабильностью. Правительство было довольно тем, что благодаря УПП могло говорить о крупном шведском вкладе в дело установления демократии на востоке.

– Все это, стало быть, происходило при правительстве консерваторов.

– Не мешай сюда политику. Речь идет о деньгах, и глубоко наплевать, назначают министров левые или правые. Значит, дело двинулось полным ходом вперед, а дальше возникли валютные проблемы, да еще несколько недоумков из числа новых демократов – помнишь «Новую демократию»?[21] – завели песнь о том, что общественность не получает информации о деятельности УПП. Один из их грамотеев перепутал УПП с Управлением в области международного сотрудничества и решил, что речь идет о каком-то дурацком проекте поддержки реформ вроде танзанийского. Весной девяносто четвертого года была назначена комиссия для проверки деятельности УПП. К тому времени уже накопились претензии к нескольким проектам, но первым обследовали «Минос».

– И Веннерстрём не смог отчитаться, на что пошли деньги.

– Напротив. Веннерстрём представил прекрасный отчет, из которого следовало, что в «Минос» было вложено около пятидесяти четырех миллионов крон, но в отсталой Польше имеются слишком серьезные проблемы структурного характера, препятствующие работе современного предприятия по производству упаковок, и его предприятие не выдержало конкуренции с аналогичным немецким проектом. Немцы как раз занимались скупкой всего Восточного блока.

– Ты сказал, что он получил шестьдесят миллионов крон.

– Именно. Деньги УПП работали по принципу беспроцентного займа. Естественно, предполагалось, что компании в течение ряда лет часть денег вернут. Однако «Минос» обанкротился, и проект потерпел неудачу, но винить в этом Веннерстрёма было невозможно. Тут вступили в действие государственные гарантии, и убытки Веннерстрёму возместили. От него попросту не потребовали возврата денег, пропавших при банкротстве «Миноса», а он сумел к тому же доказать, что лишился соответствующей суммы из собственных средств.

– Погоди, правильно ли я все понимаю? Правительство, получив миллиарды от налогов, снабдило ими дипломатов, и те открыли дорогу. Деньги перешли в руки промышленников, и те использовали их для инвестиций в совместные предприятия, от которых потом была получена рекордная прибыль. Иными словами, все как обычно. Кто-то выигрывает, а кто-то оплачивает счета, и мы знаем, кто в какой роли выступает.

– Ты циник. Займы должны были возвращаться государству.

– Ты сказал, что они были беспроцентными. Следовательно, это означает, что налогоплательщикам, предоставившим свои средства, в результате не досталось ничего. Веннерстрём получил шестьдесят миллиончиков, пятьдесят четыре из которых он инвестировал. А куда подевались остальные шесть миллионов?

– В ту же минуту, когда стало известно, что проекты УПП будут подвергаться проверке, Веннерстрём отправил в УПП чек на шесть миллионов и вернул разницу. Тем самым, чисто юридически, в деле была поставлена точка.

Роберт Линдберг умолк и посмотрел на Микаэля с вызовом.

– Звучит, как будто Веннерстрём растратил немного денег УПП. У «Сканска» исчезло полмиллиарда, а история с «золотыми парашютами» директоров «АВВ» обошлась где-то в миллиард – вот уж что действительно возмутило народ. А тут, похоже, и писать-то особенно не о чем, – сказал Микаэль. – Сегодняшний читатель уже пресытился статьями о некомпетентных дельцах, даже если речь идет о деньгах от налогов. В этой истории есть что-нибудь еще?

– Это только начало.

– Откуда тебе известно о махинациях Веннерстрёма в Польше?

– В девяностых годах я работал в Торговом банке. Угадай, кто проводил проверки для представителя банка в УПП?

– Вот оно что. Расскажи-ка.

– Значит, в двух словах все обстояло так. УПП получает от Веннерстрёма объяснение. Составляются бумаги. Оставшиеся деньги возвращаются. Вернуть шесть миллионов – это было придумано очень ловко. Если кто-то появляется на пороге с мешком денег, которые он хочет тебе отдать, ты ведь, черт побери, ни за что не усомнишься в честности его намерений.

– Ближе к делу.

– Но, дорогой Блумквист, я ведь и говорю о деле. В УПП отчетом Веннерстрёма остались довольны. Капитал, разумеется, отправился ко всем чертям, но к тому, как его вкладывали, никаких претензий не было. Мы просмотрели счета, трансферты и все остальные бумаги. С отчетностью всюду полный порядок. Я в это поверил. Мой шеф тоже. В УПП поверили, и правительству было нечего добавить.

– В чем же загвоздка?

– Вот теперь история принимает деликатный характер, – сказал Линдберг. Внезапно он как-то резко протрезвел и больше не казался пьяным. – Поскольку ты у нас журналист, имей в виду, что это не для печати.

– Брось. Не можешь же ты сперва выдать мне информацию, а потом взять да и заявить, что я не имею права ею воспользоваться.

– Конечно могу. Но то, что я тебе рассказал, отнюдь не является тайной. При желании можешь пойти и ознакомиться с отчетом. Об остальном – о чем я еще пока не рассказал – ты тоже можешь написать, но при условии, что я там буду фигурировать в качестве анонимного источника.

– А, вот так? Но, согласно общепринятой терминологии, «не для печати» означает, что мне сообщили нечто по секрету и писать об этом я не имею права.

– Плевать я хотел на терминологию. Пиши, что тебе заблагорассудится, но я – твой анонимный источник. Договорились?

– Само собой, – ответил Микаэль.

Задним числом, конечно, стало ясно, что он совершил ошибку, когда дал такой ответ.

– Ну ладно. Значит, вся история с «Миносом» разыгрывалась лет десять назад, сразу после падения Берлинской стены, когда большевики начали становиться добропорядочными капиталистами. Я был одним из тех, кто проверял Веннерстрёма, и мне все время казалось, что в этой истории что-то нечисто.

– Почему ты ничего не сказал в процессе проверки?

– Я обсуждал это со своим шефом, однако зацепиться оказалось не за что. Все бумаги были в порядке, и мне оставалось только поставить свою подпись под отчетом. Но потом каждый раз, когда я натыкался на имя Веннерстрёма в прессе, мои мысли возвращались к «Миносу».

– Ясно.

– Видишь ли, несколькими годами позже, в середине девяностых, мой банк вел кое-какие дела с Веннерстрёмом. По правде говоря, дела довольно крупные. И получилось не слишком удачно.

– Он надул вас на деньгах?

– Нет, не так грубо. Обе стороны на этом заработали. Проблема скорее в том, что… даже не знаю, как это объяснить. Сейчас я уже начинаю говорить о собственном работодателе, и мне бы не хотелось вдаваться в подробности. Однако меня поразило, насколько неблагоприятное общее впечатление от всего этого осталось. А в СМИ Веннерстрём изображается как великий экономический оракул и за счет этого живет. Доверие – его капитал.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду.

– У меня же сложилось впечатление, что этот человек попросту блефует. Никакими особыми экономическими талантами он не блистал. Напротив, в некоторых вопросах его знания казались мне невероятно поверхностными. У него было несколько действительно толковых молодых бойцов в качестве советников, но сам он мне откровенно не нравился.