Сага о королевах - Хенриксен Вера - Страница 46

И тут меня обняла теплая рука.

Издалека до меня донесся голос, который звучал сначала едва слышно, а потом все громче и громче.

— Ниал! Ниал! Ниал!

— Да, — ответил я.

— Давай поговорим — как мы говорили раньше.

Гуннхильд прижалась ко мне.

Ее присутствие давало мне надежду выжить. Выжить в стране смерти.

Я сидел по-прежнему с закрытыми глазами, не хотел видеть действительность, не хотел ничего замечать, но я обнял Гуннхильд и стал гладить ее лицо. Я хотел ее как женщину, и она была готова отдаться мне.

Но тут я закричал:

— Нет!

Она с огорчением вздохнула, когда я отпрянул от нее.

И то, что чуть было не произошло, заставило меня вернуться к жизни.

— Я принес слишком много горя близким мне людям. И мне бы не хотелось причинять боль тебе.

— О какой боли ты говоришь?

— Три раза я убивал против своей воли. Я несу людям смерть. Ты хочешь умереть?

— Три раза против своей воли. Тогда ты убивал и по собственной воле. В сражении?

Я с удивлением посмотрел на Гуннхильд:

— Это совсем другое дело.

— Я тебя не понимаю. В битве ты убиваешь людей — и не знаешь, куда направятся их души — в ад или рай. Но это тебя не беспокоит. Зато сейчас ты мучаешь себя из-за нескольких неосторожных слов, сказанных Астрид.

— Гуннхильд, убить воина в сражении совсем другое дело, даже если ты не можешь понять этого. Что же касается Астрид, то все намного хуже, чем ты думаешь. Я понял ее так хорошо, потому что у меня были для этого причины. Я заметил ее ненависть к конунгу, о которой не подозревала даже она сама. Но не мне ее судить. Я сам не сумел простить.

— Ты снова говоришь загадками. Почему ты так хорошо понимал Астрид? О каких причинах ты говоришь? И что ты не сумел простить?

Гуннхильд очень ласково говорила со мной.

Я вздохнул. Правда свернулась драконом в глубине моей души. Сейчас дракон хотел вырваться наружу.

— Я рассказал тебе, что убил Бригиту. И что ее тело викинги выбросили за борт. Я рассказал тебе о пытках, которым меня подвергли. Что они хотели меня заставить сказать им свое имя. И как потом они боялись, что я умру у них на руках. Они считали, что лучше уж меня продать, если ничего не получается с выкупом.

Но перед тем как начать меня пытать, они унизили меня, растоптали мою душу. Они угрожали употребить меня как женщину. И это оказались не пустые угрозы. Они связали меня, и сделали это… один за другим…

Я не мог произнести больше ни слова. На глаза выступили слезы, которые я сдерживал столько лет. Унижение, боль и чувство потери собственного тела, всплыли в моей памяти.

Я старался забыть это, не вспоминать.

И вспомнил лишь в последние дни, когда слушал рассказ королевы Астрид, когда разговаривал с Торой, когда Лохмач бросил мне — «ты так и не простил…»

Гуннхильд сидела в молчании. Затем схватила мою руку и приложила ее к щеке, поцеловала и долго-долго держала в своих ладонях.

— Ты меня не презираешь за это?

— Почему я должна тебя презирать?

— Я не знаю, смогу ли когда-нибудь вновь стать мужчиной.

— О чем ты говоришь?

— Как я могу лечь с женщиной, когда знаю, что значит быть изнасилованным?

Гуннхильд улыбнулась.

— А кого ты собираешься насиловать?

— А что значит вообще насиловать? Бригита по собственной воле отдалась мне, но она была еще так молода. Я взял ее, вторгся в ее жизнь и ее тело. И ей пришлось заплатить за мое удовольствие собственной жизнью. И даже если ты сейчас по собственной воле станешь принадлежать мне, то я все равно стану использовать твое тело. Наши жизни переплелись, и я хочу сказать, что жить со мной будет очень трудно.

Она ничего не сказала и я продолжил:

— Теперь ты понимаешь, что не мне судить Астрид? Я смог простить викингам то, что они превратили меня в раба, но не то, что они взяли меня силой.

Гуннхильд подумала над моими словами и сказала:

— Для женщины все может быть по-другому. Она может получить власть, если станет удовлетворять желание мужчины. И тем не менее, я думаю, ты был прав — Астрид так никогда и не смогла простить конунга. И как только у нее появлялась возможность, она старалась отомстить конунгу, отказывая ему в любви. Она чувствовала к нему жалость, только когда конунг был унижен и раздавлен.

Гуннхильд замолчала, и мне нечего было добавить.

Внезапно она заговорила, не глядя на меня:

— Ты сказал, что нам будет трудно жить вместе. Но может, ты все-таки женишься на мне?

Я был настолько удивлен, что на мгновение потерял дар речи и открыл рот.

— Ты шутишь, Гуннхильд? Ты просишь жениться на тебе твоего же раба?

— Я никогда не считала тебя рабом. И своим происхождением ты намного превосходишь мое. Кроме того, вдова сама в праве решать, за кого ей выйти замуж. Так зачем же мне шутить?

Я попытался привести свои мысли в порядок.

— Но в моем состоянии…

— Ты не хочешь или боишься?

Гуннхильд, Гуннхильд — женщина с Острова Радости, где мгновение длится вечность, и где нет ни греха, ни печали.

— Не то, чтобы я не хотел. Но у меня есть гордость, и я не хочу, чтобы ты выходила за меня замуж из жалости.

— Ниал, — ответила она, — Ниал с тысячью строк и тысячью сказок. Ниал с радостью и горем. Неужели ты думаешь, что я прошу жениться на мне, потому что мне тебя жалко?

— Ниал со стыдом и смертными грехами, — возразил я, — Ниал со шрамами, которые всегда будут напоминать ему о рабстве. Ниал, у которого нет иного имущества, кроме даров королевы Астрид. Ниал с тоской по Ирландии.

Она вновь улыбнулась:

— Ну, все это я выдержу. И твой ад тоже.

Я подозревал, что только ее любовь и участие смогут вернуть меня к жизни. Мне казалось, что она вытаскивает меня из объятий смерти. Но смогу ли я не причинить ей боли и страданий?

— Но я даже не знаю, смогу ли вновь стать мужчиной. Я очень хочу тебя, но не знаю, получится ли… Может, я буду бессилен, как конунг Олав…

— Тогда мы обретем радость в другом.

Только тут я наконец смог почувствовать себя счастливым.

Мы поклялись друг другу в верности. Я попросил Гуннхильд позвать свидетелей. Я хотел, чтобы она была уверена во мне.

В качестве свидетелей Гуннхильд выбрала Хьяртана Ормссона и Торгильса Бьёрнссона. Жена Торгильса тоже пришла с ним.

Единственное, что я мог дать Гуннхильд в качестве свадебного подарка, было золотое кольцо Астрид.

Хьяртан выпил праздничного пива и пробормотал, что сам лично отведет нас в супружескую постель. Я вспомнил о его пари с дружинниками по нашему с Гуннхильд поводу и предпочел бы вообще не слышать этого замечания.

Торгильс вел себя более скромно и потащил Хьяртана к дверям.

Но в дверях Хьяртан оглянулся:

— Пусть меня утащат тролли, если я думал, что ты будешь здесь хозяином, Ниал!

Только тут до меня дошло, что моя страна Тирнанег — не только сладкая музыка и яркие цветы, но и обязанности.

В нашу первую супружескую ночь Гуннхильд было мало от меня радости. Я сразу же уснул, как только мы легли в постель.

И проснувшись утром в ее постели, я был в страшном смятении. Я представил, как должен был чувствовать себя Иона, когда кит выплюнул его на незнакомый берег. У него было преимущество называться пророком, а у меня такого преимущества не было.

Полог на кровати был откинут, и к нам проникал свет.

В палатах никого не было, но снаружи слышались голоса. Я подумал, о чем сейчас все разговаривают.

Гуннхильд тихо спала рядом, я даже не различал в полутьме черт ее лица.

И я вспомнил все, что случилось за последние недели.

Со дня Святого Николая до Рождества прошло не так уж и много дней. И именно в праздник Святого Николая раб Кефсе преклонил колена пред своей королевой и она повелела ему записывать рассказ Астрид. С того дня меня нес неукротимый шторм, волны кидали меня в разные стороны, и я совершенно растерялся.

Шторм был верным словом, чтобы описать смятение в моей душе. Я почувствовал это еще тогда, в день Святого Николая. И процитировал тогда вису. Сегодня же я вспомнил всю песнь: