Королевское зерцало - Хенриксен Вера - Страница 5

Харальд рассказал, что это их отец Торфинн ярл сын Сигурда Толстого привез на Борг епископа.

Торфинн был упрямый, жестокий и своенравный. Но, совершив паломничество в Рим, он точно переродился.

— Хотелось бы мне узнать, как это папе римскому удалось укротить его, — сказал Харальд.

Он не упускал случая выразить презрение к западным епископам, но больше всех не жаловал папу римского.

Епископа Торольва, норвежца по происхождению, рукоположенного архиепископом Гамбургским и Бременским, Торфинн привез из Йорвика. И построил для него на Борге церковь во имя Христа Спасителя. В алтаре церкви хранился ларец с величайшей святыней — покровом, который касался раки апостола Петра. Торфинн получил его от самого папы.

— Пожалуй, и я мог бы извлечь выгоду из Олава Святого, — сказал Харальд, высоко подняв одну бровь. — Почему бы мне не начать торговать тем, что от него осталось. Подумай, сколько ткани можно купить на одну нумизму и продать ее, разрезав на лоскуты, прежде чем люди заподозрят неладное. Можно дорого брать за эти лоскуты или дарить их в знак особой милости.

Рядом с церковью Торфинн построил себе усадьбу. В ней он провел остаток жизни и широко прославился своими добрыми делами. Не так давно он умер, и его похоронили у церковной стены.

В тот день Эллисив пришла в церковь Торфинна. Она часто молилась здесь за конунга Харальда.

Однако вымаливать ему победу она не смела — она молилась о спасении души Харальда и просила дать ей силы перенести грядущие испытания. Стоя на коленях на земляном полу, она произносила слова, дававшиеся ей с трудом и причинявшие боль.

Скрипнула дверь, Эллисив вздрогнула и обернулась.

Вошел священник. Увидев Эллисив, он было остановился, но потом прошел к алтарю. От его проницательного взгляда Эллисив сделалось не по себе.

Она поднялась с колен и села на каменную скамью у стены.

Что-то необычное было в этом священнике, он как будто избегал ее. Она видела его уже не раз, но он никогда не приветствовал ее, как другие священники. Эллисив старалась припомнить, чем она могла вызвать такую враждебность. Ей казалось, что прежде она никогда не встречала его — у него было запоминающееся лицо: правильные черты и серовато-зеленые глаза со странным выражением. Она спросила у епископа Торольва, кто этот священник, но епископ, всегда такой обходительный, сделал вид, будто не слышал вопроса.

Эллисив отбросила мысли о священнике, Жизнь научила ее, что каждый имеет право на свою тайну. Она снова задумалась о Харальде.

С тех пор как они покинули Солундир, толком поговорить им так и не удалось. Лишь накануне отплытия с Оркнейских островов Харальд ненадолго остался с Эллисив с глазу на глаз.

— Почему ты такая грустная? — спросил он. — Разве тебе не хочется стать королевой Англии?

— Хочется, но не любой ценой, — ответила Эллисив. — Ты же сам сказал, что пойдешь в этот поход, даже если это противно воле Божьей.

— Не укоряй меня за это.

Эллисив с удивлением посмотрела на Харальда. На ее памяти он впервые допустил, что его поступок может заслуживать укора.

Он был очень серьезен, на лице не было и тени усмешки.

— На этот раз мне нельзя отказываться от похода, — сказал он. — Судьба предопределила его еще при жизни моей матери.

— Почему ты так считаешь?

— Всю жизнь я шел к этому походу. Мне было предназначено стать конунгом, но жажда власти во мне так велика, что одной Норвегии мне мало. Я долго ждал такого благоприятного случая.

— Не понимаю.

— Сейчас поймешь. Этой зимой, после смерти конунга Эдварда сына Адальрада, престол Англии занял Харальд сын Гудини. Но кто такой Харальд? И кто был Гудини, его отец? Гудини стал ярлом Кнута Могучего, но добиться у Гудини или у его сыновей, к какому роду они принадлежат, не мог никто, одно ясно — они не из хёвдингов. С конунгами Харальд сын Гудини породнен разве тем, что мать его была сестрой Ульва ярла, женатого на Астрид дочери Свейна конунга, сестре Кнута Могучего. Но это еще не дает ему права наследовать английский престол.

— Я с тобой согласна. Ну а что ты скажешь о Тости ярле, брате Харальда сына Гудини, который был в Норвегии в начала лета? Вы как будто расстались друзьями?

— Вряд ли это можно назвать дружбой. Тости — лукавый человек, он и сам не прочь стать конунгом Англии. Да только сил не хватает. Вот он и задумал добыть себе власть чужими руками. Сперва он побывал в Руде, где подбивал Вильяльма Незаконнорожденного выступить против Харальда, родного брата Тости. Потом приехал в Норвегию и уговаривал меня принять участие в походе на Англию. Я-то понимаю, он надеется, что Харальд сын Гудини, Вильяльм Незаконнорожденный и я уничтожим друг друга и откроем ему путь к престолу.

— Не понимаю, зачем тебе с ними связываться. Это хуже собачьей свары.

— У меня все рассчитано точно, как при постройке корабля. Вильяльм Незаконнорожденный готов к походу на Англию. Это я знаю наверняка. Мне даже сдается, что он в пути, если уже не прибыл туда. Я хочу, чтобы он сразился с Харальдом сыном Гудини. А я буду сражаться с победителем, который, скорее всего, будет уже так ослаблен, что я с легкостью разобью его.

— А Тости сын Гудини, как ты с ним поступишь?

Харальд засмеялся.

— Там видно будет. Тости клялся, что обеспечит мне в Англии сильную поддержку. Если он обманет меня, ему несдобровать, если же это правда, я, возможно, позволю ему сохранить звание ярла.

Эллисив промолчала.

— Теперь ты понимаешь, что откладывать поход нельзя?

Эллисив не отвечала.

— Молчишь?

Ей казалось, что ему почему-то очень важно получить ее одобрение.

— Конечно, любой скажет, что тебе, скорей всего, удастся одержать победу, — задумчиво сказала Эллисив. — Но если твоя победа не угодна Богу?

— Елизавета, ты хуже священника!

— Еще бы, ведь твои священники не смеют тебе перечить.

— Ты не хочешь, чтобы я победил?

— Если ты завоюешь Англию, ты угомонишься?

— Пожалуй, — не сразу отозвался он. — Впрочем, не знаю. Неплохо было бы завладеть Дублином. Ирландцы так грызутся между собой, что сладить с ними ничего не стоит. Потом Дания — я не прочь ощипать Свейна сына Ульва, как глухаря.

Он опять засмеялся, его стремление к власти было заразительно, и Эллисив стоило большого труда не поддаться ему.

— Зачем тебе столько владений?

— Не дочери Ярослава спрашивать про это. В моих руках окажется вся торговля на западе, так же как в руках твоего отца оказалась торговля на востоке, когда он взошел на Киевский престол.

— Тогда почему бы тебе не завладеть и Рудой, чтобы закрепить за собой весь торговый запад? — предложила Эллисив.

— Ты права. — Харальд не заметил в ее словах насмешки. — Но Руда [11] так и так окажется в моих руках: если Харальд сын Гудини и разобьет Вильяльма Незаконнорожденного, я потом разделаюсь с Харальдом, если наоборот — одержу верх над Вильяльмом.

Теперь ты видишь, мне необходимо идти в Англию. Даже сам Господь должен понять это.

Эллисив помолчала. Потом произнесла:

— Ладно, меня ты убедил. Но боюсь, что Господа Бога уговорить не так просто.

Харальд улыбнулся, поднял бровь.

— Отчего же? За меня будут молиться благочестивые женщины. Ты и наша Мария. Да еще Пресвятая Богородица с добрыми глазами. Она как ты, с ней тоже легко разговаривать. Я строил церкви во имя Богородицы, и она прежде всегда помогала мне. Небесная владычица не слишком сурова.

— Ты хочешь завоевать полсвета, а женщины должны спасать твою душу?

Харальд расхохотался и обнял Эллисив.

— Ты угадала. Это как раз то, что мне нужно.

Они помолчали.

— Елизавета, — неожиданно сказал Харальд, — а ведь ты когда-то сама воодушевляла меня на битву.

— Это было давно.

— Разве ты забыла, как рассказывала про Святослава, своего прадеда, который воевал всю жизнь и подчинил себе многие народы? Походка у него была легка, как у леопарда. В походы он не брал ни возов, ни котлов, ел мясо, испеченное на углях. Шатра он не имел — засыпал, где сморит сон, положив под голову седло. Тебе хотелось, чтобы я походил на Святослава, а не на твоего осторожного, мудрого отца. Вспомни!